Кеннеди продолжил выполнение плана Эйзенхауэра, поручившего ЦРУ тайно подготовить на территории Гватемалы 1500 кубинских эмигрантов для вторжения на Кубу. С самого начала он усомнился в разумности подобного плана, но Аллен Даллес заверил его, что с началом вторжения противники Кастро внутри страны поднимут восстание и свергнут правительство. Этим планом также были крайне недовольны такие деятели правительства, как Честер Боулс[94], Артур Шлезингер-младший и Ричард Гудвин, а председатель сенатского комитета по иностранным делам Уильям Фулбрайт даже призвал Кеннеди выбросить эту идею из головы. Но молодой и неопытный президент побоялся отказаться от проведения операции, которую запланировали Эйзенхауэр и Комитет начальников штабов. За три дня до начала операции восемь американских бомбардировщиков B-26 уничтожили или вывели из строя половину ВВС Кастро. Силы вторжения прибыли на Плайя-Хирон в заливе Кочинос на семи судах, два из которых принадлежали компании United Fruit. Кубинская армия с легкостью разбила агрессоров, которые немедленно начали умолять США о военной помощи.

Обещанное всенародное восстание так и не началось. Банди, Раск и сам Кеннеди неоднократно говорили ЦРУ, что ни о какой воздушной поддержке не может быть и речи. Они понимали, что подобные действия нанесут серьезный урон имиджу США на мировой арене и послужат прямым приглашением для Советов начать вторжение в Западный Берлин. Незадолго до наступления 18 апреля Кеннеди, Джонсон, Макнамара и госсекретарь Дин Раск встретились в Белом доме с председателем КНШ генералом Лимэном Лемнитцером, начальником штаба ВМС адмиралом Арли Берком и начальником отдела тайных операций ЦРУ Ричардом Бисселом. Берк и Биссел в течение трех часов пытались убедить Кеннеди направить наземную и воздушную поддержку. Они с самого начала знали, что это единственный шанс на успех, и были совершенно уверены, что Кеннеди уступит их давлению. Позже сам Кеннеди скажет: «Они были уверены, что я сдамся и дам им отмашку»⁶⁹. «Для них было немыслимо, – соглашается с Кеннеди его советник Уолт Ростоу, – чтобы президент Америки, держа в своих руках всю военную мощь страны, позволил провалиться такой операции»⁷⁰. Лемнитцер обвинял Кеннеди в том, что «выбросить белый флаг – немыслимо… возмутительно и почти что преступно». Но Кеннеди был непоколебим. Он объяснял одному старому другу: «Я не позволю вовлечь нас в цепь безответственных действий только потому, что кучка фанатиков в наших рядах ставит национальную гордость выше национальных интересов»⁷¹. 114 человек из сил вторжения было убито, 1189 попали в плен. Среди жертв были и четверо американских летчиков из Национальной гвардии штата Алабама, служивших по контракту в ЦРУ.

Комментарии прессы не заставили себя ждать. Газета Chicago Tribune высказалась лаконично: «Главным результатом предполагавшегося “вторжения” на Кубу стало то, что диктатура Кастро теперь прочна как никогда, а коммунисты по всему миру торжествуют. Соединенные Штаты хорошо получили по зубам»⁷². Wall Street Journal объявила, что «США сели в лужу… над нами смеется весь мир… Но мы подозреваем, что главное чувство, которое испытывают руководители коммунистических стран, – это крайнее удивление, что США так слабы»⁷³. New York Times выразила обеспокоенность тем, что «американская гегемония в Западном полушарии впервые за столетие поставлена под вопрос», поскольку Кубинская революция может стать примером для всей Латинской Америки⁷⁴.

В действительности мир был крайне удивлен неумением руководителей США трезво оценивать обстановку. Дин Ачесон сообщал, что это фиаско «поразило европейцев», считавших подобный исход «совершенно немыслимым результатом безответственной политики. Они ожидали от нового правительства США очень многого… а теперь все их надежды разбиты»⁷⁵. Боулс записал в своем дневнике: «Кубинское фиаско показывает, как сильно может заблуждаться столь блестящий и благонамеренный человек, как Кеннеди, если у него отсутствуют твердые моральные устои»⁷⁶. Вскоре после этого Боулса бесцеремонно выставят из Госдепа. Кеннеди принял на себя всю ответственность за провал вторжения, но поклялся удвоить усилия в борьбе с коммунизмом:

Сенатор-демократ Эл Гор-старший, член сенатского комитета по иностранным делам, призвал «перетряхнуть Комитет начальников штабов. Всех его членов необходимо заменить новыми людьми, более умными и способными». New York Times, в свою очередь, возложила львиную долю вины на ЦРУ и потребовала его «капитальной реорганизации»⁷⁸.

Кубинские эмигранты обвиняли в провале операции Кеннеди, который не пожелал оказать им поддержку с воздуха. Большинство из них никогда ему этого так и не простят. Но, несмотря на столь широкую критику его действий в данной ситуации, рейтинги Кеннеди в этот период были самыми высокими за все время его президентства. Он даже шутил по этому поводу: «Я прямо как Эйзенхауэр: чем хуже поступаю, тем популярнее становлюсь»⁷⁹.

Вся эта грязная история произвела на неопытного президента глубокое впечатление. У Кеннеди выработался здоровый скептицизм относительно разумности суждений военных советников и руководителей разведки. Он объяснял Шлезингеру: «Если кто-то начнет мне указывать, что написать в законе о минимальной зарплате, я без колебаний укажу ему на дверь. А вот когда имеешь дело с военными и разведчиками, почему-то считается, что у них есть некие непостижимые способности, недоступные простым смертным»⁸⁰. А журналисту Бену Брэдли он сказал: «Первый совет, который я дам своему преемнику, – приглядывать за генералами и не думать, что, если человек военный, это автоматически означает, что его мнения по военным вопросам являются истиной в конечной инстанции»⁸¹. Эти слова означали первый проблеск понимания того, о чем с горечью предупреждал Эйзенхауэр. Но Джону Кеннеди придется еще круто ломать свое мышление, чтобы вырваться из железных тисков холодной войны и порожденных ею стереотипов.