По иронии судьбы Клер стала жертвой закона о равноправии женщин. Когда в начале семидесятых работодателям при-" шлось нанимать женщин, они стали отдавать предпочтение незакаленным ветеранам вроде Клер, с их острыми языками и циничным взглядом на вещи, а новичкам прямо со студенческой скамьи — миленьким уступчивым девушкам из университетских женских клубов со степенью в области искусства общения. Женщины типа Клер вынуждены были удовлетвориться тем, что им оставалось, — работой, для которой у них была избыточная квалификация, например управлением какой-нибудь захолустной станцией. В результате у них портился характер, они слишком много курили и делали невыносимой жизнь любой женщины, имеющей смазливую мордашку.

— Мне только что звонил тот идиот из банка в Сульфур-Сити, — набросилась Клер на Франческу. — Он хочет, чтобы рождественские подарки развезли уже сегодня, а не завтра. — Она указала на коробку с елочными украшениями в форме колокольчиков, где с одной стороны было напечатано название радиостанции, а с другой — название банка. — Займись этим прямо сейчас, но нельзя тратить на это весь день, как в прошлый раз.

Франческа не стала объяснять, что не потратила бы столько времени, если бы четверо сотрудников станции не нагрузили ее дополнительными поручениями: от доставки просроченных счетов за время в эфире до визита на станцию техобслуживания для замены водяного насоса в станционном автомобиле, потрепанном «додже». Она надела пальто из красной с черным шотландки, купленное за пять долларов в магазине уцененных товаров, и сняла ключи от «доджа» с вешалки для шапок рядом с окном студии. В студии готовил запись Тони Марч, вечерний диск-жокей. Хотя Тони пришел в Кей-ди-эс-си не так давно, все знали, что вскоре он уволится. Тони обладал хорошим голосом и яркой индивидуальностью. Для дикторов вроде Тони радиостанция Кей-ди-эс-си с ее дохлым пятисотваттным передатчиком была лишь трамплином для достижения больших высот.

Франческа уже поняла, что надолго в Кей-ди-эс-си задерживаются лишь те, у кого не было выбора.

Машина завелась всего лишь с третьей попытки, что было чуть ли не рекордом. Франческа осмотрелась и выехала с парковочной площадки. Взгляд ее на мгновение задержался на зеркале заднего вида. Она обратила внимание на бледность кожи. Тусклые волосы были прихвачены сзади ленточкой, нос покраснел — следствие последней простуды. Пальто было ей велико, но у нее не было ни денег, ни жизненных сил для улучшения внешнего вида. По крайней мере ей не приходилось отбиваться от слишком частых предложений мужской половины штата станции.

За эти последние шесть недель у Франчески было немало успехов, но и неудач с избытком. Одна из самых неприятных случилась накануне Дня благодарения, когда Клер обнаружила, что Франческа ночует на станционной кушетке, и орала на нее в присутствии всего штата до тех пор, пока у Франчески щеки не запылали от унижения. Сейчас они с Бистом жили в комбинированной спальне-кухне, расположенной над гаражом в Сульфур-Сити. В продуваемой со всех сторон комнате стояла только продавленная двуспальная кровать и кое-какая взятая со свалки мебель, но плата за наем была небольшой, и Франческа могла вносить ее понедельно, поэтому она была признательна за каждый убогий дюйм этого помещения. Девушке удалось отстоять за собой право пользоваться станционным «доджем», хотя Клер заставила ее платить за бензин, даже когда машиной пользовались другие. Это было изнурительное существование, жизнь впроголодь. В этой жизни нельзя было позволить себе непредвиденные финансовые расходы, в этой жизни не было места непредвиденным личным обстоятельствам. И уж никак нельзя было позволить себе родить ребенка!

Франческа еще крепче сжала руль. Отказывая себе практически во всем, ей удалось скопить сто пятьдесят долларов, необходимых для оплаты аборта в клинике Сан-Антонио. Нужно заплатить, чтобы избавиться от ребенка Далли Бодина. Франческа не позволила себе всесторонне проанализировать это решение: она была слишком бедна, она была доведена до отчаяния, чтобы учитывать и моральную сторону вопроса. Назначенное на субботу посещение клиники позволит ей предотвратить еще одну жизненную катастрофу. Дальнейшего глубокого размышления над этой проблемой она себе не позволяла.

Франческа затратила на все поручения немногим более часа и вернулась на станцию, где сразу же выслушала вопли Клер о том, что не должна была уезжать, предварительно не вымыв окно в офисе.

В следующую субботу Франческа встала на рассвете и за два часа доехала до Сан-Антонио. В приемном покое клиники было мало мебели, но чисто. Она села на литой пластиковый стул, вцепившись в черный парусиновый рюкзак. Ноги Франчески тесно прижались друг к другу, словно бессознательно пытались спасти крошечный комочек протоплазмы, который в скором времени будет выдворен из тела. В комнате находились еще три женщины. Две из них были мексиканками, а третья — измученная блондинка с угреватым лицом и беспомощными глазами.

Всех их объединяла бедность.

В дверях показалась похожая на испанку женщина средних лет в аккуратной белой блузке и черной юбке и назвала ее имя.

— Франческа, меня зовут миссис Гарсиа, — произнесла она по-английски с легким акцентом. — Пожалуйста, пройдите со мной.

Франческа оцепенело проследовала за ней в маленький офис, обшитый панелями под красное дерево. Миссис Гарсиа уселась за свой стол и пригласила Франческу сесть на пластиковый стул, отличавшийся от стула в приемном покое лишь цветом.

Женщина действовала приветливо и энергично и сразу перешла к бланкам, которые следовало подписать Франческе. Затем она объяснила, что процедура будет выполнена в одном из хирургических отделений внизу под холлом. Франческа слегка прикусила губу и старалась особо не вслушиваться в слова женщины. Миссис Гарсиа говорила медленно и спокойно, она все время использовала слово «ткань» и ни разу — «плод». Франческа испытала отвлеченное чувство признательности. Даже обнаружив свою беременность, Франческа отказывалась персонифицировать незваного гостя, поселившегося в ней.

Она отказывалась связывать его в своем сознании с той ночью на болоте в Луизиане. Ее жизнь сократилась до такого предела, что в ней уже не осталось места для сентиментальности и фальшивых романтических картинок младенцев с пухлыми розовыми щечками и мягкими вьющимися локонами. Франческа вообще не должна была произносить слово «ребенок», даже в мыслях. Миссис Гарсиа стала говорить о вакуум-экстракции, и девушка, по аналогии, вспомнила о стареньком пылесосе, который каждый вечер гоняла по ковру радиостанции.

— У вас есть какие-нибудь вопросы?

Франческа отрицательно покачала головой. Кажется, лица этих трех женщин из приемного покоя врежутся в ее память навсегда — лица женщин без будущего и каких-либо надежд.

Миссис Гарсиа придвинула ей буклет, лежащий на металлической поверхности стола:

— В этой брошюре приведена информация о способах предотвращения беременности. Вам следует изучить ее, прежде чем снова вступать в половой контакт.

Снова? Она вспомнила страстные горячие поцелуи Далли, но сейчас ей казалось, что та любовная близость, однажды воспламенившая ее чувства, была пережита кем-то другим. Франческа не представляла, что подобное можно будет пережить когда-нибудь еще.

— Я не могу оставить этого… эту ткань, — порывисто произнесла Франческа, обрывая на полуслове женщину, дававшую пояснения по рисунку с женскими детородными органами.

Миссис Гарсиа прервала свой рассказ и повернулась к девушке, готовая слушать. Она, очевидно, привыкла за этим столом выслушивать самые сокровенные истории, изливаемые пациентками.

Франческа знала, что вовсе не обязана оправдывать свои действия, но, казалось, она была не в силах остановить вырывающийся поток слов.

— Разве вы не понимаете, что это невозможно? — Ее кулачки на коленях сжались еще сильнее. — Я вовсе не ужасный, бесчувственный человек. Но мне едва удается содержать себя и моего одноглазого кота.