Примерно через два часа хода Харон высадил нас на песчаном берегу. Буквально в двух шагах, за узким перевалом, начиналась пустыня. Нам предстояло пересечь ее и желательно не наткнуться на блуждающие Пески Уныния. Дедушка туда особо любознательных ссылает, дабы они несколько поумерили свой исследовательский пыл. Пара месяцев в Песках – и существу прямая дорога через Лету на перерождение, а мне туда не надо. Пока я расти буду и окружающий мир познавать, два интригана наверху убить друг друга успеют. А мне лично им обоим головы отчекрыжить хочется за все хорошее.
Первые признаки пакости, в которую мы вляпались, я ощутила довольно скоро. На плечи навалилась неимоверная усталость, ноги начали подкашиваться, в душе воцарилось плаксиво-страдальческое настроение. Я почувствовала себя несчастной, одинокой и никому не нужной. Плетущийся рядом папарацци портил однообразный пейзаж своим унылым лицом.
– Иди один. Брось меня здесь. Не хочу быть тебе обузой. – Я упала на колени носом в песок. Остальные части тела укладываться в правильной последовательности не желали, поэтому журналист удостоился чести лицезреть мою вздернутую вверх попу.
– Нет. Это я обуза. Это меня надо здесь бросить. И закопать. – Райвелин лег рядом и принялся усердно закапываться.
– Ты – герой, а я слабое никчемное существо. Я даже закопаться не могу. – Мое тело наконец-то грохнулось на бок. В таком положении разговаривать гораздо удобнее – песок в рот меньше набивается.
– Не наговаривай на себя. Я был свидетелем героических поступков с твоей стороны. Ты всех спасала, и не один раз. Даже меня спасла, когда в первый день знакомства мы из окна вываливались. Хотя я тебя не просил… Дала бы ты мне тогда умереть спокойно, я бы сейчас не мучился. Так что вставай и быстро нас спасай… – Парень закопался уже наполовину и сейчас сгребал песок под голову, чтобы удобнее было лежать.
– Кто из нас двоих мужчина?! – возмутилась я. Спасать его… Вот еще глупости! – Ноги в руки, и побежал за подмогой!
– Слышишь, ты, курица-гриль, сейчас пинка дам, и быстренько полетишь за водичкой и зонтиком от солнца. Я – мужчина, и мне виднее, кто и куда бежать должен! – разозлился папарацци.
– Сам ты… Индюк ощипанный! – Я встала, сгребла песок и швырнула его в лицо журналисту.
Он ответил мне тем же. Завязалась нешуточная борьба, в пылу которой он порвал мою одежду и оставил синяки на плечах, а я расцарапала ему наглую физиономию и основательно пожевала ухо. Он, пыхтя словно паровоз, сумел повалить меня на песок, прижал всем телом и начал подбираться к шее, когда меня осенило:
– Неужто отпустило?!
Парень прислушался к своим ощущениям, слез с меня и выпалил:
– Бежим от греха подальше… – И бросился по направлению к зеленеющей полоске леса на горизонте.
Я подскочила, догнала вредного папарацци, на ходу отвесила пинка и обозвала никчемным бумагомарателем и графоманом. Тот понял идею и не поскупился на обзывательства. Я была и кривокрылая фея, и летающая неприятность массового поражения, и клумба на кривых подпорках, и цветочек тупенький. Жаль, моя фантазия ограничилась микрофоном на ножках.
Возле леса я перешла на серьезный тон и предупредила Райвелина о следующем испытании. В Лесу Забвения самое главное повторять громко и вслух свое имя, иначе полностью забудешь свою жизнь. В отличие от купания в Лете, эффект обратим, едва пересечешь границу Леса, но ее достичь надо прежде чем в поросший мхом пень с глазами превратишься и в твоей голове дятлы дупло продолбят. Не снижая скорости, мы рванули напрямую через бурелом, ежесекундно во всю мощь легких выкрикивая:
– Фейерия…
– Райвелин…
На ходу перескочили через медведя, лениво жующего землянику. Распугали семейство зайцев – они ломанулись в обратном направлении и едва не затоптали напуганного до икоты медведя. Удачно вписались в стадо оленей. Вожак аж затормозил и на задние ноги присел, когда мы его обогнали. Пробежались по спинам волков, подкарауливающих упомянутых оленей. Снесли бурелом, освободились от налипшей на лицо паутины с разгневанными пауками и их обрадованным отсрочкой обедом. Подняли в небо стаю ворон, за что были несправедливо обкарканы и награждены бомбардировкой… не совсем приятной консистенции…
На исходе сил и забега нас едва не догнал медведь. Его появление поторопило открытие второго дыхания, несколько подзадержавшегося, и усталые мышцы заработали с новой силой. Деревья мелькали с бешеной скоростью. Изредка мне казалось, что я не огибаю их, а прошибаю насквозь лбом. За шиворот сыпался мусор вперемешку с мелкими насекомыми, а на голове красовалось сбитое гнездо с орущими птенцами, чья мамаша мелькала перед моими глазами и норовила клювом по темечку долбануть.
– Фейерия… – выкрикнула я в очередной раз.
– Кто здесь?! – донеслось сзади и сверху вместо ожидаемого имени папарацци.
Проклятие! Я же предупреждала его! Круто развернувшись на пятках, я побежала на голос, миновала медведя, который из-за массы тела не смог также стремительно совершить маневр и вписался прямо между двух стволов расщепленной кривой сосны, застряв. Мишку, безусловно, жалко, но вон то голубоглазое нечто, прилипшее к дубу в трех метрах над землей, жалко еще больше. Филин, чтоб ему в следующей жизни из дупла на белый свет ухать!
– Слезай! – рявкнула я, беснуясь под деревом.
Чуть в стороне от беспомощности вторил моим воплям медведь. Возле него заинтересованно пряли ушами зайцы, а олень правее точил о дерево рога и мерзко ухмылялся. Но, вполне возможно, мне его ухмылка почудилась…
– Кто здесь? – нахохлился Райвелин.
– Слезай, кому говорят, утка вещая! Я же тебя все равно достану, чудище лесное!
Как он туда забрался? Ни одной ветки в пределах досягаемости нет! Взлететь не мог… Зато я могу! Вечно про крылья забываю… А имя-то еще помню?! Фух, помню…
– Ты кто? – Взгляд парня сосредоточился на зависшей перед его носом моей фигуре. – Птичка? – Райвелин расплылся в улыбке. – Спой, птичка, не стыдись…
– Что-о-о?! Ты у меня сейчас сам споешь фальцетом и спляшешь вприсядку! – Прицельным пинком я сбила новоявленного ценителя Полигимнии и моих вокальных данных с ветки.
Я схватила ошеломленного и обиженного парня за руку и отбуксировала к лесной опушке. Подмигнула медведю и мысленно пожелала удачи берущему разбег оленю. Мы-то уйдем, а они жить здесь останутся. Вряд ли после подобной взаимовыручки звери сохранят приятельские отношения, но это их дело, а моя беда ногами в землю упирается и никуда идти не хочет! Как пить дать прибью и в землю закопаю! Нет, лучше живьем закопаю…
Райвелин очнулся сразу, стоило выйти из леса. Впереди простиралось небольшое поле, за которым я заметила березовую Рощу Тоски. Хвала Аиду, она самая безопасная из всех гадостей. Подумаешь, поревем в голос да друг дружке на несправедливость жизни пожалуемся. Я решила устроить в Роще привал, ибо сил осталось ровно столько, чтобы доползли до нее и упасть у корней акварельных березок.
Папарацци сначала долго благодарил меня, а потом всхлипнул и заревел. Началось… Едва его первая слезинка скатилась с ресниц, как я присоединилась к концерту, и мы художественно заныли на два голоса.
– Я им… А они мне… Все гады и сволочи… Никому доверять нельзя… Но они все такие красивы-ы-ые…
– Вечно вы, девушки, внимание то-о-лько на рожу обращаете… А нам, простым и неприметным парням, что-о-о делать? Только страдать и остается и виду не пока-азыва-а-ать, ведь настоящие мужчины не пла-а-ачут…
– Ты-то-о-о чего страдаешь? Это мне плохо: два жениха, и оба какие-то неправильные-е-е… Ни любви, ни ласки от них не дождешься-а-а… Король еще, зараза, воду мутит… Уйду я от них… Вот найду простого и неприметного и уйду-у-у…
– Я почему страда-а-аю? – взвыл Райвелин. – Я ее того… Люблю… А она на меня внимания обращает не больше чем на ме-е-бель… Будто я бревно бесчувственное, а я, между прочим, за нее весь испереживался-а-а. Целых три седых волоса на голове нашел! – Парень продемонстрировал мне выдранный клок волос.
