Во вторник утром с трудом выбираюсь из постели. Смотрю на часы и понимаю, что Крис уже в самолете — летит в другой город. Впереди целая неделя, чтобы думать, скучать и снова думать. Может быть, удастся привести голову в порядок. Варю кофе, сажусь за стол и начинаю вспоминать его слова. «Дай мне шанс объясниться». Боль помогает ему не думать об остальном. О чем остальном? В глубине сознания зреет понимание: прошлое Криса остается для меня загадкой. Что ему пришлось вынести? Разве я имею право судить его, когда даже не представляю, какие ужасы и испытания он пережил?

Подхожу к стулу, где висит одежда на сегодня: черная юбка и бежевая блузка. Смотрю и понимаю, что не хочу надевать ни то ни другое. Чтобы быть ближе к Крису, открываю подаренный чемодан и достаю последнее из купленных им платьев: кремовое, с оборкой на юбке.

Выхожу из квартиры и застываю от неожиданности: на коврике лежит большой желтый конверт. Почерком Криса написано мое имя. Трясущимися пальцами вскрываю, достаю листок и вижу карандашный рисунок: обнаженная, я стою, прислонившись к огромному окну его квартиры, а за мной сияет огнями город. Под рисунком слова: «Ты — это все, что мне нужно в жизни».

Прижимаю листок к губам, пытаясь сдержать слезы.

— О Крис! — зову шепотом. Я люблю его! Разум кричит, что еще слишком рано испытывать глубокое чувство, но сердце не желает слушать предупреждений. Знаю, что Крис не просто его разобьет, а вырвет из груди, и все-таки не могу противостоять неизбежности.

Приезжаю на работу и впервые со вчерашнего вечера вспоминаю о Марке, но Аманда сообщает, что начальника не будет на месте почти весь день. Трудно придумать новость лучше: значит, найдется и время, и место, чтобы прийти в себя.

Чтобы отвлечься от мучительных размышлений, с головой ныряю в работу. Первым делом звоню со своего мобильного Рикко Альваресу. Он сразу отвечает.

— Доброе утро. Это Сара Макмиллан из галереи «Аллюр».

Рикко что-то бормочет по-испански; почти уверена, что слышу вовсе не пожелание доброго здоровья и процветания.

— Мне некогда разговаривать, мисс Макмиллан.

— Простите. Дело в том, что один мой клиент мечтает увидеть вашу коллекцию. Он обожает ваше творчество, как и многие из нас.

Молчание.

— Вам нравятся мои работы?

— Безмерно. Я присутствовала на благотворительном показе и надеялась с вами встретиться. Личное знакомство стало бы для меня огромной честью. Не теряю надежды.

Снова молчание.

— Что ж, приезжайте в мою галерею завтра вечером, часам к семи. Если увижу в вас компетентного специалиста, то приглашу вашего клиента на следующую встречу.

— Прекрасно. Непременно приеду. Огромное спасибо.

— Только не привозите с собой Марка, мисс Макмиллан. — Он вешает трубку.

Марк. Не мистер Комптон. По спине ползет холодок: что, если они знакомы по этому закрытому клубу?

Не успеваю положить телефон, как приходит сообщение. Открываю и читаю: «Не хочу скучать по тебе, но уже скучаю. Не убегай, Сара».

Глубоко вздыхаю, чтобы справиться с наплывом чувств, но знаю, что ничего не могу обещать. Набираю ответ: «Тоже скучаю». Видит Бог, это истинная правда.

«Тогда приезжай и будь со мной».

«Ты же знаешь, что не могу».

Ждать ответа приходится довольно долго. Наконец приходит лаконичное подтверждение: «Знаю».

Знаю? Что он имеет в виду? Очень важно показать ему, что я здесь, рядом, и пытаюсь его понять.

Облизываю губы и печатаю: «Но очень хочу».

Крис не отвечает; теряюсь в неизвестности.

Как только наступает время ленча, мчусь в тот дом, где снимала квартиру Ребекка, но мне отвечают, что никакой информации о жильцах не дают, а мисс Мэйсон здесь больше не живет. Неудача не обескураживает. Ничего, найдем другой способ ее разыскать. Посещение клуба лишь обострило тревогу: стало ясно, что Ребекка могла увязнуть слишком глубоко и в результате серьезно пострадать. Решимость спасти ее наполняется новым смыслом — безоглядной жаждой мести.

Захожу в кофейню, чтобы, не мудрствуя лукаво, спросить у Авы имя богатого друга Ребекки, но бармен отвечает, что хозяйки снова нет в городе. Остаток перерыва провожу, наугад набирая номера, обнаруженные в записной книжке Ребекки, но так никуда и не попадаю. В итоге решаю вечером поехать в хранилище и хорошенько покопаться в вещах — благо сегодня ничто не мешает закончить работу пораньше.

К концу дня начинаю сходить с ума: Крис молчит. Понятия не имею, что Марк уже вернулся в галерею, но неожиданно он появляется в дверях и сообщает:

— Мэри в туалете: ее тошнит. А мне надо срочно ехать на следующую встречу, так что придется вам задержаться допоздна.

— Хорошо, задержусь.

— Договорились. — Босс исчезает так же внезапно, как появился.

Уточняю время работы хранилища и вижу, что если уеду с работы ровно в восемь, то смогу провести там целый час.

Приезжаю в пятнадцать минут девятого. От Криса до сих пор ни звука, ни буквы. Упорное молчание сводит с ума. Крис сводит с ума. Не терпится броситься на поиски ответов — может быть, эта деятельность позволит почувствовать себя полезной?

Смотрю на бетонное здание с огромной оранжевой дверью и вспоминаю, как ненавижу это место, но тут же напоминаю себе, что речь идет вовсе не обо мне. Я здесь вообще ни при чем. Ребекка пропала! Ни за что не поверю, что она действительно отправилась в путешествие, бросила квартиру, а все вещи оставила на произвол судьбы. Бессмыслица. Зачем тогда было сдавать их на хранение? С другой стороны, разве контейнер не свидетельствует о твердом намерении уехать? Почему я не принимаю во внимание этот аргумент?

Вспоминаю, как в прошлый раз еле дотащила дневники и шкатулку до машины, и решаю оставить сумку, чтобы не нести лишний груз. Беру только ключи, выхожу и запираю двери. Оглядываюсь: вокруг ни души. В тусклом свете иду по пустому двору и думаю, что не хватает только таинственной, потусторонней музыки. Нервы уже на пределе.

Захожу в хранилище и направляюсь к контейнеру Ребекки. Отпираю замок и протягиваю руку, чтобы включить свет. С суеверным страхом смотрю на аккуратно упакованные вещи. Все выглядит точно так же, как и в прошлый раз.

Хочу закрыть дверь, но живо представляю себя запертой внутри и отказываюсь от опасной идеи. Медлить некогда: быстро иду к одному из ящиков, использую его в качестве стула и жалею, что не надела джинсы.

Перебираю бумаги и неожиданно слышу похожий на хлопок звук. Замираю и прислушиваюсь. В комнате становится холодно. Окончательно пугаюсь и встаю.

Раздается еще один хлопок, и свет гаснет. В кромешной тьме открываю рот, чтобы закричать, но инстинкт самосохранения заставляет молчать.

Снова хлопок.

Тихие шаги.

Я здесь не одна.