– Ты никогда не говорила со мной об этом.

– Зачем? Ничего нельзя было сделать.

– А теперь? – спросила Мэг.

– Кое-что меняется. Мудрый человек надеется на лучшее и готовится к худшему.

– Что же самое худшее?

– Война. Голод. Болезнь. Смерть.

Мэг едва подавила дрожь, услышав, как Старая Гвин перечислила все ее страхи.

– А самое лучшее?

– Мир, который принесут Волк Глендруидов и человек, способный выдержать тяжесть талисмана.

Луч надежды пронзил сердце Мэг, когда она представила себе землю, не раздираемую больше распрями и раздорами. Это чувство было совсем не похоже на то, что она испытала, глядя, с какой изысканной нежностью Доминик пытался приручить дикого сокола.

– Расскажи мне все, что ты знаешь о талисмане, – попросила Мэг.

– Я знаю не так уж много.

– Это лучше, чем ничего, – возразила Мэг.

Старая Гвин улыбнулась. Но улыбка исчезла с ее лица, когда она заговорила:

– Волка Глендруидов носили вожди из поколения в поколение. Пока его носит вождь, царят мир и процветание.

– А что случилось потом?

– Зависть брата. Измена женщины. Смерть любви.

Мэг мрачно улыбнулась.

– В этой истории слышится что-то знакомое.

– Глендруиды были всего лишь людьми. Вождь попал в засаду и был убит. Талисман пропал с его плаща.

Мэг ждала.

Но Гвин не сказала больше ни слова.

– А что потом? – спросила Мэг.

– С этого дня наступило время раздоров. И с этого дня у женщин Глендруидов редко рождаются дети, так как они не знают радости в браке; а не познав радости и наслаждения, женщина из нашего рода не может зачать ребенка.

– Разве наш народ не пытался разыскать талисман, ведь он так много значит?

Старуха рассмеялась:

– Они пытались. Но вместо этого передрались между собой. И талисман никто и никогда больше не видел. Говорят, что он спрятан в одном из древних могильников и его охраняют призраки.

Мэг овладело странное чувство, что это еще не вся история. Однако, когда она хотела просить о продолжении и взглянула в глаза Гвин, то поняла, что больше ничего не услышит.

– Я бы хотела, чтобы этот талисман оказался у меня в руках прямо сейчас, – сказала Мэг наконец.

– Не стоит желать этого.

– Почему?

– Если он попадет к Доминику Ле Сабру или Дункану, по лугам Блэкторна польется кровь, а не талая вода.

У Мэг вырвался вздох печали.

– Боюсь, ты права. Мой бедный народ. Когда по земле идет война, дворяне могут победить или потерпеть поражение, а простой народ всегда в проигрыше.

– Да, – прошептала Старая Гвин. – Всегда.

– Почему люди не могут понять, что эту землю надо лечить, а не причинять ей боль? – спросила Мэг.

– Они ведь не Глендруиды и не могут понять пути воды и дерева, растущего на земле. Им известны только пути огня.

– План лорда Джона превратит замок Блэкторн в руины и разорит всю округу, – сказала Мэг. – Если мы этой весной засеем поля кровью, а не семенами, те, кто уцелеет, останутся в живых только для того, чтобы умереть с голоду будущей зимой.

– Да. Если король Генрих не убьет их до этого. Если Джон осуществит свой план, король и великие бароны камня на камне не оставят от Блэкторна.

Мэг закрыла глаза.

У нее оставалось так мало времени до завтрашнего утра, чтобы найти способ спасти землю и людей, которых она любила более всего в своей жизни..

– Что же ты предпримешь, Мэг?

Она уставилась на Старую Гвин, желая знать, не может ли та прочесть даже ее мысли.

– Ты предупредишь норманнского лорда? – поинтересовалась Гвин.

– Зачем? Будет лучше – и быстрее – отравить Дункана. Я не смогу увидеть его повешенным. Или еще хуже. Нет. Я не могу. – Мэг тяжело вздохнула и продолжила:

– В любом случае смерть Дункана ничего не меняет. Его люди из мести перережут норманнов, и Блэкторну все равно придет конец.

Старая Гвин кивнула:

– Ты истинная дочь своей матери, Маргарет. Сильная и добрая одновременно. Что же ты сделаешь? Убежишь в лес и спрячешься там?

– Как ты догадалась?

– Это то, что сделала твоя мать. Но это неосуществимо. Дункан так же умен и силен, как и ты…

– Что ты имеешь в виду? – полюбопытствовала Мэг.

– Он оставил в сторожке привратника одного из своих людей. Ты пленница, а замок – твоя тюрьма.

Доминик смотрел на своего брата, входившего в просторную комнату, где оруженосец обычно помогал лорду одеваться. На нем был только плащ для тепла, а лицо хранило следы недавней схватки с бритвой – Доминик дважды порезался. Его волосы были аккуратно подстрижены, чтобы не выбивались из-под шлема, и борода исчезла. От этого он выглядел еще более грозным. Борода хоть немного смягчала резкую линию подбородка.

– Все приготовления закончены? – спросил он, вытирая лицо.

– Часовня готова, – ответил Саймон, – ваши рыцари предстанут вместе с вами перед Богом и перед саксонским сбродом, вооруженные люди присматривают за женщинами и вассалами.

– А что моя невеста? – поинтересовался Доминик. – Кто-нибудь видел ее?

– Ни один смертный. Ее служанка бегает повсюду, как курица, крича на прачку, что одежда еще сырая, на швею за плохо пришитую кайму или на сапожника за то, что туфли слишком грубы для дворянских ног.

Доминик хмыкнул и начал растирать полотенцем свое могучее тело.

– Какие приготовления! Похоже на то, что мне не придется вытаскивать леди Маргарет из ее комнаты, – сказал он.

– Надеюсь, леди будет одета достаточно пышно.

– Какая разница. Я женюсь не на ее платье.

– Да, но невеста должна быть одета лучше всех на собственной свадьбе, разве не так?

Доминик приподнял бровь, в молчаливом недоумении глядя на брата.

– Мари собирается надеть платье из алого шелка, – продолжал Саймон лукаво, – а на голове будет золотой венец с чудными рубинами. И то и другое – твои подарки.

– Если леди Маргарет хочет носить такие же безделушки, ей следует быть более приветливой со своим будущим мужем, – вздохнув, произнес Доминик. Он с силой швырнул полотенце на стол. – Гораздо более приветливой.

Саймон рассмеялся.

– Может быть, тебе послать ее на выучку к Мари?

Доминик ничего не ответил на слова брата. Он обратился к Джеймсону.

– Нет, – сказал он оруженосцу, – мне нужен другой наряд. Дай то, что я надеваю перед битвой.

Оруженосец выглядел удивленным.

– Перед битвой?

– Кольчугу, – приказал Доминик нетерпеливо.

Выражение его лица заставило оруженосца заметаться. Мальчик поспешно достал из сундука кожаную одежду и подал лорду. За ней последовали латы, металлические пластинки которых защищали голени Доминика от ударов во время боя.

Движением головы Доминик дал понять, что они не нужны. С чувством облегчения Джеймсон вернулся к сундуку за кольчугой. Несмотря на то что на ней спереди и сзади были разрезы, чтобы она не мешала во время верховой езды, все равно кольчуга была достаточно тяжелой.

– Бог мой! – пробормотал Саймон, увидев, как оруженосец Доминика несет гибкую металлическую рубашку. – Я и не знал, что жених должен идти к алтарю в кольчуге.

– Может быть, я ввожу новый обычай.

– Или хоронишь старый? – спросил Саймон вкрадчиво.

Улыбка Доминика сверкнула, словно меч, вынутый из ножен.

– Увидишь, что и ты последуешь моему примеру, брат.

– В спальню ты тоже отправишься в кольчуге?

– Когда приручаешь молодого сокола, осторожность не помешает.

Саймона такое сравнение очень развеселило.

– Леди Маргарет не похожа на желторотого птенца, впервые вылетевшего из гнезда, – возразил он. – Она только на пять лет моложе тебя.

Доминик легким движением накинул кольчугу, что ясно говорило о многих годах военной жизни. Тяжелый капюшон лег на его плечи сверкающими скользящими складками.

– Свен не слышал ничего, что намекало бы на то, что леди Маргарет так опасна, – проговорил Саймон. – Скорее наоборот, вассалы очень любят ее за доброту.