Экстона она обнаружила в большом зале, где милорд отдавал распоряжения на день. Сама Линни ни разу не видела, как занимался ежедневными насущными делами ее муж, но по слухам знала, что непосильного бремени на крестьян деревеньки Мейденстон он возлагать не стал. К тому же он создал здесь суд, и Норма рассказывала, что он засадил в темницу дубильщика кож за то, что тот в пьяном виде отлупил свою жену — племянницу Нормы. Новый лорд оставил также в распоряжение крестьян строевой лес, что бы они могли восстановить сожженные во время осады амбары и склады, и не взял за это никакой платы. Поговаривали и о том, что милорд собирается ввести празднование начала весенней посевной, приуроченное ко Дню святой Дафны, которое будет сопровождаться народными гуляньями со всевозможными состязаниями.

«Что и говорить, этот человек умеет привлечь на свою сторону сердца подданных — и своей жены тоже», — подумала Линии, останавливаясь у открытой двери и заглядывая внутрь.

Он сидел в резном кресле сеньора, к которому был придвинут стол, а перед ним стояла редкая цепочка просителей. В данный момент Экстон выслушивал крупного грузного мужчину, чья одежда была обсыпана как пудрой какой-то странной белой пылью. «Мельник», — смекнула Линии. За спиной мельника стояли молодая женщина приятной наружности и юноша, на лице которого было написано уныние. Мельник, о чем-то взволнованно повествуя, отчаянно жестикулировал, время от времени тыча пальцем в молодую, пару. Линни овладело сильнейшее любопытство, и она невольно подалась вперед, чтобы узнать, о чем шла речь.

— …оказался ленивым и ужасным мотом. У него нет денег, чтобы заплатить налог за женитьбу, — жаловался мельник, с негодованием глядя на молчавшего, как истукан, парня.

Экстон откинулся на спинку кресла и потер пальцем бородок.

— Я так понимаю: ты вносить плату за свою дочь и ее жениха не намерен.

— Если он не может заплатить, стало быть, жениться еще рано! — воскликнул мельник, багровея от злости.

— Но, отец… — вступила было в разговор девушка, ? только сразу же замолчала, заметив негодующий жест мельника. Линни стояла достаточно близко, чтобы видеть, как ее глаза наполнились слезами. Юноша же в надежде успокоить невесту робко обнял ее за талию, хотя мельник при виде подобной развязности нахмурился еще больше. Это почти осознанное движение тронуло Линни до глубины души. Перед ней были двое влюбленных, которых жадный отец невесты намеревался разлучить, чтобы не платить положенный в таких случаях налог лорду. Она перевела взгляд на Экстона и заметила, что он на нее смотрит. Если он и удивился, увидев ее в зале, то никак этого не показал — его светло-серые глаза хранили бесстрастное выражение. Через минуту он снова перевел взгляд на мельника и его несчастную дочь.

— Коль скоро они вступили в связь, не освященный таинством брака, и при этом не имеют возможности внести соответствующую подать, мне остается одно: повелеть чтобы их выставили на день к позорному столбу, дабы жители деревни получили возможность на их примере убедиться в серьезостности сего деяния. Потом, когда у девицы вырастет живот, ее снова выставят у позорного столба, чтобы еще раз напомнить о последствиях, которые означенный грех может иметь. Разумеется, когда у нее родится ребенок, мать и дитя придется разлучить. Ублюдок не должен…

Дикий вопль, который издала молодая женщина, заглушил последние слова Экстона.

— Нет! Я не отдам свое дитя! Вы не можете, не должны его у меня забирать!

Если бы юноша не поддержал молодую женщину, она, вероятно, упала бы на пол. Надо сказать, что Линни была поражена случившимся ничуть не меньше обезумевшей от горя дочери мельника. Широко распахнув глаза, она смотрела на мужа, который вынес столь жестокое решение. Тот, однако, смотрел на мельника, а не на его рыдающую дочь. Когда Линни тоже перевела глаза на этого человека, она заметила, что его лицо из багрового сделалось пепельно-серым.

— Ну так как, мельник? Ты сам привяжешь дочь к позорному столбу или мне отрядить для этого своих людей? — осведомился Экстон. — Привязывать к столбу будем завтра, поскольку сегодня уже поздно. Привезешь ее с самого утра, чтобы жители Мейденстона смогли налюбоваться ею и подольше и усвоить, что девице так поступать нельзя.

Мельник молчал, будто воды в рот набрал. Было очевидно, что не такого сурового приговора он услышать из уст лорда

Но… милорд, я не знал… — Мельник снова замолчал, и в зале слышались только рыдания его несчастной дочери. Линни была больше не в силах выносить ее вопли. Она решительно направилась вперед, но взгляд Экстона приковал ее к месту. И тут заговорил мельник:

? Хорошо, милорд, я заплачу подать за свою дочь и этого сына. ? хотя он произнес эти слова очень тихо, все участники их услышали. Дочь мельника сразу прекратила рыдать и подняла залитое слезами лицо на отца. На бледной физиономии ее жениха затеплилось выражение надежды. Экстон ухмыльнулся.

— Ты заплатишь только половину подати, мельник. Жениху же придется поработать после захода солнца, чтобы внести недостающую часть суммы.

— Благодарю тебя, милорд, — приободрился юноша. Прижимая к себе невесту, словно величайшую драгоценность, он не уставал при этом низко кланяться Экстону. ? Благодарю тебя.

— Не благодари заранее, парень. Поскольку я прослежу, чтобы тебе поручали самую грязную и тяжелую работу. В твоем возрасте уже пора чувствовать мужскую ответственность, ведь ты собираешься произвести на божий свет человека. Если ты не в состоянии стать для него примером, в мои обязанности входит научить тебя этому. — Некоторое время Экстон молчал, а потом добавил: — Смотри, чтобы мне не пришлось всерьез взяться за твое обучение.

Потом Экстон подал знак сенешалю, и тот вывел кланяющуюся и благословляющую сеньора троицу из зала.

Пораженная, Линии не могла отвести взгляда от мужа. Он был суров — да, особенно по отношению к молодому человеку, но назвать его несправедливым было не правильно. Ему удалось заставить раскошелиться скуповатого мельника и доходчиво объяснить, что такое долг и ответственность легкомысленному юноше. Линии наконец-то поняла — намерения выставлять у позорного столба дочь мельника у него не было.

Ну есть ли на свете мужчина, который бы обладал такими же достоинствами, как Экстон? Ничего удивительного в том, что она его полюбила. Когда он жестом предложил ей подойти поближе она с готовностью ему подчинилась, поскольку надеялась на чувство справедливости и полагала, что он сможет бесстрастно рассмотреть ее просьбу. Как ни странно, Экстона порадовало присутствие на его утреннем приеме. Он довольно ловко утер носа зазнавшемуся скупердяю-мельнику и весьма доходчиво объяснил легкомысленному юнцу, что такое чувство долга и ответственности перед семьей. Жена стала свидетельницей его маленькой победы, и он испытывал от этого законное чувство гордости. В том, что она оценила его ум и проницательность, он был уверен. Об этом свидетельствовали блеск ее глаз и горячий румянец, проступивший на щеках.

— Не хочешь ли присесть? — спросил Экстон, указывая на стул, стоящий рядом с его величественным креслом.

— Нет, милорд. Я пришла сюда вовсе не для того, чтобы мешать твоим важным делам.

— И вовсе ты мне не мешаешь. Итак, скажи на милость, что я могу для тебя сделать? — И для себя тоже, подумал он, поскольку почувствовал сильнейшее напряжение в паху, которое появлялось у него всякий раз, когда он ее видел. Хорошо еще, что он сидел за массивным столом, который скрывал от посторонних глаз нижнюю часть его тела.

Линии направилась к нему медленной и нерешительной поступью, и Экстон сразу подметил ее нервозность. Он смотрел на жену и пытался понять причину ее внутреннего напряжения. Неужели она заметила, как сильно он ее хочет? А может, дело в том, что ее тоже снедает желание — под стать его собственному? Эта мысль настроила Экстона на игривый лад, и он, облокотившись о дубовую столешницу, стал дожидаться, что она ему скажет.

— У меня… У меня есть для тебя известие, милорд. И просьба, с которой я хочу к тебе обратиться. Не сомневаюсь, что ты уважишь ее, ибо тебе присуще чувство справедливости, в чем я имела возможность только что убедиться.