— Шелмадайн! Я думал, ты с Себастьяном.

— Он ускользнул от меня, — последовал ответ. — Кажется, он пошел повидаться с матерью.

— Ну как твои успехи? — спросил мужской голос.

— Не очень, — ответила женщина, которую звали Шелмадайн. — Он со мной мил, но не более. Как ты думаешь, может, он все еще вздыхает о Миллисент?

— Боже сохрани! Нет, конечно! — заверил ее мужчина. — После того, как она так жестоко с ним обошлась! Он, естественно, страдал в свое время, да и как могло быть иначе? Миллисент за свою жизнь разбила сердец больше, чем кто бы то ни было. Но не забывай, с тех пор Себастьян успел жениться.

— Я никогда ни о чем не забываю, — заявила Шелмадайн. — Его жена в сумасшедшем доме или еще где-то, так что ее можно не принимать в расчет.

Мужчина расхохотался.

— Повезло мне, не правда ли? Если бы она произвела на свет наследника, мне пришлось бы сойти с дистанции.

— Мой дорогой Маркус! Себастьян — молодой мужчина. Так что ты очень и очень далек от своей цели.

Протяжная речь неожиданно оборвалась, а затем Шелмадайн произнесла:

— Дорогой! Не заставляй меня слишком сильно тебя любить. Моя роль станет тогда гораздо сложнее.

— Шелмадайн! — Голос мужчины охрип. Наступила тишина, и Вирджиния решила, что, наверное, они в объятиях друг друга. Она лихорадочно размышляла, следует ли ей обнаружить свое присутствие, но решила, что это будет чересчур неловко.

— Черт возьми, Шелмадайн! Ты ударяешь в голову, как вино! — произнес мужчина после паузы.

— Маркус, мы должны быть вместе! — страстно воскликнула Шелмадайн. — Во что бы то ни стало! Так больше продолжаться не может. Мой портной грозится подать на меня в суд, если к концу недели я не оплачу хотя бы половину счетов.

— Не говори мне о счетах, — сказал Маркус. — В Лондоне становится все меньше и меньше мест, куда я могу пойти.

— Нам нужно что-то предпринять, — в отчаянии проговорила Шелмадайн.

— Попробуй еще одну атаку сегодня вечером, — сказал Маркус, — поведи его прогуляться под луной или еще куда-нибудь. А что если тебе заглянуть к нему в спальню?

— Это чересчур явно, — запротестовала Шелмадайн. — Не думаю, что он так просто попадется на такой крючок. Кстати, что с ним происходит? Раньше у него не было недостатка в любовницах. Ты мне сам рассказывал о той хористке из мюзик-холла «Гейети».

— Знаю, знаю! — отрезал Маркус, — Но с тех пор, как умер старик, он совершенно переменился. И когда дело касается меня, то он не торопится предложить свою помощь. Господи! Как я его ненавижу! Он как преграда между мной и всем, ради чего стоит жить.

— Дорогой, мне пора идти.

— Да, конечно. Нас не должны здесь видеть вместе. Наверное, это единственное место в доме, куда никто не заглядывает. Эти старые закадычные друзья так и снуют по всему замку.

— Мерзкие старики, — содрогнулась Шелмадайн. — Единственное, что их интересует — деньги. Маркус горько рассмеялся.

— А нас разве интересует что-нибудь иное?

— Но мы совершенно другие, — возразила Шелмадайн. — Я не собираюсь играть на деньги ночи напролет. Я просто хочу жить так, чтобы не вздрагивать от каждого стука в дверь и не бояться распечатать любое письмо, которое приносит почтальон.

— А что тогда мне говорить? — сказал Map-кус. — Черт возьми, Шелмадайн! Как бы я хотел, ради всех святых, чтобы он был мертв!

Наступило короткое молчание, а потом Вирджиния услышала голос Шелмадайн: «До свидания!» Открылась и вновь закрылась дверь. Вирджиния подождала еще несколько минут, прежде чем удостоверилась, что тот, кто оставался в комнате, тоже ушел. Только тогда она почувствовала, что все это время невольно сдерживала дыхание, боясь, как бы ее не обнаружили.

Кем они были? И что означал весь их разговор? Неужели каждый обитатель замка преследует только одну цель — деньги? И почему Маркус, кем бы он ни был, ненавидит герцога и желает ему смерти? Все это представлялось Вирджинии неразрешимой тайной, и она чувствовала себя очень подавленно. Ей вдруг захотелось вернуться в Америку. Она увидела все, что хотела увидеть, и теперь жаждала уехать.

Она медленно спустилась вниз по лестнице на первый этаж библиотеки. Казалось, ей приснился весь разговор между людьми, которых она не видела. И вся беседа в будуаре герцогини тоже была как во сне.

Вирджиния открыла дверь библиотеки и прошла по коридору к главному холлу. Там она заметила незнакомую женщину, которая прошла по мраморным плитам, устилавшим пол, и начала подниматься по лестнице. Женщина была очень элегантна — вечернее платье из голубого атласа, отделанное кружевными оборочками, с большой красной розой на груди. Волосы у нее были черные как смоль.

«Она прекрасна», — подумала Вирджиния, наблюдая, как женщина поднимается по ступеням, двигаясь с несколько нарочитым изяществом, но тем не менее очень грациозно. Она почти дошла до первого пролета, а Вирджиния хотела уже идти дальше, когда в холле показался герцог.

— Леди Шелмадайн! — позвал он. — Вы покидаете нас? А я как раз хотел вам что-то показать.

Она повернулась и посмотрела на герцога через перила, ее лицо было очень красивым в вечернем свете, проникавшем через большие удлиненные окна: кожа — цвета магнолии, брови вразлет, глаза удивительно зеленые.

— Думаю, вы упустили свой шанс, — сказала леди Шелмадайн. — Вы так долго пренебрегали мной, что я решила пойти в свою комнату отдохнуть.

— Простите меня, — взмолился герцог, — и спускайтесь. Вы нужны нам.

— Вы действительно сожалеете о своем поступке? — надулась она.

— Истинно каюсь, — весело ответил он.

— Хорошо. В таком случае, я прощаю вас, — сказала она. — Но вы ни разу не подошли ко мне за целый день.

— Тогда я должен еще раз попросить прощения, — сказал герцог. — Ну пойдемте, все нас ждут.

Она спустилась на последнюю ступеньку и протянула к нему руки.

— Скажите, что вы виноваты, — велела она, а он наклонился и поцеловал ей кончики пальцев. — Вы поступили очень жестоко, — сказала она низким, обольстительным голосом.

— Я не нарочно, — ответил он, — У меня были неотложные дела, требующие всего моего внимания.

— Ничто не требует столько внимания, как мы сами.

Она взглянула ему прямо в глаза, и уже нельзя было ошибиться в том, что она имеет в виду. Но герцог просто рассмеялся.

— Сколько можно упрекать меня, — сказал он. — Я ведь прощен!

Она шагнула с последней ступеньки, продела руку под его локоть, они вместе прошли через дверь и скрылись из виду.

Вирджиния застыла на месте. Никто ее не заметил в сумраке коридора. Она вдруг почувствовала собственную незначительность и глубокое одиночество. Потом стала подниматься по лестнице в свою спальню.

— Вы понравились герцогине! И смею вас уверить, мисс Лангхоулм, ее светлости трудно угодить, — говорила мисс Маршбанкс Вирджинии, когда подходил к концу их обед в маленькой гостиной.

Им прислуживал лакей, а все блюда подавались на серебряной посуде с гербами. На столе стояли свечи, и Вирджиния невольно подумала, что, будь она в другой компании, а не с мисс Маршбанкс, обстановка была бы самой романтичной.

Мисс Маршбанкс несомненно была под стать всему окружению. На ней было вечернее платье, очень замысловатое и со множеством оборок из порыжевшего черного тюля, а вместо своего обычного пенсне она надела золотое, прицепленное к золотой цепочке с гранатом. Ее гранатовый браслет и гранатовые серьги, болтавшиеся в ушах, сверкали при свете свечей.

— Как великодушно со стороны ее светлости, — сказала Вирджиния с подобающей случаю скромностью.

— Я уверяю вас, редко кто из новых лиц удостаивается чести понравиться ее светлости, — заявила мисс Маршбанкс с видом директрисы школы, награждающей особым призом любимую ученицу. — Здесь в замке все очень подвержены светским условностям, и новый человек для них не всегда persona grata, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Наверное, сюда приезжает много новых людей, — предположила Вирджиния. — Разве сейчас в замке никто не гостит по случаю приема?