Это было правдой, но она не ожидала услышать ее от него. Все дело во внутренней неуверенности, что у нее была, в комплексах, которые, как она говорила себе, глупы. Но может быть, это она сама была глупа. Она сглотнула и посмотрела на него. Он на нее. Его серые глаза были серьезны. Полны решимости. Он даже не сердился. Он не пытался причинить ей боль, как когда-то. Он просто сказал ей правду.

— Мы не можем быть вместе, когда есть кто-то другой, кто будет знать все о тебе, будет чувствовать твои эмоции и узнает все секреты, которые я никогда не смогу узнать.

— Мы можем попытаться, — возразила Кэми, и она хотела продолжить спорить с ним, но поняла, что не может подобрать слова.

Она пыталась не думать об этом, потому что, когда она по-настоящему думала об этом — об Эше, который молил их остановиться, и о том, как она делилась с ним тайнами и улыбалась ему — понимала, что Джаред прав. Все это время она знала, что их отношения невозможны, и все же надеялась и мечтала о них, и старалась ради них, и думала, что если он тоже приложит усилия, то возможно, надежда таки есть.

— Если ты хочешь быть со мной… — произнесла Кэми и замялась. Если чудо произойдет, и они выживут, а их связь с Эшем разорвется, то что? Но она не думала, что они выживут.

И если уж быть до конца честной, то Кэми никогда не знала наверняка, что она значила для Джареда вне их связи и его воспоминаний о связи. Она и не хотела слышать, что из-за ее связи с Эшем Джареду она не нужна, никогда. Она все равно умрет. А раз так, зачем ей воспоминание о том, как она просила его быть с ней, а он отказал.

Хотя он уже все равно это произнес.

— Кэми, я больше не могу притворяться. Мне это не нужно.

Голос его прозвучал грустно.

— Понятно. — Она было подумала, что ее голос будет слабым, но он прозвучал сильно и даже яростно. До абсурда зло. — Отлично. Проехали. Но церемонию мы проведем.

Когда она вышла из комнаты, то хлопнула дверью. Она почувствовала себя дурно от того, насколько несправедливо это было, как и несправедлив был выбор, который ей пришлось сделать, и заклинание, которое им придется принять. Она никогда не хотела любви, о которой мечтали девочки, подружки детства, ей даром не нужна была любовь, придававшая ее жизни смысл. Ее жизнь и без того его имела. Это казалось такой глупостью, все клише об ощущении себя полноценной, завершенной, о немыслимом отчаянии или необычайном счастье, любви с первого взгляда или любви на веки вечные, уверенности, когда она никогда и ни в чем не была уверена, кроме его важности для нее. И это все еще казалось настолько далеким от опустошающей боли, которую она испытывала прямо сейчас. Ей нужны были университет и журналистика. Она считала себя умной, разбирающейся в жизни и любви.

У нее уже был Джаред, весь целиком, и ей больше не нужен был никто другой. Он у нее был, и она его потеряла, хотя все это время пыталась убедить себя в обратном.

Никто не может рассказать историю любви независимо от возлюбленного: люди рассказывают истории любви друг другу, и Джаред отказался говорить то, что она надеялась услышать.

Джаред был прав. Теперь, когда они могли погибнуть, настало время быть честными, признать суровую правду. Она была ему не нужна. Она его потеряла.

Глава Пятнадцатая

Тот, кого я люблю сильнее

Проходили дни, несмотря на разбитое сердце и страх из-за того, что должно произойти, Кэми пыталась занять себя. Она жила над рестораном своей мамы, нося одолженную одежду. Она продолжала жить без матери. Она убеждала себя, что если все сделает правильно, то сможет спасти ее.

В день вечеринки она помогала Марте Райт украшать балки красными и белыми лентами, взгромоздившись на стул и приподнявшись на цыпочках, чтобы, несмотря на самый маленький рост в команде и слабое представление, каким должно быть надлежащее оформление зала, сделать это во что бы то ни стало.

— Ну, по крайней мере, ты не врежешься головой ни в одну из балок, — сказала Марта, когда Кэми в четвертый раз свалилась со стула.

— Мне очень импонирует твое отношение, — сказала Кэми. — Всегда мысли позитивно!

Девушка, падающая со стульев, продолжавшая смеяться над дурацкими шутками и портившая украшения, совершенно не вписывалась в представление Кэми о поведении человека с разбитым сердцем. Может быть, если она продолжит делать все, что в ее силах, и вести себя как прежде, будет не так больно.

Она взглянула сверху вниз на Марту, стоявшую за барной стойкой. Женщина тонкой спиралькой срезала корку с апельсина.

— Ты нам так помогла, и была к нам очень добра. Мне очень интересно, что тобой двигало. Надеюсь, ты не против того, что я спрашиваю, — сказала Кэми. — И я очень надеюсь, что ты не скажешь нечто вроде: «Ого, теперь, когда я об этом думаю, мне и самой не ясно — зачем я ввязалась в это рискованное дело, так что я, пожалуй, сверну свою бурную деятельность». Я большая поклонница твоей помощи. Мне просто интересно, ведь больше нам почти никто не помогает, все настолько боятся Роба Линберна, что не помогают даже себе. Вот я и интересуюсь, почему ты решила нам помочь?

Кэми надеялась, что она не свалится в очередной раз, спрашивая Марту о том, как та осмелилась на помощь, не обладая магией. Кэми не владела магией во время разрыва связи с Джаредом и до создания связи с Эшем. И она продолжала бороться. Она не собиралась себя вести как Линберны, словно только человек, обладающей магией, — единственная сила, которую можно считать таковой.

Но Марта Райт росла одновременно с родителями Лиллиан, когда Линберны еще властвовали над всей долиной. Тогда люди были рады их возможностям, и даже более того, они уже привыкли к ним. Привычка может быть сильнее счастья. Поэтому многие из тех, кого, как думала Кэми, она неплохо знала, уже склонили головы, отдав на откуп Робу Линберну делать все, что тому заблагорассудится. Они повели себя так, будто просто не видели иного пути, да и тому не откуда было взяться.

Она вновь посмотрела на Марту, как ее седовласая голова склонилась над рыжими спиральками.

— Ты же помнишь, как Джаред ушел из дома на время, оставил тетю и брата и пришел жить к нам. Только он, — медленно проговорила Марта.

— Помню очень хорошо, как он сбежал, чтобы жить в баре. Это напоминает взрослую версию того, как я сбежала из дому, чтобы жить в домике на дереве моей подруги. Но у Джареда побег продлился дольше.

Лиллиан сделала Джареду предложение, которое тот, как ему казалось, не мог принять и посчитал, что ему нужно уйти. Она знала, что Джаред понимал важность настоящего дома: он всегда знал, что ее дом значил для нее. Но скорее всего, он так и не понял, как значение слова «дом» применимо к нему, или как описать то, что могло бы принадлежать ему.

Марта, казалось, пропустила последнюю реплику Кэми мимо ушей. Кэми знала: порой люди уже отвечают в то время, пока она говорит.

— В тот вечер, когда он появился на пороге, шел дождь, — с теплом в голосе сказала женщина. — Было очень поздно. Бар закрыт, а мы с Джоном уже легли в постель и слушали шум дождя, пытавшегося сбросить черепицу с нашей крыши. А потом раздался стук в дверь. Мы знали, что Линберны вернулись, мы знали, что вновь будут принесены жертвы. Мы не… мы выросли с этим, мы росли во времена крови и золота. Люди судачили об этом украдкой. Все и во все времена были слишком напуганы, чтобы чересчур много болтать о Линбернах. Не дай Бог найдутся шпионы, которые передадут им эти разговоры, или деревья нашепчут последние новости. Легенды утверждают, что чародеи могут увидеть отражение кого бы то ни было в своих зеркалах, что они могут увидеть человека даже через дупло. Кто-то говорил, что так было испокон веков, а иные, что все можно изменить к лучшему. Кто-то был так же напуган, как мы, но как и нам, им было прекрасно известно, что нам нечего было противопоставить колдовству. Я боялась. Может быть, это прозвучит глупо, но мне показалось, будто тот звук вызывал меня на Судный день. Я вцепилась в Джона и, съежившись в постели от страха, хотела было сказать: «Не ходи туда». Но Линберны не любят ждать, и их нельзя игнорировать. Единственное, что было страшнее спуска Джона вниз к двери, это мысль о том, что он не вернется. Поэтому мы пошли вместе.