Они и не заметили, как доехали до Саутгемптона. Когда двадцать лет назад Саша с Артуром покупали этот большой приземистый дом из белого камня «викторианском стиле, он им напоминал строения Новой Англии. По всему периметру шла широкая крытая веранда. Саша с Артуром любили сидеть на ней теплыми вечерами, а иногда и зимой, только тогда приходилось укутаться и согреваться горячим шоколадом. Сейчас, открывая дверь, Саша постаралась отринуть воспоминания. Обычно она входила в дом через кухню, но сейчас решила воспользоваться парадной дверью.

– Саша, какой красивый старый дом! – восхитился Лайам, оглядываясь по сторонам. Саша с Артуром сохранили сельскую простоту дома, но это не лишало его уюта и прелести. В этом доме не было ничего претенциозного. Никаких дорогих картин, только милые безделушки, большие и удобные кожаные кресла и два дивана, закрытые полотняными чехлами. Но тут взгляд Лайама упал на картину Эндрю Уайетта над камином. Унылый и прекрасный пейзаж, одна из его самых известных работ.

Пейзаж имел сходство с видом из окна, только в холодное время года. Кое-где на картине виднелись клочки снега, и в воздухе как будто ощущалось дуновение холодного ветра с моря. Рука мастера!

– Вот это да! – произнес Лайам, в благоговении застыв перед картиной. Уайетт был в числе его любимых художников. – Чего бы я не дал, чтобы иметь картину Уайетта! – Он присвистнул и улыбнулся, а Саша рассмеялась.

– Это свадебный подарок моего отца. – В доме было много таких предметов – памятные вещицы из семейной жизни, бесценные мелочи, сделанные детскими руками, антикварная мебель, которую они покупали вместе с Артуром в первые годы брака, когда специально колесили по Новой Англии, или потом, когда навещали Татьяну, по дороге заглядывая в магазины и лавки. В столовой стоял старинный длинный стол, привезенный Сашей из Франции. Лайам разглядывал обстановку и понимал, что все эти вещи для Саши бесценны. Этим домом она очень дорожит, и сейчас ему стало понятно, каких усилий потребовало от нее решение привезти его сюда. Даже больших, чем открыть для него ее нью-йоркскую квартиру. Намного больших. Этот дом хранил в себе гораздо более личные воспоминания, и с ним у Саши было связано многое.

– Будь у меня такой дом, я бы, наверное, никогда из него не уезжал, – восхищенно проговорил Лайам. Он опустился на диван, снял бейсболку и продолжал крутить головой по сторонам.

– Когда дети были маленькие, мы каждое лето привозили их сюда. Они до сих нор любят здесь бывать, правда, теперь это случается все реже. Им скучно здесь. А Артур этот дом обожал. Я тоже. Раньше.

– А теперь? – с нежностью смотрел на нее. Ему открылась в ней новая сторона. У Саши, как у дорогого бриллианта, было много граней.

– После смерти Артура я здесь была всего однажды. Даже ночевать не осталась. Не смогла. А сегодня утром поняла, что мне хочется приехать сюда с тобой. – Растроганный и польщенный, Лайам встал, подошел к ней и обнял. Она открыла ему свой сокровенный мир, и это был самый дорогой подарок, какой он мог от нее получить. – Пожалуй, надо тут кое-что поменять и переделать. Все какое-то состарившееся, – произнесла Саша, оглядывая комнату. Теперь, когда она смотрела на дом глазами Лайама, все в нем стало казаться каким-то обветшалым, словно вещи вдруг разом постарели.

– А мне нравится здесь все как есть. Здесь хочется остаться и никуда не уезжать.

Саша улыбнулась. Именно так она всегда и воспринимала этот дом. Отчасти это восприятие сохранилось и теперь. Не было только Артура, зато рядом был Лайам.

– Есть хочешь? – спросила она, раздергивая шторы. В комнату хлынуло солнце, из окон стал виден океан и пляж. Саша захватила из города продукты, чтобы приготовить завтрак и ленч. А поужинать Саша решила сводить Лайама в один из местных ресторанчиков.

– Нет, я не голоден. Давай я сам что-нибудь приготовлю. – Лайам отнес пакет с продуктами на кухню. Это была просторная деревенская кухня с огромным разделочным столом посередине и потертыми рабочими поверхностями. У этого дома был вид хорошо послужившего и нежно любимого жилища. Таким Он и был.

Лайам приготовил сандвичи с индейкой, открыл две банки содовой, свою выпил прямо из банки, а Саша налила себе в стакан. Сразу после еды Лайам предложил пройтись по берегу. В спальню они не поднимались, Лайам понимал, что для Саши это станет очередным испытанием. Дом был полон воспоминаний, в нем словно обитал дорогой ее сердцу образ мужа. Лайам решил не торопить события.

Они около часа молча гуляли по берегу, держась за руки. Им было хорошо вдвоем. Время от времени Лайам нагибался и поднимал красивые ракушки, а дойдя до конца пляжа, они сели на песок, потом улеглись на спину и стали смотреть в небо. Оно было ярко-синим, с ослепительным диском солнца. Песок под ними был почти горячий.

– Из всех твоих жилищ это мне нравится больше всего, – проговорил Лайам, обняв Сашу. – Здесь дышится легко. – Она видела, что он говорит правду. – Я бы хотел, чтобы когда-то и дети мои здесь побывали. Они обожают море, как и я.

– Может, и побывают, – отозвалась Саша, потом села и с нежной улыбкой посмотрела на него. Он всегда удивлял ее своей красотой, а особенно сейчас, когда его длинные белокурые волосы разметал ветер. У нее сегодня волосы были заплетены в косу, она всегда так причесывалась, когда приезжала на море.

– А ты купаешься? – полюбопытствовал он.

– В это время года вода еще холодная. Обычно мне удается расхрабриться только после Четвертого июля, но и тогда еще бывает прохладно. По-настоящему тепло только в августе. – к тому времени она будет с детьми в Сен-Тропе. Саше хотелось, чтобы Лайам хотя бы на одни выходные присоединился к ним. Она уже и ему сказала об этом, но окончательно они еще не решили.

– у тебя найдется гидрокостюм? – Лайам.

– Думаю, да. По-моему, Ксавье оставлял.

– Тогда после обеда пойду купаться. Хочешь со мной? В ответ Саша рассмеялась.

– Я еще не сошла с ума. А ты, часом, не из экстремалов? – подшучивала она. Они двинулись обратно к дому.

Гидрокостюм он отыскал в гараже, а Саша тем временем распаковывала вещи наверху, после чего спустилась вниз совсем бледная. Всякий раз как она видела их спальню и большую кровать со стойками, она вспоминала, как в то утро, когда уезжала в Париж, Артур в последний раз сказал ей о своей любви. А днем его не стало. Но Лайаму она об этом решила не говорить. Это была ее боль, ее воспоминания, и она не хотела портить ему выходные и ставить его в неловкое положение.

Когда она спустилась, Лайам уже облачился в гидрокостюм и был похож на большого тюленя. Волосы он собрал в хвост.

– Ухожу в море. Хочешь полюбоваться? – Он снова напомнил ей маленького Ксавье, который всегда кричал: «Мам, смотри на меня!» – что бы он ни делал.

– Хорошо. – Она последовала за ним на пляж и сидела на песке, пока он входил в воду. В гидрокостюме еще можно было поплавать. Лайам несколько минут побарахтался и вышел, разбрызгивая вокруг себя ледяную воду.

– Черт, даже в костюме зябко. – Он поежился, Саша улыбнулась:

– Я предупреждала!

Но Лайам был вполне доволен.

После этого они вернулись в дом, и она повела его наверх. Его вещи она распаковала и повесила в шкаф рядом со своими. На шкаф Артура Саша еще год назад повесила замок. Вся его одежда оставалась там. Она еще ничего не разбирала и представить себе не могла, когда и как этим займется. Это ведь и Артура дом тоже. И раньше, и теперь. А в каком-то смысле – и всегда будет. А Лайам здесь всего лишь гость. И, оглядывая спальню, он это отлично сознавал. В оформлении комнаты чувствовалась сильная мужская рука. По стенам висели рисунки, изображающие птиц и рыб, а над кроватью – большая картина с яхтой. Никаких современных работ Саша сюда не привозила. Это в Париже она украшала ими свое жилье. А тут была совершенно другая жизнь. Даже Лайам ощущал присутствие Артура, хотя никогда не был с ним знаком.

После купания Лайам принял горячий душ, и они устроились на веранде с вином. На вечер Саша заказала столик в небольшом рыбном ресторане. В семь часов они туда отправились, оба заказали омара и опять пили белое вино. За ужином они вели легкий разговор, и Лайам видел, что Саша понемногу оттаивает.