В один прекрасный день мы с Ингрид пришли к выводу, что представление в Театре Океанической Науки становится слишком уж гладким, слишком уж отлаженным, слишком уж отшлифованным. Животные безупречно выполняли все, что от них требовалось, лекторы, включая и меня, лихо барабанили один и тот же не требующий изменений текст. Все шло без сучка, без задоринки. Другими словами, исчезли те интригующие моменты, когда никто, включая и дрессировщика, не знал, что произойдет дальше, когда зрители видели, как люди напряженно ищут выхода из положения, и потому животное становилось для них живым существом, а не атрибутом развлекательного действа.

Настало время «перетряхнуть представление», как выразилась Ренди Льюис, узнав, что я собираюсь ввести в программу что-нибудь новое и неотработанное. Мы решили продемонстрировать зрителям первые этапы дрессировки дельфинов, поощряя какие-нибудь естественные действия, пока животное не начнет повторять их намеренно, пока они не закрепятся.

Для такого показа мы выбрали Малию, самку стено. В первом представлении, когда Ингрид выпустила Малию в демонстрационный бассейн, я объяснила зрителям наши намерения, а потом замолчала, предоставив им просто наблюдать за происходящим. Малия некоторое время плавала вдоль борта, ожидая сигнала. Через две-три минуты она нетерпеливо хлопнула хвостом по воде, и Ингрид это поощрила. Малия снова поплыла вдоль борта, снова ничего не произошло, снова она сердито хлопнула хвостом и снова Ингрид ее поощрила. Разумеется, для Малии этого было достаточно: она поняла, что от нее требуется, ударила хвостом, получила рыбу, съела ее и продолжала бить хвостом. Менее чем через три минуты она уже кружила по бассейну, бурля хвостом воду, а зрители восторженно аплодировали.

Очень мило, очень убедительно. В начале следующего представления мы опять объяснили зрителям, что намерены показать им, как мы закрепляем новый поведенческий элемент, а затем выпустили в бассейн Малию. Она немного поплавала, не получила сигнала и начала хлопать хвостом. Мы с Ингрвд переглянулись через бассейн и дружно покачали головой, одновременно сообразив, что это движение, уже поощрялось и, следовательно, не может служить примером незакрепленного поведенческого элемента. Придется ждать, пока Малия не продемонстрирует что-нибудь еще.

Малия некоторое время хлопала хвостом, а затем, разозлившись на то, что рыбы ей это не приносит, «плюхнулась» – взвилась в воздух и упала в воду боком, чтобы поднять брызги. Ингрид поощрила ее, и Малия тут же принялась «плюхаться», вначале перемежая прыжки хлопаньем хвоста. Когда она, наконец, перестала хлопать хвостом и только «плюхалась», новые зрители пришли в такой же восторг, как и зрители на первом представлении. Это было что-то настоящее, и они понимали все, что происходило.

Следующие два дня мы поощряли хлопки по воде головой, плавание брюхом вверх, высовывание из воды, дельфинирование, а иногда выбирали поведенческий элемент, закрепленный на каком-то из предыдущих представлений и уже исчезнувший, например хлопанье по воде хвостом. Однако на третий день мы столкнулись с новой проблемой: за четырнадцать представлений, несмотря даже на то что некоторые поведенческие элементы удавалось использовать дважды, мы закрепили практически все четкие действия, какие Малия совершала в обычных условиях, и идея, казалось, уже себя исчерпала. Иногда мы чуть-чуть жульничали: например, поощряли задирание носа в воздухе до тех пор, пока не сформировали балансирование на хвосте спиной вперед. Тем не менее каждый раз находить что-то новое становилась все труднее, и раза два мы попадали в очень трудное положение, когда Малия кружила по бассейну, предлагая один поведенческий элемент за другим, но все они были уже вполне закреплены и ничего нового мы для поощрения обнаружить не могли.

Выход нашла сама Малия. Во время последнего представления на третий день мы выпустили ее из вспомогательного бассейна, и она закружила в ожидании сигнала. Его, разумеется, не последовало, и тут она, вместо того чтобы опять повторять закрепленные элементы поведения, вдруг разогналась, перевернулась на спину, подняла хвост и около пяти метров двигалась по инерции, держа хвост в воздухе. «Мама, посмотри, как я еду без рук!» Зрелище было препотешное. Ингрид, я, младший дрессировщик и шестьсот туристов из Индианы так и покатились со смеху. Ингрид закрепила это движение, и Малия повторила его раз десять, причем каждый раз скользила по инерции все дальше и выглядела все забавнее.

Вечером я рассказала про это Грегори. Он пришел в неистовое волнение и пожелал увидеть все своими глазами. На другое утро он явился в Театр Океанической Науки к началу первого представления. Малия продемонстрировала скольжение с задранным хвостом. Когда же это ничего не дало, она испробовала еще несколько привычных номеров, а затем вдруг круто взвилась в воздух и описала красивую дугу брюхом вверх, войдя в воду почти без всплеска. Грегори был вне себя от восторга, Ингрид была вне себя от восторга и я тоже. Значит, я не ошиблась: Малия вновь доказала, что она способна изобретать совершенно новые движения.

И представление за представлением она продолжала демонстрировать новые и поразительные элементы поведения. Она вертелась в воздухе на манер вертунов. Она плавала брюхом вверх, прочерчивая спинным плавником линии в тонкой пленке ила на дне бассейна. Она вращалась под водой вокруг своей продольной оси, точно пробочник. Она по собственному почину проделывала такие штуки, какие нам никогда не пришли бы в голову, а если бы и пришли, то сформировать подобный элемент было бы очень трудно.

Грегори был заворожен. Малия словно бы усвоила критерий: «Поощрению подлежит только то, что до этого не поощрялось». Она сознательно предлагала что-нибудь новое – хотя и не на каждом представлении, но достаточно часто. Порой, увидев нас утром, она приходила в сильное возбуждение. И у меня, и у Ингрид крепло абсолютно антинаучное убеждение, что Малия во вспомогательном бассейне всю ночь напролет прикидывает новые номера и торопится начать первое представление, всем своим видом говоря: «Погодите, я вам сейчас такое покажу!»

Грегори находил, что этот пример обучения высшего порядка, когда факты комбинируются для выяснения принципа, того, что он называл вторичным обучением. Он уговаривал меня повторить эксперимент с другим животным, регистрируя все этапы во всех частностях, чтобы со всей возможной точностью выделить момент, когда оно поймет ситуацию, а затем изложить результаты в научной статье.

Билл Маклин и научно-исследовательское управление ВМС заинтересовались этой программой, которая обрела особую солидность благодаря одобрению и рекомендации Грегори, а потому мы с Ингрид начали обдумывать, как ее осуществить. Само собой разумелось, что мы можем взять другого дельфина, предпочтительно еще одного стено, повторить ту же процедуру и, вероятно, получить те же результаты. Вопрос заключался в том, как регистрировать происходящее.

Идеалом был бы звуковой фильм, полностью запечатлевший каждый сеанс дрессировки, но тут возникали два «но». Во-первых, это было бы чересчур дорого. А во-вторых, в кинокамеру можно зарядить в лучшем случае 120 метров пленки, которых хватает всего на двенадцать минут. Либо нам придется делать перерывы для удобства оператора, либо оператор примется перезаряжать камеру как раз в ту минуту, когда начнется что-нибудь по-настоящему интересное.

Мы решили проводить эксперимент в Театре Океанической Науки, потому что там можно было вести наблюдение одновременно и сверху и снизу сквозь стекло. Нам пришло было в голову, что видеозапись дешевле киносъемки и не требует таких частых перерывов, но выяснилось, что в Театре Океанической Науки слишком слабое освещение. Фактограф тоже не годился – для него программа была слишком сложной и насыщенной.