Хорошо, что я успела сесть на подушку. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Со мной происходило что-то жуткое, словно кто-то рвался изнутри, выворачивал наизнанку, пытался взорвать мозги. И у этого «кто-то» было имя.

— Вам плохо? — встревожился некромант. Подтянул к себе мою подушку, и я, не удержавшись, свалилась ему на колени. На лоб и затылок легли большие прохладные ладони, и сразу стало легче. А его голос стал мягким, обволакивающим не хуже бинтов: — Полежите так, Тома. Я не целитель, но тут он и не нужен. Сейчас вам станет лучше. Вот так.

Его ладони становились прохладнее с каждым мгновением, и это была божественная прохлада лесного ручья, омывавшего невидимыми струями и уносившего боль.

— Я укрепил блок. И мне все больше кажется, что вы правы: именно этот блок запер не только магию, но и душу Тиррины. И тогда у нас появится возможность допросить ее и установить степень вины. То, что она виновна, не подлежит сомнению: нашим менталистам удалось снять слепки памяти у трех свидетелей, прежде чем они умерли. И есть еще моя память свидетеля, хотя я опоздал остановить обезумевшую девчонку.

Как ни плохо мне было, но я сумела вычленить самое важное для себя:

— Но если вы снимете блок и вернете душу хозяйки этого тела, я… я исчезну?

Он задумался на минуту, но вынужден был признать:

— Да. Вы исчезнете. Из этого тела точно. Но я не уверен, что вы вернетесь туда, откуда была выдернута ваша душа. Это, кстати, отдельное дело для разбирательства. Я уверен, что тут еще одно преступление… Так вот, такой уверенности, что вы окажетесь в своем мире и в своем теле, живой и здоровой, у меня нет. Очень высока вероятность, что ваша душа развеется в небытии или не сможет найти путь через Небеса и вы умрете, Тамара. И это будет убийство. А на это я никогда не соглашусь. И без меня блок никто не снимет. Вам легче?

— Спасибо, значительно.

Я поднялась, опираясь на его руку. Он тоже встал, окутал себя на миг туманным облачком, забравшим с его одежды пыль и каменные крошки. Такую же процедуру проделал со мной.

— Тогда я все-таки покажу вам то, что намеревался. Или можно перенести на завтра.

— Нет уж, давайте сейчас. Я что, зря мучилась и откровенничала?

Улыбнувшись и придерживая за локоть, некромант провел меня дальше по коридору, завершавшемуся, на первый взгляд, тупиком.

— Наденьте повязку. — Некромант провел рукой по боковой стене и открыл нишу, в которой на полке стояла корзина с плотными повязками. А я-то думала, зачем эти тряпки закупаются в мастерских по изготовлению артефактов храма Светлых Небес? Протянув мне эластичную повязку, сам Ворон ничего не взял, а в ответ на мой подозрительный взгляд сказал: — Я маг, и я привычен к тому, что вам откроется.

Повязка оказалась странной. На вид плотная, а словно чулок на голову натянула: все видно, только в черной дымке.

— За стеной — крупный артефакт, — пояснил граф. — Приготовьтесь к тому, что зрелище будет яркое и необычное. Все вещи и существа проявят свою тайную сторону.

— Это как тот золотой амулет, который вы на меня надевали, когда проверяли на наличие демонической сущности? — догадалась я.

— Верно.

— И это тоже будет проверка? — припомнила я слова короля, подслушанные мной. «Причем, Дэйтар, твоя кандидатура должна быть проверена так же тщательно, как предыдущие, — твердо сказал король. — Ни капли демонической крови!»

Сердце почему-то екнуло.

— И это верно, — подтвердил Ворон мои догадки. — Через артефакт проводят всех моих вассалов, слуг и невест. Готовы?

— Подождите, милорд. Тогда в чем же тайна, если о ней многие знают?

— Но вы-то не знаете. И я обычно не сопровождаю никого, кроме… невест. Вы увидите мою тайную сущность.

— А… — Я на миг растерялась. И стало грустно. Значит, он, несмотря ни на что, все еще рассматривает Тирру как свою невесту. Эк его приспичило с женитьбой! — Спорим, что это будет Ворон?

Сероглазый лорд неожиданно рассмеялся:

— Вы мне нравитесь, Тома. Не знаю, какова ваша внешность, но ваша душа мне нравится. Вы интересны.

С этими словами Ворон коснулся стены, преграждавшей коридор, и из-под его пальцев заструилась светящаяся вязь узора.

А я даже обиделась. «Вы интересны» всего лишь. Как необычная зверушка. Нет чтобы сказать «вы прекрасны». Или хотя бы «вы умны».

В следующий миг мне стало не до глупостей: стена растворилась, и лорд, подхватив меня под локоть, шагнул в огромный, ослепительно светлый зал. Если бы не повязка, я бы осталась без глаз.

В центре высоченного зала с исчезавшими в перламутровой дымке сводами парил необъятный прозрачный кристалл бриллиантовой огранки. Его грани переливались невозможными цветами и оттенками, отражая то ли себя, то ли лившиеся откуда-то солнечные, закатные и звездные потоки света.

Он был невероятно прекрасен. Так, что у меня захватило дух и брызнули слезы от его невозможной, феерической красоты. Я знала, Лаори-Эрль, что ты именно такой. А твоя оправа — это то, что наверху. Весь замок, весь Орияр-Дерт.

Как завороженная, я обошла хрустальное сердце, вспыхивающее всевозможными цветами, а потом мой взгляд опустился, и я увидела Ворона.

Это был словно удар под дых. Я забыла дышать, а сердце биться.

Нельзя быть таким. Вот нельзя — и все. Это бесчестно по отношению к несчастным смертным девушкам, совсем не богиням.

Забудьте все, что я говорила об изысканной утонченной красоте и харизме Леголаса-Артана. И если я восхищалась силой и мужественностью генерала Шармеля, то лишь по неведению. Мне не с кем было сравнивать.

Сейчас на меня взирало божество.

Освещенный ярчайшим светом, Ворон казался совершенной скульптурой, вылепленной из белоснежного мрамора и ярко-черного антрацита. Если кто-то возразит, что черный цвет не бывает ярким, это нонсенс, тот не видел блистающих распахнутых крыльев Дэйтара Орияра. Они источали мрак. Они ослепляли. Они казались острее бритвы и смертоносней урагана.

Если Тиррина хоть раз видела Дэйтара таким, я понимаю, почему она свихнулась от любви. До того, как я увидела Ворона, я не понимала, что такое мощь, заключенная в совершенное мужское тело. И что такое мужская красота.

Особенно когда эта красота взирает не с ожидаемой снисходительностью, а с немым восхищением на такую невзрачную, скромную и совсем небожественную экономку.

Но чем больше я восторгалась, нарезая круги вокруг замершего лорда, тем сильнее он хмурился, а сияние его глаз омрачалось.

— Послушайте, мэйс, — не выдержал он наконец. — Я не чучело, чтобы смотреть на меня с таким выражением, словно собираетесь ощипать. И даже не боевой петух.

Очень даже боевой.

— Вы лучше, — кивнула я, пытаясь потрогать опасное перо в потрясающем крыле.

Оно судорожно отдернулось, а на пальце остался легкий порез, хотя я могла поклясться, что между ним и пером оставалось еще сантиметров десять.

— Осторожно! — запоздало предупредил Ворон. — Их нельзя трогать. Ну вот, порезалась!

И статуя пришла в движение, заиграв каждой искрой на перьях. Сильная рука перехватила мою и осторожно поднесла к губам. Ласковый язык слизал алую капельку, а в серебряных глазах мелькнула алая искра. Царапина мгновенно затянулась, а мягкие губы поцеловали исцеленный палец. Боже, почему только какой-то палец! Я хочу попробовать его губы на вкус. Я хочу почувствовать под ладонью его литые мышцы и…

С трудом отведя глаза от его вспыхнувших, словно он читал мои глупые мысли, очей, я попыталась отойти, но Ворон не пустил. Я решительно высвободила руку.

— Я вам неприятен, Тома?

Крылья слегка поникли.

— Вы волшебны, милорд. Но у меня… — чуть не сказала привычное «обет», но вовремя спохватилась. — Я не признаю мезальянсов. Вы — второе лицо в королевстве и сильный маг. Я — простая девушка с Земли. Даже не маг. У вас есть все, у меня — ничего, даже тела. Вы сейчас поцеловали мою руку, но это не моя рука, а Тиррины. Сама мысль об этом меня ужасает, если вы можете это понять.