К счастью, соображал я лучше, чем выглядел, а потому кое-что из происходящего всё же понимал.

- Ну-ка прекращай мне тут, - бубнил Кир, вряд ли осознавая, что говорит. - Ишь, разлёгся, ноги врозь! Как будто у нас на это время есть. Сейчас кровь остановим и дальше пойдём, будешь у меня и двадцать, и тридцать часов подряд топать. За такие-то выходки...

Поверх его сбивчивого бормотания раздавались тихие всхлипы. Лина ничего не говорила, её широко раскрытые глаза оставались сухими, но внутри неё будто что-то рвалось, вызывая резкие конвульсивные вздохи. Словно её одна за другой пронзали тончайшие рапиры.

С их стороны это было очень трогательное участие, но каждый из нас троих понимал, что я получил раны, не совместимые с жизнью. На мгновение перед глазами промелькнуло ухмыляющееся лицо Отражения, и прозвучал голос: «Ну что, разве не об этом я тебя предупреждал?» «Об этом» - хотел ответить я, но вместо этого выплюнул ещё одну порцию крови.

У меня оставалось ещё одно, самое последнее средство, но беда была в том, что я не помнил, какое. То, что могло меня спасти, скользило по самой кромке памяти вместе с тающим капля за каплей разумом. Я силился вспомнить, но не мог. Силы заканчивались. Потерянная кровь заменялась болью. Боль прибывала и прибывала, пока не накрыла меня с головой, а спасение всё ещё порхало где-то рядом, наблюдая за тем, как я тону и захлёбываюсь. Мешанина звуков накатывала волнами: стук, грохот, голоса; в какой-то миг мой слух так обострился, что вернулось и зрение.

Я распахнул глаза. Кир сидел рядом, привалившись к стене и обхватив голову руками. Лина гладила меня по волосам и смотрела так, как смотрят слепцы: насквозь, в никуда.

Едва увидев её, я вспомнил.

- Отойдите...

Сам я не услышал того, что сказал, но зато услышал взволнованный голос Лины:

- Что?

Меня окутала тьма, но звук всё ещё проникал сквозь её завесу. Я собрал остатки воли в кулак и выдавил:

- Отойдите... от меня!

За такую сложную фразу я поплатился новыми судорогами, а изо рта потоком хлынула кровь. На выдохе говорить не получалось, вдохи не получались в принципе, поэтому оставалось только беззвучно разевать рот - словно рыбе. Мир постепенно утопал в тишине.

- Зачем?! - голос девчонки словно доносился из-за стены.

Я не вполне понимал, жив я до сих пор или уже горю в аду, но мысль осталась, и тело выдало её уже без моего участия:

- Я сказал... отошли... от меня... на хрен!

На последнем слове я не удержался и выдохнул. Боль за одно мгновение переполнила моё сознание, и его потащило прочь - всё быстрее и быстрее...

Передо мной появилась серая точка. Я летел ей навстречу. Точка росла и постепенно превратилась в девушку. Она была мне незнакома. Она улыбалась. Ослепительно красивая и спокойная, она смотрела прямо мне в глаза, а серое платье едва заметно колыхалось, завораживая и успокаивая.

Я знал, что мы с ней встретимся, и жаждал этой встречи.

Я летел ей навстречу.

Она улыбалась.

На пути, откуда ни возьмись, появилось разъярённое Отражение, и прямо в моё безмятежное «я» ударило оглушительное: «Куда?! А ну назад!» Чья-то всесильная рука отвесила мне звонкую оплеуху, я ощутил жар и...

Попал в своё изуродованное тело, отозвавшееся тяжким вдохом на возвращение души. Рядом никого не было - только пустой коридор.

Больше мне ничего и не требовалось. В воображении мгновенно соткалось витиеватое плетение, опутывающее меня плотной паутиной.

 «Реинкарнация».

Я не был уверен, что это заклинание сработает, потому что оно вообще-то предназначено не для людей. Оно служит для того, чтобы вернуть Магу утраченную физическую оболочку. Маги - существа высшего порядка, которые способны существовать в виде энергетического сгустка, но когда умирает чародей-человек, его Дар разрушается чуть раньше, чем наступает смерть тела. Дисс показал мне «Реинкарнацию» на самый крайний случай, добавив, что сработать она может только в по-настоящему пограничном состоянии между жизнью и смертью. Если хватит  глубины Дара, и он не погибнет. И если хватит умения. И если хватит сил.

Мне, по счастью, хватило всего. Мой же Дар вырвал меня из умирающего тела, заключив в плотный энергетический кокон.

На какое-то время я оказался вне любых чувств, кроме кристально чистого самосознания. Пока «Реинкарнация» выворачивала наизнанку и перекраивала физическую оболочку, моё беспечное «я» нежилось в абсолютной свободе.

Я словно стал выше - или больше - всего, что можно ощутить или пожелать, легче самих мыслей, более того - я превратился в голую суть, квинтэссенцию себя. Без памяти, ума и прочей шелухи, необходимой для существования в физическом мире. Я был мёртв и бессмертен, без малейшего понятия «где» и «когда» я, и есть ли что-то вне меня. Это состояние идеально подходило для того, чтобы перенести вечность. Если бы для него существовало определение, оно бы состояло из несуществующих слов.

Но «Реинкарнация» была создана как раз для того, чтобы держать меня подальше от вечности. Закончив с телом, она освободила моё «я» из кокона и силком затолкала в исправленную оболочку.

Я успел сделать только один вдох, прежде чем окончательно провалился в беспамятство.

На этот раз - просто уснув.

*          *          *

Очнуться после «Реинкарнации» - это как проснуться с ужаснейшим в жизни похмельем, только ещё хуже. Все внутренности скручены спазмом, голова трещит, пить хочется так, словно в глотку засыпали половину Великой Пустыни. Так как тело по сути новое, все его чувства слегка сбрендили, и в результате хочется разодрать на себе кожу, чтобы унять зуд в мышцах. Правда, сил на это нет. Даже веки приподнять не так-то просто. Словом, нелёгкое это дело - воскресать.

Я пошевелился и с некоторым трудом выдавил из себя нечленораздельное мычание. Кто-то поблизости тут же встрепенулся и взволнованно позвал:

- Эй! Живой?

Глаза наконец-то разлепились, и я увидел Кира. Гном как-то осунулся, растрепался, белки у него покраснели - будто давно не спал. Под нос мне вдруг сунули чашку с водой; я, почти не кривясь от боли, попил и только потом заметил, что поит меня Лина. Она тоже выглядела не очень свежо, но всё равно лучше Кира. Они оба ждали от меня ответа, который я пока дать не мог. Из-за этого мне почему-то стало очень весело.

- Чего лыбишься? - взорвался гном. - Смешно тебе?!

Судорожно покашляв какое-то время, я справился с приступом неконтролируемого веселья и смог ответить:

- Живой, - онемевшие губы плохо слушались, но голос уже окреп. - Пожрать есть чего?

Судя по ответному взгляду Кира, он очень хотел ударить меня в лицо, но стиснул зубы и удержался. Лина молча полезла в сумку за припасами.

Я приподнялся и с опаской окинул себя взглядом. Оказалось, всё не так уж плохо. Туловище до самого пупка сплошь покрывали багровые рубцы, которые на немного посветлевшей коже смотрелись весьма контрастно. На месте резаной раны на бедре тоже красовался шрам. На вид всем повреждениям было больше недели.

- Долго я?..

- Двое суток, - буркнул Кир.

«Неплохо, - мысленно прикинул я. - Быстро заживает. Выглядит страшненько, но калекой я, похоже, не стал».

Лина положила передо мной мешочек с сушёными фруктами, показывая тем самым, что кормить меня не собирается. Пришлось напрячься самому. Меня трясло, как продрогшую собачонку, но двигаться я всё же мог, так что начал неторопливо жевать свою первую за двое суток еду.

- Я думал, хана тебе, - сказал гном. - Не выживают после таких ран.

- А я думал, вы так и не догадаетесь меня послушать, - отозвался я.

- Ну извини. Обычно тот, кто готовится откинуть копыта, просит о противоположном.

- Надеюсь, поняли потом...

- Поняли, поняли. Когда ты зарядил свою магическую хреновину, мы чуть не ослепли.

- Вас бы убило на месте, - пояснил я. - Меня вытащило, а вас - убило.

- Тебя вообще убить можно? - спросил Кир таким тоном, будто не удивился бы любому ответу.