Экстон повернулся к брату, не скрывая охвативших его гнева и боли.

— Если ты и в самом деле хочешь помочь, то пойди и приведи мне девку. А еще лучше — двух, — с вызовом произнес он. ? Затем подготовь назавтра все, что нужно для учебного боя. Мы начнем с первыми лучами солнца. Сначала я буду бороться с Одо, потом займусь фехтованием на длинных мечах с Рейнолдом и на коротких — с Роджером. Прикажи также конюху оседлать двух лучших скакунов, поскольку я намереваюсь помериться силами с Хьюго в бою на копьях.

— Это что же — все сразу? За один день? — воскликнул Питер. Его глаза сделались круглыми от изумления.

— Я не имею права уступить в бою де Монфору, — произнес Экстон ледяным голосом.

Питер отступил на шаг, но все-таки кивнул брату в знак того, что его понимает.

— Если бы мне было позволено высказать свое мнение, — торопливо проговорил он, заметив, что Экстон начал хмуриться, — то я бы посоветовал тебе воздержаться сегодня ночью от женских ласк, хотя бы по той причине, что ты наметил на завтра столь основательные учебные бои.

— Я же просил тебя — пришли мне двух девок, — сказал, как отрубил, Экстон не допускающим возражения тоном. — И помолись богу, чтобы они знали свое дело хорошо и помогли мне сбросить напряжение. В противном случае завтра будет столько переломанных рук и пробитых голов, что вы все пожалеете.

Питер без дальнейших рассуждений отправился выполнять приказ, и Экстон облегченно вздохнул. Отнюдь не являясь источником его гнева, брат вел себя так, что на нем хотелось этот гнев выместить. Уж лучше было измотать себя до крайности, предаваясь любви с двумя безымянными девицами и размахивая длинным мечом во время учебного боя, нежели набрасываться на несчастного парня, который определенно желал ему добра.

Увы, человек, единственно заслуживающий стать объектом его гнева, был надежно от него защищен.

Некоторое время Экстон смотрел на дверь, раздумывая, уж не велеть ли ему в самом деле привести к нему эту девку. Она была заперта в кладовке рядом с кухней. Впрочем, и дверь, и замок, являясь символами несвободы, в данном случае служили ей неплохой защитой от его бешеного характера.

Приняв наконец решение, Экстон быстрыми шагами направился к двери, но, встретив в коридоре закутанную в покрывало фигуру, похожую на призрак, невольно попяться назад.

— Линни? — хриплым шепотом осведомился он, сам хорошенько не понимая, что говорит. Но каким образом она могла оказаться здесь, на третьем этаже? Разве что ее выпустил Питер?

Но вот женщина вступила в полосу неяркого света от пламени свечи, и Экстон узнал в ней свою мать. Испытанное им разочарование только усилило его гнев. До чего довела его эта женщина! Он называет ее именем собственную мать! Может быть, она ведьма и опоила его приворотным зельем? Или в ночной тишине прочитала над ним какое-нибудь заклятье? Но даже если это и так, он все равно ей не поддастся!

— Что привело тебя сюда, мать?

— Я только что разговаривала с Питером, — сказала она и вошла в комнату. От ее недреманного взора ничего не укрылось: ни искореженный кубок, ни открытое настежь окно, за которым ручьями проливал свои слезы дождь, ни диковатый вид ее сына. При свете свечи она выглядела маленькой и старой, но ни в коем случае не хрупкой и слабой. Даже погруженный в свои невеселые мысли, Экстон не мог этого не признать.

— Я не позволю тебе приводить в эту башню женщин, — сухо молвила она, окидывая его суровым взглядом.

Признаться, Экстон менее всего ожидал услышать от нее такие слова. Они настолько его изумили, что он, как в детстве, даже чуточку приоткрыл рот.

— Если ты и впредь собираешься якшаться с дурными женщинами, делай это в любом другом месте, но только не под одной кровлей со своей матерью. Хочу тебя, однако, предупредить, — тут она заговорила более мягким тоном, — что если ты полагаешь, будто такого рода забавы принесут тебе облегчение, то ты очень и очень ошибаешься. Ты обязан уладить это дело с Линни, не пользуясь услугами какой-нибудь несчастной, которая, по твоему мнению, должна ее заменить.

— Здесь нечего улаживать. Вернее, уладить уже ничего нельзя.

— Я знаю, какую она причинила тебе боль своим предательством…

— Никакой особенной боли, — запротестовал ее сын. — Она разъярила меня выше всякой меры — это правда. Выяснилось, что де Валькуры с ее помощью пытались сделать менее весомыми наши притязания на Мейденстонский замок. Но ей это не удалось и не удастся — ни ей, ни ее сестре.

— Я знаю, что ты собираешься бросить вызов сэру Юстасу, — тихо сказала леди Милдред, и в голосе ее прозвучали свечная печаль и страх за жизнь сыновей. Впрочем, протеста в нем не было, поскольку оба они понимали, что этот ее страх не заставит Экстона отказаться от боя.

— Отправляйся-ка ты лучше отдыхать, мама. Завтра я устраиваю показательные бои, чтобы как следует подготовиться к схватке с де Монфором. Ему не удастся снова лишить нас замка, хотя де Валькуры и сам герцог Генри будут оказывать ему всемерную поддержку. Черт, и зачем я вытаскивал этого щенка из воды при переправе через Рисл, когда имел возможность преспокойно наблюдать за тем, как он тонет?

Леди Милдред кивнула в знак того, что понимает его, но, однако ж, из комнаты уходить не торопилась. И снова заговорила, не обмолвившись при этом ни словом о двурушничестве молодого герцога.

— В сущности, я должна ненавидеть эту женщину, но не могу. Хотя я презираю ее за ложь не меньше, чем ты… мне кажется, я начинаю понимать, почему она на это пошла.

— Неужели? — саркастическим тоном осведомился Экстон.

— Кроме того, я уверена, что, если бы ей представилась возможность распутать этот узел, она с удовольствием бы это сделала.

Экстон презрительно поморщился.

— По-моему, сейчас бесполезно рассуждать на эту тему, поскольку у нее такой возможности нет. Иди к себе, мать, — со значением произнес он. — Иди и молись, чтобы мне удалось одолеть де Монфора.

Леди Милдред внимательно на него посмотрела.

— Да, я буду молиться за тебя, сын мой. Я буду молить бога, чтобы он дал тебе победу и принес мир твоей измученной душе. Но я буду молиться также и о том, чтобы ты не пытался облегчить свою сердечную боль, заключая в объятия падшую женщину — или даже двоих.

Экстон не мог вспомнить случая, когда бы его любящая, деликатная мать обсуждала с ним дела такого рода.

— Тебе не понять желаний мужчины, мама! — вскипел он.

— А ты не понимаешь женского сердца, — ответила она. — Экстон так и не выяснил, что она имела в виду — то ли свои чувства, то ли чувства Линни. Когда она направилась к выходу, он не стал ее окликать. В конце концов, какое ему дело до переживаний Линни? Тем более что ей наверняка было наплевать на то, что испытывал в данный момент он, Экстон.

Питер отослал в покои брата двух женщин, то есть поступил, как ему было ведено. Одна из них была молодая, свежая и весьма опытная жрица любви, в чем он уже успел убедиться на собственном опыте. За серебряную монету она была готова вытворять черт знает что. Вторая женщина была поплотнее и постарше и обладала парой самых больших грудей, какие ему когда-либо доводилось видеть. Ходили слухи, что Рейнолд уже не раз пускался в странствие меж этих двух белоснежных холмов.

Тем не менее, велев женщинам подняться в опочивальню лорда, Питер не мог избавиться от нахлынувшего на него чувства вины. Он плохо разбирался в тонкостях супружеских отношений, но догадывался, что Экстон поступал не совсем хорошо. Хотя эта женщина — Питер никак не мог приучить себя к мысли, что ее зовут Линни, — и предала Экстона, он, Питер, продолжал считать, что брату следовало воздержаться от разгула.

Но поскольку он все же испытывал неприязненные чувства к жене брата, это в какой-то степени уравновешивало чувство вины.

Интересно, раскаивалась ли эта женщина хоть немного своем поступке? Ведь она соблазнила и всерьез увлекла брата — в том, что все именно так и было, Питер ни чуть не сомневался. Она завладела всеми его помыслами, иначе Экстон не стал бы так убиваться. Что и говорить, а та самая Линни — прехитрая сучка!