Ушер уже и без моей на то помощи от смеха буквально валялся на земле, а у представителя графа лицо наливалось краской от гнева.

— Так что вы там нам хотели сказать, уважаемый? — спросил я его. Стоящий с ним рядом толстячок в ужасе переводил взгляд со своего патрона на меня, не понимая, чем вызвана моя такая несусветная наглость.

— Я же тебе передавал, старый балбес, — сквозь хохот проронил Ушер, — пацаны реально весёлые и вести дела с ними надо очень осторожно, а, главное, честно. А ты? — и уже обращаясь ко мне спокойно попросил:

— Отпусти этого качка — побратим мой всё-таки, но такой же балбес, как и старший из нас.

Я нехотя перевёл взгляд на свою скамейку.

— Ещё раз протянешь руки ко мне или к моему корешу, сдохнешь! Пошевели ушами, если понял.

Ну, а что, я его лица видеть не могу и за веками следить, подсев под него не собираюсь, ноги болят, а так хоть потренируется, как ушами шевелить можно.

Вот вроде бы дёрнулись, но я не спешил подниматься.

Не обращая внимания на пунцового учителя барона, я обратился к управляющему:

— Ты ещё здесь? Мы голодны! И не забудь и об этих господах, они тоже любят отлично прожаренное мясо и достойное вино. — и добавив немного силы в голос гаркнул: — Бегом!

Толстячок даже позабыл спросить разрешение у своего начальника и припустил к виднеющимся среди листвы постройкам. А ведь какая-то акция готовилась этими господами, и эта акция несомненно была акцией устрашения. Вон какое уединённое место для разговора выбрали-то.

Я посмотрел на воспитателя Шварца самым тяжёлым взглядом, на который только был способен.

— Теперь, что касается вас, не совсем уважаемый. — от моего спича, даже Ушер смеяться перестал, а я так и вёл разговор, не вставая со своей скамейки. — Вы хоть и являетесь воспитателем этого красивого юноши, но даже вам врать и пользоваться своим положением по отношению к детям должно быть совестно. Я не глухой и памятью, как и барон, в виду крайней молодости не страдаю и прекрасно помню о всех договорённостях с вашим работодателем. Я, как и мой напарник, согласились эти договорённости выполнять. И, что я вижу? Вначале нас, как каких-то преступников поставили в рамки быдла, даже не давая еды, а то и вовсе пытались заставить весь путь сюда пройти на своих двоих. Но те недоразумения мы урегулировали ко всеобщему удовлетворению. Всё шло просто прекрасно и само путешествие нам понравилось. Правда, барон? — спросил я своего друга.

— Угу! — угукнул он, кивая и боясь поднять глаза на учителя.

— Вот! — продолжил я. — И что я вижу потом? В последний день, когда я был слегка несостоятелен, в виду потери сознания, нас лишают не только работников, которых мы в результате своих действий наняли, но и лишают

не только вещей, заработанных нашим горбом, но и денег и драгоценностей. И это, я обращаю ваше внимание, сделано при полном попустительстве нашего надсмотрщика. Ведь так, Ушер?

Я повернулся к наёмнику.

Тот видя, что я не собираюсь пока вставать с его дружка, сквозь зубы процедил:

— Так!

Я вновь повернулся к представителю графа.

— Боюсь выдвигать обвинения в сторону его сиятельства, но получается, что он у нас… — я посмотрел в глаза воспитателя барона, наполненные плещущейся там яростью, — лицемер и обманщик, то есть человек не отвечающий за свои слова. Если это так, то в этом случае я не намерен дальше выполнять ранее взятые на себя обязательства… как и мой друг. Если же это просто инициатива на местах, то готов обсудить предложения о компенсации. — видя, что человек, которого назвали мастером, не спешит отвечать на мои вопросы, я просто вытащил кинжал из ножен у своей скамейки и просунул острие между его ногами в районе мужского достоинства. — Итак, я жду… Или сам начну наказывать виновных. — почувствовав угрозу со стороны спины, быстро сказал: — И не надо дёргаться, Ушер. Твоё поведение, когда нас с бароном грабили, а по-другому я ваши действия назвать не могу, никакими оправданиями не смываются. Мне плевать, чьи вы команды получали, но я вам говорю, и мои слова может подтвердить Шварц, о тех договорённостях, что мы заключили с его отцом и, что я абсолютно ничего не привираю. Итак, я жду.

Представитель графа со вздохом опустил плечи.

— Отпустите нашего друга, ваша светлость, он уж точно ни при чём.

— Он попытался поднять на меня руку и едва не протянул ноги, к тому же я никакая не светлость!

— Ну, вообще-то, я маркиз и личный друг его сиятельства и так со мной может говорить только император, и то… — он судорожно сглотнул, — он никогда себе такого не позволял.

— Но и вы по отношению к нему никогда такого поведения своего и своих подчинённых не допускали. Я прав?

Он коротко кивнул.

— Не допускали. — подтвердил он. — А наш друг больше не притронется к вам, если вы сами не разрешите, а отдохнуть и просто пообщаться мы можем и вон на той прекрасной лужайке. А за одно и обсудить, как мы можем компенсировать ваши потери, если, конечно, Ушер подтвердит, что они заработаны вами честно и без всякой помощи со стороны, а немного позже и поедим, хотя обед уже давно прошёл.

— Это у вас прошёл обед. — со вздохом сказал я, вставая с удобного седалища и освобождая воина от паралича. Если раньше заклинание мне давалось тяжело, и я не мог его долго удерживать в боевом состоянии, то теперь, используя древний артефакт, мог, наверное, и их всех держать под полным контролем требуемое мне количество времени и при этом заниматься ещё чем-нибудь, например, вести беседу. — А у нас с бароном, даже ужина вчера не было, не говоря уже о завтраке сегодня и тем более обеде. Так-то, стыдно должно быть.

Когда прибыла целая вереница слуг и тут же принялись устраивать пикник на природе, мы, развалившись на мягкой молодой травке обсуждали мои требования, причём произошло ещё кое-что интересное.

Но по порядку.

Вначале господин Сноуд попытался надавить на меня через барона, но барон видя, что я так лихо разделался с его некогда всесильным учителем, тоже проявил со мной солидарность и на условия учителя не соглашался, а условия, если честно, были мягко говоря не очень.

Продукты мы должны были добывать сами, при этом ещё и работать. Просто, аргументировал свои слова воспитатель, его отец не то имел в виду, когда пытался наказать нас. Его слова чистить конюшни будто бы подразумевали под собой полное выполнение всех работ в конюшне. Вот только с такой формулировкой ни в какую не соглашался ни я, ни Шварц. В конце дня убрать за лошадьми навоз — это одно, а пахать круглые сутки на дядю только за еду дураков нет.

— Я не знаю, кто замутил эту бодягу, — зло сказал я, так как до сих пор нас ещё не удосужились покормить, — но на ваши условия добровольно могли бы согласиться только идиоты. Надеюсь вы нас ними не считаете?

Мастер только хмыкнул.

— А потому мы не собираемся пересматривать договорённость, так что давайте вернёмся к нашим баранам.

— У вас и баранов забрали. — поразился освобождённый побратим Ушера. Вот кто теперь меня полностью поддерживал, так это могучий богатырь по имени Нир.

— Нет! — усмехнулся Ушер. — Это такая присказка. Просто Гури говорит, что пора рассмотреть их претензии со Шварцем. Я прав? — обратился он ко мне.

Я согласно кивнул.

— И что бы вы хотели, чтобы мы вам компенсировали? — с усмешкой произнёс мастер.

— Только то, что наше, и всё. — ответил я.

— А можно и вовсе не компенсировать, а просто вернуть, но сейчас, а не к концу нашей со Шварцем отработки. В первую очередь, — я посмотрел в глаза воспитателя, — одежду, обувь и оружие, нами честно добытое в стычках и купленное за наши деньги, а также прислать назад мне моего помощника. Его наличие мы обговаривали с вашим другом, отцом барона.

— А не много ли? — с ухмылкой сказал мастер.

— Нет, не много. Я сам их покупал и заказывал у старика и его детей. — намекнул на бывших сослуживцев Ушер. — И деньги чистые, заработали спасая наших ребят.

— Даже так? — удивился Нир.