Второй тревожный звоночек прозвенел в трактире. Нет, для своего времени он выглядел достаточно прилично. Но абсолютно всё было деревянным и строилось явно без гвоздей. Ничего стеклянного тоже не было, только глиняные кувшины. В окнах стояли тонкие мутные пластины – видимо, слюда. В ответ на просьбу Аранта помыться ему сказали, что бочка будет готова через час, а на вопрос о том, где здесь можно ответить на зов природы, послали на задний двор. То есть ни горячей воды, подогретой хотя бы волшебным артефактом, ни канализации для отхожего места не предусматривалось. Даже банального умывальника из продырявленной чашки со стержнем не было.

Я прекрасно знал, что в России и в двадцать первом веке были целые деревни с удобствами во дворе. Да и в трактире всё должно быть прочным и дешевым, но… В общем, мне стало ясно, что магия в этом мире - привилегия. Да еще и чудные грязные полы, присыпанные соломой, кое-как протертые столы… Кроме Аранта, никто не изъявил желание освежиться. Черт возьми, они даже руки всего лишь обмахнули носовыми платочками, а не помыли. Когда же мы все уселись за общий стол и принесли еду, тревожный звоночек превратился в полноценный набат.

Для начала на столе не нашлось ни соли, ни бумажных салфеток, что намекнуло на их дороговизну. Затем не дали вилок, только простые деревянные ложки. А потом к огромному блюду жареных морепродуктов вынесли нарезанную буханку хлеба.

- А дичи или птицы какой у вас нет? – спросил кто-то.

- Пока нет! Хозяин седьмицу назад в лесу заблудился и вышел, когда пообещал устроить морскую неделю, чтоб ни птиц, ни дичи не бить. Вот и подаем пока только гадов да рыбу, - сказала подавальщица, крепкая симпатичная бабенка, возвышающаяся надо мной аж на целую голову. – И еще я у вас попросить хотела… - тот самый служитель, который первым нашел меня, кивнул, и женщина заискивающе попросила: - Тишка, братец мой, третий день в бреду лежит, животом мается. Вылечите его, служители Равновесия, а? Денег нет, но я вам пиво и копченую лопатку принесу. Своё, домашнее!

- Животом мается и бредит? – переспросил курчавый и огладил бородку. – Хорошо, что нам сказали. Это лечится простым наговором на узел пояса. Пообедаем, а потом я его вылечу.

Ответ мне понравился. Значит, магия в этом мире все-таки существовала, просто была другого толка: не артефакты, а заговоры и личная сила.

- Благодарствую! – обрадовалась подавальщица и поставила перед нами большой горшок картошки.

Картошка показывала, что здесь как минимум восемнадцатый век, и это было хорошо. Но! Горшок был один на всех. Один. На всех. И никаких отдельных тарелок.

- Не стесняйся, деточка! – прогудела над головой Зденька и, положив на хлеб рыбу, вручила его мне. – Кушай.

Я вцепился в бутерброд как утопающий, глядя на горшок с картошкой во все глаза. Служители Равновесия схватили ложки.

«Они не могут этого сделать!» - в каком-то предобморочном состоянии ахнул внутренний голос.

Ложки дружно опустились в горшок, выловили по куску в бульоне и отправились к хозяевам. Десяток ртов облизнул их, оставив на каждой по миллиарду микробов, вирусов и бактерий. На лицах мужчин и женщин разлилось довольство…

Эти люди могли, умели и практиковали.

- Хорошо горяченького с холода покушать! – крякнула Годана.

И ложки - облизанные, обсосанные, со всех сторон обслюнявленные - вновь нырнули в ни в чем не повинную картошку. И еще раз. И еще. В горшке расцвела самая настоящая микробиологическая оргия. Но ложки не останавливались.

Я молча смотрел на эту отъявленную вакханалию антисанитарии и понимал: это полный финиш. Абзац. Катастрофа! Аборигены, видимо, обладали убойным иммунитетом. Мой же такого артобстрела не вынес бы никогда в жизни! Чтобы не передернуться, я опустил взгляд на свою еду. Вроде как ржаной хлеб тоже не порадовал. Он имел странный неприятный запах, почти неуловимый из-за рыбы. Первый же откушенный кусок я аккуратно сплюнул - очень уж не понравился горьковатый привкус. Конечно, это могла быть какая-то специя или добавка, но в памяти всплыла учительница истории, взахлеб рассказывающая о роли спорыньи в эпоху охоты на ведьм. Я вспомнил, как люди ловили галлюцинации и умирали от поносов, сопоставил с рассказом подавальщицы о Тише - и внутренний учитель ОБЖ тут же грозно потребовал не брать в рот подозрительную еду. Я съел с бутерброда рыбу и взял осьминожьи щупальца. Люди хохотали и ели. На меня никто не обращал внимания.

И всё бы прошло хорошо, но тут вернулся посвежевший и чистый Арант. Он сел напротив, взял ложку, соорудил бутерброд и подмигнул мне.

- А что это Тэхон одну рыбу ест? – заботливо спросил он.

Его ложка нырнула в оскверненный горшок, где наверняка уже родилась неизвестная науке болезнь, и исходящая паром отрава нацелилась мне в рот.

- Попробуй! – улыбка у мудреца Порядка была добрая-предобрая. – Вкусно! Ам-ам!

Только многолетняя актерская практика помогла удержать лицо. Я вспомнил, что являюсь не просто спасенной пленницей, но еще и знатной особой. Поэтому вместо послушного «ам» облил чужую ложку презрительным взглядом, высокомерно выгнул бровь и демонстративно откусил кальмара, держа хлеб у подбородка на манер тарелки.

Арант нахмурился и ткнул ложкой настойчивее.

- Тэхон, еда!

Я тоже нахмурился. Абориген не успокаивался и медленно, но верно начинал бесить. Да еще остальные прервали трапезу и с увлечением наблюдали за нашим поединком. В конце концов мне надоело отворачиваться от ложки.

- На! – я тоже ткнул этому мудрецу надкушенное щупальце.

Арант машинально откусил, и я с самым высокомерным видом переложил еду ему на ложку, а сам взял с блюда нетронутое. На лице аборигенов медленно проступило осознание. Ложка с отравой медленно опустилась.

- Ладно, я понял, что ты из чужого рта не ешь, - проворчал Арант и вопросительно ткнул пальцем в мою импровизированную тарелку. – А это?

Я молча поднес хлеб к слюдяному окну, раскрошил в пальцах мякиш. Холодный рассеянный свет четко выделил на белой коже мелкие, едва уловимые черные вкрапления, которые оставили крошки. Арант и Годана секунду пялились на них, а потом их куски опустились на стол. Служители Равновесия посерьезнели и переглянулись с таким видом, что мне стало ясно: такая специя в рецепте не предусматривалась.

- Подавальщица сказала, что её брат третий день животом мается и в бреду лежит, - пролепетала Зденька, бледнея. Из её руки выпал крохотный огрызок – она доедала второй кусок.

- Порча. То-то рыбу всем подают – чтоб не учуяли! - прошипел Арант, зверея, и гаркнул на весь трактир: - Всем отложить хлеб и идти блевать! Хозяин, а ну-ка поди сюда!

Я даже обрадовался. Служители сопоставляли плохую еду с болезнями, знали, что и отчего бывает, и умели оказывать первую немагическую помощь. Это означало, что в их организации существовала определенная школа.

Еще они явно обладали авторитетом и правомочиями. Те, кто наелся дрянного хлеба, моментально побежали на задний двор. Перепуганного трактирщика пинками выгнали на улицу, привязали к первому попавшемуся столбу и объявили губителем душ и хулителем Равновесия. Затем Арант вручил кнут Годане, разорвал на спине мужика рубаху… И дальше я ни смотреть, ни слушать не стал – зашел обратно в трактир. Служители Равновесия собирались заговаривать отравленных. Определенно, большее наслаждение доставила бы магия, а не казнь.

Я привык представлять магию чем-то зрелищным, с потоками света, искр и прочими спецэффектами. Мгновенный результат подразумевался априори. Но вместо красивой волшбы служители Равновесия просто завязали пару узлов на красных нитках, нашептали на них какую-то неразборчивую абракадабру и раздали всем посетителям со словами: «Если кому будет плохо, три дня пить отвар из таких-то трав». Названия трав мне ни о чем не сказали. На этом магические действия закончились. Немногочисленный народ был в восторге и с благодарностями повязал нитки на запястья. Я же однозначно ожидал не этого. Наверное, век кинематографа меня развратил…