А мне вспомнилась Катюша: простая девочка с доброй улыбкой и легким озорным блеском в глазах. И настигла такая вселенская несправедливость. Как она оказалась одна? Почему родители вычеркнули ее из жизни? Может, их нет уже в живых? Катя с такой надеждой смотрела на меня, что ее умоляющий взгляд еще долго заставлял сердце содрогаться. Я смотрела на экран ноутбука, стараясь отключиться, искала к кому обратиться за помощью, чтобы организовать благотворительный фонд в пользу сирот. Мне так хотелось, чтобы дети перестали нуждаться в еде, одежде, игрушках, крыше над головой. Самый минимум. На самом деле, понимала, все это заблуждение. Таким детям нужна любовь и искреннее внимание.

***

Рома застал меня в спальне. Я перебирала игрушки. Детские вещи помогали мне, успокаивали. Давали временную передышку.

Я сразу поняла, что он пришел. Не захлопнувшая дверь и не твердые шаги, а особенный Ромкин запах. Только он так пах: горький грейпфрут с нотками мускатного ореха. Он и "выдал" его.

То, что Рома была напряжен, я поняла сразу. Он стоял на пороге и молчал. Разглядывал мою напряженную позу. Оценивал положение. И, наверное, из-за того, что я улыбнулась, оборачиваясь к нему, Рома выдохнул и очень быстро снял галстук, который полетел на пол вместе с пиджаком.

Его родное, небритое и слегка усталое лицо, лишь на миг устремилось ко мне, а потом вернулось, обводя взглядом помещение. И снова ко мне. Он сглотнул, потряс головой, словно увидел галлюцинацию.

– Даш, что случилось? – замер.

А я не могла усидеть на месте, подскочила и бросилась со всех ног к нему. И где только силы нашла? Мне уже было без разницы было, что Рома скажет о жене, только обнимать и целовать. Только моего. Ухватилась за его рубашку, сильно сжимая мягкую ткань в руках. Как же мне его не хватало! Прошлась озябшими руками по щекам, а он схватил за руки, не позволяя сдвинуться, и прижался коротким, но мучительным поцелуем.

– Даша, ты чего? – оторвавшись от губ, спросил Рома. А я бы очень хотела объяснить свое состояние, но не могла. Сердце бухало непонятно от чего. И знала, что надо поговорить, а я дико не могла на него насмотреться и надышаться запахом. Сигаретным. И его, специфическим.

– Ты много куришь, – заметила я.

– Что? – совсем тихо, одними губами произнес он.

– Куришь. Много.

Молчал, закрыв глаза. А потом не выдержал, опустился вместе со мной на кровать, обхватил за плечи, прижимая к себе. И совсем невесомо прошелся губами по волосам, отодвигая их и прижался лицом к затылку.

– Ты напрасно, любимая, стараешься перевести тему, – немного ухмыльнулся он, – Даш, что тебя тревожит? – зарылся в волосы.

– Я так соскучилась по тебе, Ром. И по Саше, – цеплялась за любимые руки, не позволяя ни на миллиметр отодвинуться, – я ужасно виновата, что сорвала тебя на ночь глядя, – зашептала, когда Рома укладывал голову к себе на колени. Со стороны я выглядела как больная, не иначе. И Рома очень странно смотрел. С осторожностью, – ты не подумай, я не сошла с ума, – начала успокаивать его, – просто...просто... люблю тебя.

Он как зверь набросился на меня, словно изголодался. Приподнял, усадив к себе не колени. Хищно и с осoбой жадностью стал покрывать поцелуями шею. А мне его было мало. Хватала Рому за плечи и пересохшими губами ловила воздух. Рома обхватил одной рукой спину, припечатал, надавил, чтобы плотнее поддалась к нему. А второй зарылся пальцами в мои растрепанные волосы. Обоих накрыло так, что разум и дыхание потерялись в нашем сплетении.

Немного приподнявшись, я слегка прикусила его нижнюю губу, от чего Рома еще яростнее обрушился на мой рот. Схватив меня за руку, усаживая плотнее, он пальцами пробрался под одежду, лаская горящую кожу.

Наша близость была странной.  Желанно–странной. Вся усталость, измотанность и обиды отошли на задний план и осталось одно желание – сделать друг друга счастливыми, сберечь нашу любовь.

– Люблю, когда ты улыбаешься, – я лежала на теплом Ромином плече, переводила дыхание, и наслаждалась ласковыми пальцами, скользящими по спине, – ради этого, я готов проваливать один контракт за другим, – засмеялся он.

– Как? Вы не подписали контракт? – приподнялась немного на руке, посмотрев на Рому, – прости меня, пожалуйста, я совсем не подумала. Все тебе испортила.

Рома снова уложил мою голову к себе на грудь.

– Готов каждый день принимать такие извинения, – любимый говорил о моей улыбке, а у меня тепло плескалось в груди от того, что я стала причиной его смеха, – не переживай, мы просто временно отложили его подписание.

– Даш, – уже серьезно продолжил он, – теперь можешь рассказать, что именно тебя заставило мне позвонить? – я замерла, медленно погружаясь в тревоги и возвращаясь в реальность.

– Любимый, – провела ногтем по слегка заросшей щеке, немного царапая, – Аня сказала...

Договорить не удалось. Огорошила. Ромина рука застыла в моих волосах, а вторая прекратила водить пальцами по позвоночнику.  Шея дернулась, и он со всей силы сжал кулак. До хруста. Внимательно посмотрел на меня.

Наше минутное помешательство начало таять.

– И. Что. Тебе. Сказала. Она, – излишне тихо, делая паузы после каждого слова, спросил он. Рома не прерывал зрительного контакта, но резко усадил меня кровать, заставляя тело покрыться мурашками от его грубоватой реакции.

– Это правда, что после рождения Саши твоя жена не подписывала отказ от ребенка?

Вместо того, чтобы просто ответить на поставленный вопрос, Рома подхватил штаны, поднялся и шагнул к окну. Уперся руками в подоконник и замолчал. Меня охватило необъяснимое чувство удушения. Я зарылась руками в волосы и опустила голову. Его напряженная спина давила каменной глыбой и стискивала тело до ломоты.

– Что за черт? – вырвалось у него, – какого хрена ты с ней встречалась? – а я продолжала сидеть с закрытыми глазами и слушать его гневные речи.

– Ром, просто ответь, – простонала я.

– Даша, зачем? Я не понимаю, зачем? Или это она?  – осенило его. Он обернулся и вопросительно посмотрел мне в глаза, – значит, плохо ей объяснил!

Я уставилась в окно, откуда, казалось, тянутся нити, затягивающие в обманчивый кокон. Но я не хотела иллюзий, не хотела обмана. Пусть говорит как есть.

– Аня позвонила и сказала, что в моих интересах будет ее выслушать. Рома, расскажи, что произошло. Она грозится каким-то громким бракоразводным процессом, но я ничего не понимаю...Саша, он ведь мой сын?

Мне показалось, что своим вопросом я просто выбила почву у него из-под ног. Он неистово протянул руку ко мне и дернул на себя. Я даже не поднялась, а больше пролетела эти несчастные несколько сантиметров, чтобы уткнуться в знакомую грудь носом. Я утонула в его хватке и ногтями зацепилась за спину, чтобы не упасть.

Рома с таким шумом выдохнул, что на каких-то пару секунд я оказалась оглушена.

– Он наш! Твой и мой! – он несильно встряхнул меня и заставил посмотреть в глаза. Я слышала четкий, громкий стук его сердца, – он живет с нами, он любит нас. Саша тебя называет мамой, а не ее.

Я улыбнулась. Почти искренне. Да, все верно, вероятно так и есть.  Это даже казалось правдой. Только Рома не хотел показать страх, а я догадалась об этом его страхе.

– Ты сам веришь в это? Ром, ты в это веришь? Ты не бойся сказать мне правду. Я уже ничего не боюсь, – из ослабевшего захвата я высвободила руку и погладила его по щеке, – Саша очень маленький, он не понимает кто мама, а кто папа. Кого он чаще видит, тот ему и роднее.

– Саше нужна нормальная семья.

– Ты считаешь нормальной семьей, когда видеться с матерью разрешают только по выходным? – ладонями провела по скулам.

– Ты ничего не знаешь...

– Так расскажи, чтобы знала...

Рома окончательно разжал руки, выпуская, с силой растер лицо, а затем дотянулся рукой до моего платья и протянул его мне.

Его горячая ладонь обжигала мои дрожащие пальцы.

Мы вышли на балкон.

– Ром, наверное, впервые за это время я буду откровенной, – я собиралась с мыслями, разглядывая ночные очертания города. Обняла себя за плечи, спасаясь от прохладного ветра, пробиравшегося под одежду. Как же все это было неправильным! Нам давно требовалось поговорить на чистоту, излить душу и принять обоюдное решение, – очень больно знать, что родить от любимого мужчины я не смогу, но я смирилась. И больше даже не стану пытаться. Видишь, – усмехнулась, – Саша мне в какой-то мере помог, спас. Ты не думай, я не наивная, в дочки-матери игра не для меня. Но я частично поверила. Ром, у меня появилась надежда, – я обернулась на него, Рома сидел как неживой. Застывшее лицо стало практически серым, уголки губ подрагивали, а в руке тлела зажженная сигарета, – да, генетически Саша не мой сын. Но, если родня мать от него отказалась? Так, почему же нет? Правда? А сейчас? Сейчас оказывается, что никто от Саши не отказывался. Как так, Рома?