— Не начинайте, — устало попросил я и прикрыл глаза, ожидая, когда подадут экипаж. Она прошлась пальчиками по пуговицам моей рубашки, я чувствовал, как ее выбившиеся локоны щекочут мою шею.

— Тем не менее, нам придется посетить это прелестное заведение еще раз. — Я по ее голосу слышал, что она улыбается, довольно улыбается. Я молчал.

— Скорее всего, убийца кто-то из клиентов. Сомнение вызывает еще муж хозяйки, но не думаю… Надо будет непременно сходить на "Прекрасную Лорелей". Я узнала у хозяйки, представление будет послезавтра. С новой актрисой, заметьте. В девять, как обычно. Должен быть аншлаг, но я уже предусмотрительно выторговала нам пригласительные…

— Не нам, госпожа Хризштайн, — наконец прервал я ее. — А себе. Потому что я с вами никуда больше не поеду.

Подали экипаж, и к моему возмущению, я увидел, что несчастная Пиона в одной тонкой рубашке, дрожа от ночной свежести, плетется позади него.

Лидия кивнула на нее:

— Пойдете, господин инквизитор, никуда вы не денетесь.

Я молчал, решив, что возмущаться или спорить с безумицей все равно бесполезно.

— Иначе… — Лидия секунду помолчала. — Иначе я отправлюсь сама. Но не одна, как вы понимаете. Как думаете, кто мне составит лучшую компанию: новый кардинал или же стоит пригласить вояга?

— Кого хотите, — равнодушно ответил я. — Давайте уже поедем, Пиона замерзла.

Лидия раздраженно отрезала:

— Не мы поедем, господин инквизитор, а я поеду. Сама, как вы и сказали. А вам придется добираться пешком. В такое время экипаж вы едва ли найдете. Но вы можете заночевать у госпожи Розмари. Если денег хватит…

Что за ребячество? Она прошла мимо, раздраженно подхватила цепь Пионы, запихнула несчастную девушку в экипаж и велела извозчику трогать. Я смотрел им вслед, чувствуя, как соленый морской бриз играет прядями несобранных волос и пробирает до костей.

Я откинулась на мягкое сиденье, устало прикрыв глаза и дурея от злости. Сопляк! Сколько можно возиться с ним и уговаривать! Ничего, пусть подумает над своим поведением, глядишь, пока добирается пешком домой, может дурь из головы и выветрится. Мерное покачивание экипажа усыпляло, но тревожные мысли со скрипом неслись по порочному кругу, словно сломанная ярмарочная карусель, что сорвалась и летит в толпу. Дикая ярость при виде мечтательного личика Пионы, потом вспышка гнева на неосмотрительное замечание инквизитора про корсет, соперничество с хозяйкой борделя — я ощущала, что во мне что-то необратимо изменилось. Заглянув вместе с грибной колдуньей в бездну, я оставила в себе часть ее безумия, и теперь та мерзкая старуха тянет ко мне руки, чтобы прорасти зловонными спорами. Мне всегда было плевать на собственную внешность ровно до тех пор, пока не надо было ею пользоваться, а теперь… Я вцепилась в волосы, отчаянно сжимая кулаки, пока боль в стянутых висках не отрезвила разум. Подняв взгляд, я тяжело уставилась на бледную Пиону. Интересно, почему я так взбесилась от ее появления? Красавчик ли тому виной со своим дурацким заступничеством или влияние ново обретенного демона? Непрошено всплыло воспоминание так и не состоявшегося поцелуя, больно кольнувшее самолюбие. Инквизитору уже второй раз удалось соскользнуть с крючка, как такое возможно? Я теряю навыки, старею? Ужас пробрал меня до костей, я встряхнула головой.

— Г-госпожа, — девчонка отчаянно дрожала, то ли от холода, то ли от страха. — Я больна?

На секунду представив эксперимент с внушением этой несчастной симптомов звездной сыпи, я с усилием отогнала эту мысль и сказала, продолжая ее рассматривать:

— Не знаю. Вероятность заболеть существует всегда.

Она попыталась обхватить себя руками, чтобы согреться, но ей мешали тяжелые браслеты на запястьях.

— Зачем я вам нужна, госпожа? Если я больна, то зачем?

Карусель в голове вдруг дрогнула и замерла, оглушительная тишина и равнодушие приняли меня в свои объятия. Я спокойно отцепила браслеты и разомкнула ошейник, небрежно бросив их на сиденье. Провела пальцами по ее щеке, девчонка дернулась и попыталась отстраниться, а я размышляла почти трезво. Пиона очень красива, той особенной привлекательностью юности и невинности, хотя… Она словно налитое соком спелое яблоко с едва заметной червоточиной, которая гнездится в ее глазах, полных страха и недоверия. Совсем юная, можно сказать почти ребенок, холеный ребенок, она явно не из крестьянской и даже не из ремесленной среды. Что она там несла про гарем и книжки? Образованная? Как попала в рабство и как давно? Я отвернула край ее рубашки, провела по шее, шикнула на нее, когда она попыталась воспротивиться, отвернула рукава. На запястьях ожидаемо обнаружились синяки, почти сошедшие.

— Давно тебя продали?

Пиона вырвалась наконец и забилась в дальний угол экипажа.

— Три недели назад.

— Дай угадаю. Ты сбежала с возлюбленным, чтобы тайно с ним обвенчаться против воли родителей, а он возьми и продай тебя, да? — я насмешливо смотрела на нее.

— Нет, — выдавила она.

— Неужели? А кто же тогда тебя продал? Или ты из опальной Мирстены?

— Нет, — опять покачала головой.

— Не заставляй меня гадать, милочка, — я пересела на ее сторону, притянув ее к себе и крепко сжав плечо.

— Отчим, — пискнула Пиона. — Пустите, пожалуйста.

— А мать что же? Не возражала?

— Она… — девчонка сморщила носик, ее глаза подозрительно заблестели. — Не знаю, при смерти маменька была…

Я еще раз вгляделась в свое приобретение, раздумывая над перспективой. Девчонка наивна до безобразия, хотя образованна, возможно, даже из благородных. Наверняка, еще и восемнадцати нет, раз отчим продал.

— Лет сколько тебе? — спросила я, беря ее за руку и разглядывая пальцы, пухленькие и нежные, к тяжелой работе явно не приспособленные. Вздохнула и покачала головой, ох и придется с ней повозиться.

— Восемнадцать.

— Неужели? Когда исполнилось?

— Вчера, — и Пиона наконец не выдержала и горько разрыдалась.

— Ушлый у тебя папаша попался.

— Он мне не отец! — выкрикнула она, глотая слезы, глаза яростно сверкнули.

— О как, и сколько же он за тебя выручил? Или ты уже не девицей то была на момент продажи? Да хорош слезы глотать! — прикрикнула я на нее, впрочем, и так зная ответ. Девчонка заголосила еще больше, уткнув голову в колени. — Наверняка нет. За девственницу бы дали дорого, тем более такую хорошенькую. Сам небось то и попользовался, да?

Новый взрыв рыданий был ответом.

— Клиентов то много было уже? Ну хватит сопли развозить! Лицо опухнет. — Я похлопала ее по спине, ненавижу утешать, но у нее похоже начиналась истерика. Пусть выплачется, отдохну пока. Я сомкнула глаза и мгновенно провалилась в тяжелую полудрему. Мне привиделся огромный механический паук на тонкой проволочной паутине, я шла к нему по дрожащим нитям и все время оступалась, балансируя на призрачной грани между бездной и зыбкой реальностью. Паук шевелил лапами, отчего паутина колыхалась, а я отчаянно пыталась поймать ритм, который все время ускользал, складываясь в ненавистную мелодию колыбельной…

Было уже далеко за полночь, в доме все спали. Все, кроме Антона. Он испуганно вглядывался в темноту, но завидев меня, вздохнул с облегчением.

— Хриз, почему так долго? Все нормально? — он бросился ко мне, но осекся, заметив бледную тень Пионы. — Кого ты еще притащила?

Я устало кивнула ему и сказала:

— Ну ты же просил не безобразничать, так что пришлось довольствоваться скромной добычей.

— Ты… ее украла? — мальчик испуганно вгляделся в мои глаза.

— Нет, я ее честно добыла, — я улыбнулась и добавила, вспомнив про йодированную настойку. — Почти честно.

— Ко мне в комнату, — бросила я Пионе и отправилась наверх.

В комнате я прикрикнула на девчонку, что столбом застыла на пороге.

— Пошевеливайся, расшнуруй корсет.

Эта неумеха провозилась дольше обычного, но через полчаса все-таки справилась, а я смогла наконец вздохнуть полной грудью. Пока я ковырялась в шкафу, раздумывая, чтобы такое найти ей на первое время, она довольно неплохо держалась, лишь изредка тихо всхлипывая. Вытащив старое платье, с сомнением прикинула его на пышную фигуру Пионы. Надо будет расшить в груди и бедрах, но потом все равно придется заказывать для нее новые платья.