– Какой симпатяга! – тоже улыбнулась она, а щенок стал бегать по кабинету и с интересом все обнюхивать. И каждые несколько секунд подбегал к Саше. Саша внимательно изучала его черные лапы с белыми «носочками» – как его зовут?

Саша немного подумала и улыбнулась.

– Назовем его Соке[2]. – Она помнила, в какой восторг привели Лайама эти белые «носочки». – А еду для него не привезли? – Она понятия не имела, чем кормить щенка.

– Посыльный сказал, он привез все, что может вам понадобиться. Даже корзинка, если захотите взять его с собой в Нью-Йорк. Даже попонка и ошейник с поводком в тон.

Саша была изумлена. Вот тебе и шалопай Лайам! Он, оказывается, все продумал. Саша знала, как у него туго с деньгами, и была особенно тронута этой расточительностью. Щенок был не из дешевых, не говоря уже об аксессуарах и корме. Какой же он щедрый! Подарить ей щенка! Это был жест от чистого сердца. Сумасброд, мальчишка! Но он неотразим! Дождавшись, когда Эжени удалится, Саша сняла трубку. Лайама она застала в студии, он ответил по мобильному.

– Поверить не могу, что ты это сделал. Сумасшедший! И потом, Лайам, ты же потратил кучу денег! И что мне теперь с ним делать?

– Должен же кто-то составить тебе компанию. По крайней мере, пока я в Лондоне. Он себя хорошо ведет? – Замечание про деньги он оставил без ответа. Это ее не касается. Ему хочется ее баловать, она это заслужила.

– Он прелесть. Лайам, меня никто никогда так не радовал.

– Приятно слышать. – Он был доволен. Он опасался, что она станет сердиться, и теперь был рад услышать обратное. Но Саша еще не пришла в себя от потрясения. – Как назовешь малыша? – спросил Лайам.

– Соке, – торжественно объявила Саша, и Лайам расхохотался.

– Отлично. Пусть носит носки за нас двоих. Теперь я буду от них навсегда избавлен! – Он хорошо помнил, как выглядит щенок.

– Ты сумасшедший! И поступки твои безумные. Ну вот, что ты опять выкинул? Кто так поступает?

– Вот и хорошо, что безумные. Тебя надо чуточку встряхнуть. Тебе нужны сюрпризы. И поменьше правил.

Соке с интересом оглядывал хозяйку, потом задрал лапку и снова налил на ковер. Саше стало ясно, что отныне все правила отменяются вовсе. Для Лайама, для щенка, для нее самой. Псу всего два месяца от роду, и его не скоро приучишь проситься. Все ковры в доме придется убрать.

– Лайам, твой сюрприз удался на славу. Во всяком случае, тебе удалось меня поразить. Никак не приду в себя. Но щенок такой трогательный! Как бы то ни было, спасибо тебе!

– Я тут подумал… Что, если я его в выходные навещу? Только не надо нервничать. Я не тебя навещать собрался. Только щенка.

Саша молчала. Она понимала, что Лайам, конечно, прислал щенка не для того, чтобы ею манипулировать. Он слышал тишину ее дома, он чувствовал ее грусть и хотел как-то расшевелить ее, полагая, что щенок может скрасить ее жизнь. А если она ему позволит, он готов сделать то же самое.

– Не знаю, – наконец ответила Саша. – Лайам, мне страшно. Если у нас что-то завяжется, ничем хорошим это не кончится. Я абсолютно уверена, что в конечном счете мы оба пожалеем. – Особенно она, если Лайам очень скоро найдет себе кого-то помоложе, а она будет без памяти в него влюблена. Она так и видела его в обществе двадцатилетней, тридцатилетней, но уж никак не пятидесятилетней женщины.

– Совершенно необязательно. Саша, ну что тебе дался мой возраст?!

– Дело не только в возрасте. Дело во всем. Я представляю твои коммерческие интересы. Если наши личные отношения сложатся неудачно, это неизбежно отразится и на деловых. Ты не разведен. В любой момент можешь вернуться к своей жене. Я тебя на девять лет старше, ты должен общаться с женщинами вдвое меня моложе. Ты хочешь быть «шальным художником», а моя жизнь консервативна и упорядочена, ты от нее с ума сойдешь. – В последнее время она и сама все больше скучала. Кроме того, где бы она с ним ни появилась, она не будет чувствовать себя спокойно, опасаясь, что он выкинет какой-нибудь номер. Но этого она ему не сказала. – Нет ни одного разумного довода в пользу наших отношений.

– А разве для любви нужны разумные доводы? – В его голосе слышалось отчаяние. Саша перечислила все свои сомнения, как пункты контракта, побуждающие воздержаться от его заключения. Но так была устроена ее жизнь, она к этому привыкла.

– Нужны. Отношения между мужчиной и женщиной сложны и без того, чтобы в них участвовали двое абсолютно разных людей. У нас различный круг общения, мы живем в разных городах… А, кроме того, никакая это не любовь, это физическое влечение. Стоит тебе появиться – и на меня что-то накатывает, я просто теряю голову.

– В эти выходные ты не теряла голову, – напомнил он. – А жаль! Мне показалось, что мы вели себя очень прилично.

– И как долго, ты считаешь, это может продолжаться?

– Надеюсь, что совсем недолго, – рассмеялся он, и Саша улыбнулась. Щенок продолжал резвиться у ее ног. – Я, как вернулся в Лондон, всю ночь под холодным душем простоял. Остужал страсти.

– Именно об этом я и говорю. Если мы будем общаться, рано или поздно один из нас, а скорее – мы оба потеряем голову и сделаем то, о чем потом будем жалеть. – Саша чувствовала к нем такое влечение, что достаточно было поднести спичку, чтобы любовный пожар сжег ее.

– Что же нам теперь делать? – Лайам был обескуражен. Ее невозможно убедить! Она такая же упрямая, как он.

– Я стану твоим дилером, заметь, я успешный и опытный специалист. А ты будешь себя хорошо вести.

– Ненавижу, когда мне диктуют, что делать. И ты прекрасно это знаешь! Я не маленький! – возмутился он.

– Иногда нет другого выхода, как поступать по правилам, – терпеливо втолковывала ему Саша. – Конечно, творить, что в голову взбредет, куда интереснее. Но людям обычно это не нравится, они даже иногда обижаются. – Она тактично не стала напоминать ему об истории с сестрой жены, стоившей ему брака.

– Саша, я хочу тебя видеть, – с жаром произнес Лайам. – В выходные я буду в Париже. – Он немного подумал и добавил: – Мне надо повидать щенка. Я его папаша как-никак.

– Ничего подобного! – заупрямилась Саша. – Папаши у него нет, но ничего не поделаешь, придется ему расти безотцовщиной. Если хочешь, можешь стать ему крестным.

– Ну ладно, ладно. Пусть будет моим крестником. Приеду в Париж навестить вас обоих.

– Я тебя в дом не впущу, – твердо заявила Саша.

– Но почему? Чем ты так занята, что не можешь уделить мне время?! Ради бога, Саша, дай себе немного пожить! Ты это заслужила. Я, кстати, тоже.

– Нет, ты не заслужил. И я тоже. Мы не заслужили того, чтобы выставлять себя дураками. Или меня одну. Ты не пойдешь на поводу у своей прихоти. Я тебе не позволю. – Она говорила горячо и искренне. Ставки для нее были чересчур высоки. Это Лайаму терять было нечего – разве что сердце.

– Это нечестно! – обиделся он.

– Честно! Очень даже честно. Я почти на десять лет тебя старше, к тому же ты и ведешь себя как мальчишка – хочешь делать только то, что тебе нравится. Ответственность, порядок, обязанности – это слова не из твоего лексикона. И ты не захочешь, а возможно, и не сможешь подладиться под мою жизнь. Тебе хочется порезвиться, от души развлечься, покуролесить. Если ты и дальше будешь вести такую жизнь, Лайам, то мою жизнь ты поставишь под удар. Я этого не допущу.

– Я же хорошо себя вел в ресторане! – шутливо оскорбился Лайам. И проворчал: – Если не считать носков и рубашки. Если бы я знал, что для тебя это так важно, я бы купил сорочку и носки. Вот ты чему придаешь значение… С ума можно сойти! – Он почти кричал.

– Дело не в носках и не в сорочке. Дело в том, какой ты и какой образ жизни ведешь. Ты все время твердишь, что никто тебе не указ. Ты хочешь быть вольной птицей, Лайам, и это твое право. Но со мной так не получится. Мы с тобой оба знаем, что, если тебе что-нибудь придет в голову, ты станешь вытворять такое… По-твоему, это смешно? А по-моему – нет. И нравится тебе это или нет, я тебя намного старше. Ну, подумай: ты же дружишь с моим сыном! Ему двадцать пять. А мне – сорок восемь. Твое поведение и правила, которые ты для себя установил, уместны для двадцатипятилетних, но не для солидных людей. Ради искусства и свободы ты отказываешься взрослеть.