Это просто очаровало полковника де Рампоно! А окончательно решило дело фраза, которую Фанфан-Тюльпан произнес с вежливым почтением, как будто подчеркивая этим его важность:
- Ведь если вы будете так любезны, мсье, и захотите нам помочь, никто не осмелится даже заикнуться, что такие обмены не положены!..
Рампоно очень нравилось, когда его считали важной персоной, потому он заглянул к своему коллеге - командиру "Ройял Бургонь" - и в это майское утро Гужон-Толстяк бок-о-бок с Фанфаном-Тюльпаном шагал сквозь лес гигантских каштанов, росших на крутом скалистом склоне.
Как и остальные две сотни солдат в колонне, шли они с ранцами за спиной, с ружьями на ремне, чертовски потели и каждый раз, споткнувшись о торчавший корень или камень, ругались как дикари. Втроем с Пердуном они, как лучшие стрелки, возглавляли колонну, на случай, если наткнутся на засаду, как накануне: тогда из-за скал вдруг коротко прогрохотали выстрелы и двое солдат упали. Три патруля потом прочесали все вокруг - и не нашли ни следа! И вот теперь все начали побаиваться этой пустынной и безлюдной, высохшей и молчаливой земли, откуда в любой миг мог прогреметь смертельный выстрел!
Рампоно пришлось спешиться, - конь был ни к чему на этой местности, полной склонов и бугров, непроходимых зарослей и сплевшихся ветвей, под которые солдатам приходилось подлезать на брюхе. И Рампоно уже не ехал впереди, а шел в центре колонны - а то что бы делали все эти олухи, пади полковник от бандитской пули?
Одним из павших накануне солдат был и Жюль Брак, из "патруля" Фанфана.
Вдвоем их и похоронили, найдя на склоне поляну, где слой земли был достаточно глубок. И на поляне под палящим солнцем остались два маленьких деревянных креста, скоро исчезнувшие из виду за поворотом дороги.
- Корсиканцы так перестреляют нас как кроликов! - хмуро сказал Фанфан-Тюльпан. При мысли, что Жюлю Браку уже никогда не суждено вернуться в Лилль, ему хотелось плакать, и было безразлично все, что произошло потом.
Примерно в лье от места, где они попали в засаду, фланговый дозор заметил одинокий дом, укрытый за деревьями. Дана была команда дом окружить. Внутри нашли троих мужчин, - старика и двух юношей. Всем было ясно, что они вряд ли участвовали в налете, но что, если могли участвовать? И было решено, что все они - сообщники бандитов! И надо же - им так не повезло: в подвале дома обнаружили старое охотничье ружье!
Полковник де Рампоно им прочитал от слова и до слова и до последней точки подобающий параграф из эдикта, изданного в 1771 году графом де Марбо - где запрещалось под страхом смертной казни иметь какое бы то ни было оружие. Трое мужчин, разумеется, не поняли ни слова из речи, произнесенной на чужом для них языке, но через десять минут были уже повешены на самом толстом суку могучего каштана, в тени которого стоял их дом.
Фанфан-Тюльпан отреагировал на событие это с опозданием, испытав вначале отвращение, потом страх, чтоб не произошло новых нападений - не оттого, что опасался внезапной смерти, а оттого, что содрогался при мысли о карательных мерах, о тех безжалостных убийствах, что разбили его представление о воинской доблести. А Гужон-Толстяк? Тот думал точно также!
* * *
Во время послеобеденного отдыха колонну нагнал посыльный, приехавший на муле - животном, способном справляться со здешнем рельефом. Едва сойдя с мула, посыльный рухнул наземь. Для полковника у него были три депеши.
Полковник влез на пень, и дождавшись, пока все умолкнут, заговорил:
- Мсье офицеры, унтер-офицеры и солдаты, я получил из штаба три депеши. Прошу их выслушать с подобающим вниманием! Одна из них может ранить сердца нас, французов, поэтому начну я с добрых вестей: районы вокруг Тальчини и Ампуньяни умиротворены полностью! Там было вычищено все и сожжено что надо, а те повстанцы, которых не повесили, отправлены в Тулон на галеры.
- Ничего себе хорошие новости! - сердито процедил Фанфан сквозь зубы. - По себе судишь, полковничек!
- Паскуалини, вождь повстанцев, которого мы ищем, - продолжал надрываться полковник, - находится как раз в той местности, которую мы прочесываем. Это вполне достоверная информация, - подчеркивается в депеше, ибо исходит от видной здешней особы, которая предана Франции! Не могу разглашать подробности, которые здесь сообщаются, но знайте, что победа близка! Мсье, ура!
- Ура! - подхватили солдаты, только вяло, ибо сыты были всем по горло: лазаньем по горам, жарой, войной, в которой неприятеля не видно - и даже заранее той "победой", которая, насколько они поняли, состоять будет в том, что нескольких человек повесят на деревьях, а какую-то деревушку сожгут до тла. Утешить их могла бы мысль о трофеях, но какие могут быть трофеи в этой стране, где у людей вообще ничего нет?
- Господи, да хоть бы с девками какими побаловаться! - подумывали некоторые, чтобы как-то взбодриться.
Мсье де Рампоно тем временем уже слез с пня. Лицо его вдруг стало очень серьезным.
- Офицеры! Унтер-офицеры! Солдаты! - провозгласил он подчеркнуто медленно. - Станем на колени! Его Величество король Франции Людовик XY в день 10 мая отдал душу свою Господу!
Новость эта только что достигла Корсики. Рампоно упал на колени, и две сотни человек последовали за ним. Некоторые, растрогавшись, стали молиться. Остальные старались устроить колени поудобнее. По щекам полковника текли положенные слезы, чтобы в подобающее время исчезнуть. И тогда де Рампоно вскочил и ликующим звонким голосом провозгласил:
- Король умер - да здравствует король! Да здравствует Его Величество король Людовик XYI! Да здравствует её величество королева Мария-Антуанетта!
И когда его войско троекратно прокричало "ура!", кидая в воздух треуголки, полковник снова заорал, срывая голос:
- Радуйтесь, мсье! Радуйтесь! Если полученная мною секретная информация верна, то мы сегодня ночью настигнем Паскуалини! И голову его пошлем в дар нашему новому королю и нашей новой королеве! Господа офицеры, прошу всех немедленно ко мне на совещание!
* * *
Странное дело! Колонна двигалась в полной тьме, упорно направляясь к деревне Монербо, где по информации, доведенной до солдат сержантами, скрывался большой отряд вооруженных повстанцев во главе с Паскуалини. Деревню они незаметно окружат и утром атакуют!
Будет настоящий бой! Крещение огнем! Наконец-то они смогут убивать - и умирать тоже! Добиться славы и показать себя! Но Фанфан-Тюльпан все это время думал только о мадам Дюбарри!
При мысли о ней у него болело сердце. Думая, как она теперь несчастна, спрашивал себя, что бывает с фаворитками, утратившими своего короля. И что делает мадам Дюбарри в этот час, когда он, бряцая оружием, шагает в Монербо? Фанфан горел желанием мигом преодолеть те сотни лье, что отделяли его от мадам Дюбарри, той же ночью постучать ей в дверь и сказать:
- Когда-то вы пообещали мне свою защиту. А нынче вам самой нужна защита. Простой солдат Фанфан-Тюльпан душой и телом всегда к вашим услугам.
Но чем же в самом деле занята мадам Дюбарри? Как мог он это знать?
* * *
Во Франции, как и на Корсике, была такая же темная полночь. То, что слышалось Жанне в её монастырской келье Пон-о-Дам, не было бряцанием оружия или хрустом сосновой хвои под ногами. Нет, только непрерывный шум дождя, исполнявшего свою грустную песню. Она вдыхала не аромат ракитника и первых плодов земляники, а запах камней своей кельи. Ей дозволялась только одна свеча, в подсвечнике из обожженной глины. Она смотрела на слабое пламя из своей монашеской постели. В желтизне робкого пламени она вновь видела блеск Версальских празднеств, блеск, затмевающий позолоту дворца. Боже, что она сделала, чем заслужила это заключение и ненависть новой королевы? Она всего лишь любила Людовика XV.
Какое одиночество! Нет никого рядом. Дюбарри, отправленный отбывать срок в тюрьме Венсен, вовремя сбежал в Голландию. Ее семья? Она не знала что с ней. Да, какое одиночество! И этот дождь! Та, у чьих ног был весь двор, теперь заперта в этих стенах с пятьюдесятью монахинями, тридцатью хористками и двадцатью послушницами; она, некогда повелевавшая королем, теперь в полной власти весьма знатной преподобной мадам Габриэллы де ля Рош-Фонтене, настоятельницы монастыря.
