В академических кругах идеи Либера и Пресса были известны уже два года. Однако публикация их в Foreign Affairs произвела фурор. Washington Post сообщила, что статья довела Россию до «полуобморочного состояния» и заставила вспомнить о «Докторе Стрейнджлаве»¹⁹⁶. Российский экономист и бывший исполняющий обязанности премьер-министра Егор Гайдар написал в своей статье в Financial Times, что «публикация подобных идей в уважаемом американском журнале произвела эффект разорвавшейся бомбы. Даже не склонные к антиамериканской истерии российские журналисты и аналитики сочли это выражением официальной позиции США»¹⁹⁷.

Путин немедленно объявил, что Россия приложит все необходимые усилия для сохранения своих возможностей в сфере ядерного сдерживания. Но эта публикация, по мнению Виталия Шлыкова, стратегического аналитика и бывшего сотрудника советского ГРУ, была «серьезным ударом по престижу Путина». «Теперь он ни перед чем не остановится для модернизации российского потенциала сдерживания», – предсказал Шлыков. Многие российские специалисты отмечали, что на вооружение вот-вот должны поступить новые ядерные ракеты, способные преодолеть американские системы ПРО. Они были разработаны в ответ на отказ Буша от договора по ПРО в 2001 году. В число этих систем вошли МБР «Тополь-М», а затем и ракеты «Булава», предназначенные для запуска с атомных подводных лодок¹⁹⁸.

Многие российские специалисты спорили, случайным ли был выбор времени публикации, а если нет, то что хотел этим сказать Совет по международным отношениям. «Многие считали, что это не простое совпадение и статья была заказной», – объяснял Дмитрий Суслов, аналитик московского независимого Совета по внешней и оборонной политике. Из-за того что в статье, по его словам, было немало правды, она заставила экспертов по безопасности «очень волноваться». Его удивляло, что при наличии в современном мире немалого числа государств, обладающих ядерным оружием, США и РФ по-прежнему держат под прицелом друг друга. Но публикация статьи означала, что изменений в ситуации ждать не приходится. «Эта статья, – отмечал он, – как минимум отсрочила на неограниченное время любые наши переговоры с американцами об отказе от концепции гарантированного взаимного уничтожения».

Другие считали это попыткой помешать сближению России с КНР. Виктор Михайлов, директор Института стратегической стабильности, бывший министр ядерной энергетики РФ, счел разговоры о снижении возможностей России по нанесению ответного удара нелепыми и предложил иное объяснение: «Это было сделано во время визита нашего президента В. В. Путина в Китайскую Народную Республику… Американцы, похоже, чрезвычайно болезненно реагируют на сближение между двумя странами… Но это сближение происходит и будет продолжаться». Если намерение американцев заключалось именно в этом, то оно, по мнению Гайдара, могло ударить по ним самим. «Если кто-то хотел подтолкнуть Россию и КНР к усилению сотрудничества в области ракетно-ядерных вооружений, то сложно было сделать это более умело и элегантно», – писал он¹⁹⁹.

Правительство Буша лихорадочно пыталось уменьшить возникшую напряженность. Помощник министра обороны по вопросам международной безопасности Питер Флори опубликовал в сентябрьско-октябрьском номере Foreign Affairs заявление, в котором поставил под сомнение как точность данных в статье, так и их интерпретацию. Он утверждал, что способность США к нанесению первого удара как раз снизилась. Кит Пейн, занимавший в 2002–2003 годах пост заместителя помощника министра обороны по координации видов вооруженных сил, настаивал, что США отказались от серьезных разработок в этой сфере еще при Роберте Макнамаре. Пейн возмущался: «Они повыхватывали информацию о развитии американских вооруженных сил кусками и исказили ее… Неуклюже попытались соответствовать политическому настрою неоконсерваторов, полностью игнорируя факт сокращения американских вооруженных сил и отбросив все, что не соответствует их позиции… Их статья – это искажение американской политики, и это искажение дестабилизирует американо-российские отношения»²⁰⁰.

Алексей Арбатов, директор Центра международной безопасности Института мировой экономики и международных отношений РАН, считал, что Либер и Пресс затронули очень важную проблему. Он был согласен, что большая часть российского ядерного оружия сохранилась со времен холодной войны и вскоре будет снята с вооружения как устаревшая. Современный арсенал состоит из трех-четырех атомных подводных ракетоносцев и сотни ракет «Тополь-М», которых достаточно для сдерживания лишь в случае, если их будут держать в состоянии постоянной боеготовности. Арбатов тревожился, что при растущем стратегическом дисбалансе кризис может ненароком спровоцировать ядерную войну. Он предупреждал, что, «опасаясь первого удара со стороны американцев, Москва может предпринять резкие шаги (например, привести свои силы в состояние полной боеготовности), что, в свою очередь, может спровоцировать американскую атаку… Опасения Либера и Пресса вполне обоснованны», – заключил он²⁰¹.

В своем ответе Флори и Пейну, а также Павлу Подвигу, эксперту по российской ядерной программе Стэнфордского университета, утверждавшему, что Россия имеет ядерное оружие гораздо большей мощи, чем ранее предполагалось, Либер и Пресс стояли на своем. Они признавали, что Пентагон действительно уменьшил число подлодок с БРПЛ, но указали, что боеголовки на таких ракетах стали мощнее более чем в четыре раза, а их точность значительно возросла. В результате БРПЛ, ранее имевшие 12-процентную вероятность поразить укрепленные российские ракетные шахты, теперь повысили эту вероятность до 90–98 %. Подобная ситуация была и с ракетами «Минитмен-III».

Пейну они ответили, что США сохранили возможность первого удара в своих военных планах, указывая на недавно рассекреченный документ 1969 года, в котором содержалось пять сценариев массированного ядерного удара, три из которых были превентивными. Ответом Подвигу были слова о том, что пробелы в российской системе раннего оповещения достаточны для того, чтобы БРПЛ смогли поразить цели по всей России²⁰². Их ответ не успокоил россиян, равно как и американские планы размещения систем ПРО в Европе.

Другим острым для России вопросом были усилия Буша по милитаризации космоса. Буш стремился воплотить мечту главы американского Космического командования, предсказывавшего в 1996 году: «Когда-нибудь мы сможем поражать корабли, самолеты и наземные цели из космоса… Мы будем воевать из космоса, мы будем воевать в космосе… Именно поэтому США ведут разработки в сфере энергетического оружия»²⁰³. Весь остальной мир объединился против планов США расширить зону потенциальных военных конфликтов на космическое пространство. В 2000 году ООН 163 голосами приняла резолюцию о предотвращении гонки вооружений в космосе. Проголосовавших против не было, воздержались Микронезия, Израиль и США. В 2001 году возглавляемая Рамсфелдом комиссия, бросив вызов мировой общественности, предупредила, что США могут столкнуться с «космическим Перл-Харбором», если не будут господствовать в космосе, и посоветовала военным «проследить, чтобы президент имел возможность развернуть оружие в космосе»²⁰⁴. В том же году министр ВВС Питер Титс сказал на симпозиуме, посвященном оружию в космосе: «Мы еще даже не достигли того уровня развития, при котором могли бы наносить удары из космоса, но при этом уже думаем о том, как их наносить»²⁰⁵.

В 2006 году за резолюцию проголосовали уже 166 членов ООН, против – только Соединенные Штаты. На конференции ООН по разоружению США последовательно препятствовали усилиям России и Китая по введению запрета на милитаризацию космоса. Одним из наиболее нелепых проектов ВВС были «Жезлы Бога» – вольфрамовые цилиндры длиной 6–9 метров и диаметром около метра, которые должны были выстреливаться на огромных скоростях со спутников, с легкостью уничтожая любую наземную цель²⁰⁶.