Брат Анже был ещё в постели, в белой ночной рубашке, делавшей его ещё старше. Фанфан вновь ощутил к нему какую-то странную любовь, которую, однако, так и не решался показать столь холодной, ледяно спокойной особе.

Брат Анже был очень бледен. Стул у изголовья уставлен всевозможными флаконами и флакончиками.

- Нет, со мной все в порядке, - успокоил он Фанфана, озабоченно спросившего о его здоровье. - У меня сейчас много забот, ну а это не на пользу. И частично они касаются тебя. Опасаюсь, что осуществление планов, приготовленных для тебя, откладывается на неопределенное время. Так что мне нужно поскорее поправляться. Некогда болеть. Но, мой милый, я хочу услышать, с чем ты пришел.

- Вы хотите сделать из меня священника, брат Анже?

- Ну уж нет! - расхохотался тот. - Кое-что гораздо лучше, сынок! Но говори же!

Рассказ Фанфана он выслушал молча.

- Это несерьезно, - заключил он.

- Несерьезно? Гром и молния!

- Я-то думал, что ты ничего не боишься! - хитро покосился брат Анже.

- Да, я нечего не боюсь! Я недавно совершил такое... никому не говорил, но вам могу сказать... Я только боюсь, что они меня куда-нибудь запрут...

Помолчав, брат Анже спросил:

- Слышал ты когда-нибудь о графе де Бальзаке?

- Я? Нет, - ответил Фанфан, понятия не имея, при чем тут граф. Снова эти туманные намеки, снова нужно ломать голову!

- На войне в Канаде третий полк драгун - это был его полк! Донадье служил у него!

- И его убили ирокезы, - добавил Фанфан, знавший всю историю на память.

- Бальзак - человек щедрый и платит пенсии вдовам своих подчиненных.

- И тете Фелиции тоже, я знаю, - Фанфан становился все нетерпеливее, ибо разговор все время уходил в сторону. - А мерзавец Пиганьоль женится на Фелиции только из-за пенсии за Донадье! И из-за моих денег, разумеется. Ну и что?

- Представь себе, несколько месяцев назад я ужинал с графом де Бальзаком и он мне кое-что рассказал! Чисто из любезности, из любви к людям, из христианского милосердия он выплачивает целых шесть пенсий женам, чьи мужья не пали на поле боя, а дезертировали - но не для того, чтобы вернуться к своим женам, а чтобы исчезнуть в канадских дебрях! И среди таких дезертиров - Виктор Донадье!

- Не может быть! - вскрикнул ошеломленный Фанфан.

- Именно так! - подтвердил брат Анже.

- Ах, мерзавец! А я-то считал его героем! Значит, он не умер?

- Судя по всему - нет, но это не единственный случай, когда такой дезертир живет в племени индейцев!

- Черт возьми! - протянул Фанфан, настолько потрясенный и заинтригованный, что повторил: - В племени индейцев!

- Но послушай дальше: Пиганьоль об этом знает. Знает правду. И он сам явился сообщить Фелиции о гибели Виктора! А теперь представь - Фелиция узнает, что её обманывал этот негодяй, что он лгал, лишь бы присвоить её пенсию...

- Представляю!

- И что он все время ломал комедию!

- Ах, какой мерзавец!

- Что тогда Фелиция сделает?

- Ну, я не знаю! Она стала такой дурой!

- Злость, обида, разочарование будут ей хорошими советчиками! Фелиция выгонит почтенного мсье Пиганьоля из дому!

- В этом я не очень уверен. И она, к тому же, беременна!

- Положись на её гнев и обиду! Но, во всяком случае, Пиганьоля нужно припугнуть такой возможностью, пусть задумается! Мысль о том, что после твоих денег может вдруг лишиться и тех, других, может оказаться так жестока, что откажется от своего чудовищного плана!

- Вэлл (еще одно слово, которое Фанфан подхватил у Толстяка Гужона) так что будем делать?

- Увидишь? - пообещал брат Анже.

План его был столь привлекателен, что Фанфан забыл рассказать брату Анже о своем подвиге - то есть о встрече с графиней Дюбарри. Расскажи он все в тот день, да ещё покажи как доказательство дареную камею, брат Анже, быть может, позабыв обо всем, постарался побыстрее реализовать свой план, о котором столько раз упоминал - но что делать, такова история: слова, оставшиеся несказанными, меняют если не дальнейший ход истории, то по крайней мере судьбы действующих лиц!

Через двое суток после разговора, которому мы были свидетелями, Пиганьоль с девятым ударом часов вошел в кабаре "Де ля Селетт", где было полно народу. Кучера, только что закончившие свой рабочий день, уличные "дамы" в поиске клиентов, торговцы из соседних лавок, несколько солдат все старались перекричать друг друга. Пиганьоль, тяжело хромавший и раскачивающийся из стороны в сторону в такт своей неровной походке, направился к заднему столу, за которым его поджидал Хлыст. Это был парень лет двадцати пяти, низколобый, почти лысый, расплющенный нос и оттопыренные уши его тоже не украшали. Как-то в драке он лишился одного глаза. Изгнанный из банды Картуша, начал "работать" сам и стал специалистом по вооруженным ограблениям, которые всегда сопровождал насилием просто ради собственного удовольствия. На столе перед ним стоял большой, но уже полупустой глиняный кувшин. Сразу он и не заметил, что Пиганьоль выглядит взбешенным, и одновременно поникшим и растерянным.

- Все готово, - процедил Хлыст сквозь зубы по-привычке торопливо. - Я договорился с Жюльеном, голландцем, у него коляска с парой добрых коней. Стоит во дворе у братьев Генри. Я установил, куда и когда ходит наш юный друг Фанфан. Каждое утро в семь часов - за молоком на ферму Пикара, это за садом Колиньонов. Сделаем все так: как я дам сигнал, что вышел из дому, Жюльен выедет с фиакром, в нем будешь сидеть ты. Когда вы его догоните, остановитесь, ты откроешь дверь экипажа, поздороваешься и предложишь подвезти. Раз он тебя знает, ничего не заподозрит, это точно! И - по-коням! Жюльен погонит с места, если повезет, никто ничего не заметит. Через двадцать пять минут будем в Пантине, у Жюльена там есть уединенная хибарка. Ты же, разумеется, приготовься дать мальчишке как следует, если он...

- Оставь это, - сказал Пиганьоль, трижды уже пытавшийся прервать словоохотливого Хлыста. - Боюсь, все пропало!

- Что ты несешь?

- Все пропало. Этот парень нынче остановил меня на улице - видно проследил, когда и куда я хожу (Пиганьоль сказал это с хмурой иронией). Знаешь, что он мне заявил? Черт побери! Я бы его убил на месте, если б мог!

- Ну давай, говори, дерьмо! Давай! - злобно заворчал на Пиганьоля сообщник, взбешенный нерешительностью Пиганьоля и ещё больше заявлением, что план их лопнул.

Было около одиннадцати утра, когда Фанфан, действительно поджидавший, когда Пиганьоль выйдет из дому, того окликнул. Фанфан не хотел заходить с ним в дом, предпочитая, чтобы разговор проходил на улице, ибо полагал, что Пиганьоль способен на все - и ещё потому, что не хотел доводить Фелицию до отчаяния сообщением, которое бы показало, как фальшив, никчемен и лжив с первой встречи был с ней этот человек, которого она все-таки любила и который был, в конце концов, отцом её ребенка.

- Мсье Пиганьоль, - окликнул его Фанфан, - мне вам надо кое-что сказать!..

- О! - воскликнул пораженный Пиганьоль, пораженный вежливым тоном того, кому они готовили ловушку, и потому заговорив с Фанфаном почти ласково: - Как дела? Как ты подрос за эти несколько месяцев! И как здорово выглядишь, правда!

- Да? Благодарю вас! А как ваши дела?

Короче говоря, завязался светский разговор, и при воспоминании о нем у Пиганьоля горели уши, так он чувствовал себя смешным.

- С вами собирался говорить брат Анже, но я ему отсоветовал. Он болен и не может выходить. Он спросил, смогу ли я поговорить с вами от его имени, и я согласился!

- Да! А в чем дело? - стал заикаться Пиганьоль, которому имя брата Анже Бог весть почему нагнало страху.

- Мсье Пиганьоль, это касается Виктора Донадье.

- О! Да? Гм, а почему? - Пиганьоль почувствовал, что бледнеет.

- По доверительному сообщению графа де Бальзака, бывшем и вашим командиром в третьем драгунском полку...

- О, полковник был прекрасным командиром! - голос Пиганьоля дрогнул.