Внезапно из рядов зрителей послышался пронзительный вопль. Испуганный отец Мейер замер и оглянулся. Люди указывали пальцами на сцену — на него, как он подумал. Он вцепился в ладонь зомби, пытаясь вытащить гвоздь.

Голова медленно поднялась. «У кого пульт управления?» — мелькнуло в мозгу отца Мейера. Крики становились все громче. Люди начинали разбегаться прочь. Кардинал и епископ, перекрестившись, упали на колени.

Голова дрогнула. Отец Мейер подхватил ее под подбородок, чтобы не дать ей упасть. Плоть была теплой.

Теплой…

Зомби поднял голову. Лицо было покрыто большими красными пузырями, из которых, словно кровь, струился гной.

— Чума! — взвизгнул кто-то. — У него чума!

Дрожа, отец Мейер впился взглядом в лицо мертвеца.

На глазах у священника па всему телу зомби возникали и лопались новые волдыри. Они образовывали неровную линию вдоль раны в его боку, покрывали грудь, живот.

С неба прогремел гром. Земля — а не только сцена — начала трястись.

— Это трюк! — крикнул кто-то, — У священника пульт управления!

Теперь крики людей были полны ярости. Мария Век сорвала с себя вуаль и угрожала кулаками отцу Мейеру, а Руди Мангассер залез на кучу камней и попытался стащить его вниз.

— Идиот! — орал Руди и бил отца Мейера по лицу. Они оба скатились вниз, на сцену. — Что ты делаешь, ты, сумасшедший старик?

— Я? Я?

Отец Мейер оттолкнул Руди и упал на колени перед зомби. Он осенил себя крестом и сложил руки. На его ладонях возникли два алых волдыря.

Стигматы. Но стигматы нового типа. Это для Новой Церкви. И это Новая болезнь, подумал он, которая охватит весь мир, как Старая — четыреста лет назад.

Он разразился слезами и раскрыл ладони.

— Договор нарушен. Бог заговорил с нами через одного из детей Своих и сказал нам о Своем великом гневе.

Руки его упали на доски сцены.

— Ходячий мертвец? Мои возлюбленные братья, мы все ходячие мертвецы! Все!

— Уберите его со сцены! — снова завопил кардинал Шонбрун.

— Нет, не трогайте меня! Я уже заразился! — предупредил отец Мейер, но было уже слишком поздно.

Толпа, превратившись в единое существо, заревела и бросилась на него. Сотни рук схватили священника, били, щипали, дергали его. Они пинали его по ногам, больным коленям. Кто-то изо всех сил ударил священника кулаком в бок. Женщина, которую он никогда не видел, схватила его за воротник сутаны и начала душить, душила до тех пор, пока он не ослеп и не стал задыхаться.

А затем на лице этой женщины возникли волдыри. Отец Мейер в ужасе смотрел, как пузыри лопаются и густой, зловонный гной течет по лицу несчастной.

— Она заразилась! — вскричал стоявший рядом мужчина.

Женщина схватилась руками за лицо и завыла. Болячки вырастали на тыльной стороне ее ладоней, лопались, гной брызгал в лицо мужчине, и везде, где зараза касалась его, возникали, зрели и вскрывались нарывы. Человек с воплями упал на колени.

Зараза охватила всю толпу, подобно потопу, продолжавшемуся сорок дней и сорок ночей. Отец Мейер почти оглох от криков ужаса. С неба гремел гром, слышался стук копыт четырех всадников, доски сцены и декорации рушились. В середине сцены образовалась щель, и земля под ней разверзлась, люди вопили и яростно махали руками, срываясь в яму. Все, все вокруг рушилось.

Молния ударила в стоявший на сцене крест, и он загорелся у основания. От костра шел жар. Адский жар. Зомби открыл рот, закрыл, снова открыл. Голова его склонилась набок, и мертвые глаза двигались, двигались.

Они остановились на отце Мейере. Казалось, зомби смотрит на него… Да! Он смотрел на священника Старой Церкви, воплощающей Любовь.

Взгляни на сына Твоего. Взгляни на него.

Отец Мейер поднял руку и благословил мертвеца. Зомби опустил голову. Пламя охватило его, и он исчез.

— Это он во всем виноват! — крикнул кардинал Шонбрун, и три человека схватили отца Мейера, начали рвать его на части, бить его, рыдая от ярости.

Отец Мейер смотрел на огонь, пока руки его вырывали из плеч, а удары и горящие щепки сыпались ему на голову. Новые пузыри возникали, лопались, гной тек по его ранам. Казалось, не бывает на свете худшей боли, более страшных мучений…

Нет. Самая страшная боль терзала его сердце.

Никакой страх не мог быть ужаснее того страха, которым мучилась его душа.

Он поднял глаза к небу.

— Отец небесный, прости нас, — прошептал он в последние секунды своей жизни. — Мы не знали. Мы действительно не знали.

Наверное, лучше будет начать так.

Действительно, давайте вернемся к тому дню, когда все началось. Лора уже пришла на работу, в центральную библиотеку графства. Но здесь возникает проблема: день идет своим чередом, а наша героиня, возможно, даже не понимает еще, что мертвые внезапно пожелали воскреснуть. Такова вообще жизнь — в городе происходят события исключительной важности, а мы, сидя у себя дома, в полном неведении красим ногти или чистим зубы. Грохочут землетрясения, ревут наводнения, падают небоскребы, а где-то на противоположной стороне земного шара человек, который, вероятно, еще много месяцев обо всем этом не узнает, рыхлит палкой крохотный клочок пыльной земли и молит Бога о дожде. Если в этот день его охватит беспокойство, то лишь потому, что дождь все никак не соберется, а не потому, что на далеких континентах происходят страшные вещи.

Для нашей цели лучше начать именно так, потому что Лора не поняла еще: ее мир пошатнулся на своей оси. В тот первый день, когда началось воскресение мертвых, она его не заметила, потому что не случилось ничего, касавшегося ее лично. Разве что чуть меньше постоянных читателей посетило ее отдел. Волны еще не достигли ее.

Все же это крошечное изменение в ежедневной рутине немного озадачило Лору, так как за многие годы она привыкла к однообразию. Но она отогнала от себя эти мысли, и в целом рабочий день для нее выдался удачный. Лоре пришлось меньше времени, чем обычно, расставлять по полкам книги, забытые на столах, и она в основном занималась канцелярской работой. В итоге к концу дня она оказалась вполне довольна жизнью.

Направляясь в тот вечер домой, Лора позволила себе зайти в китайский ресторан и взять еду на вынос. Возможно, развернув свой обед, блюдо дня, она даже найдет на дне пакета подарок — печенье с предсказанием судьбы. Это вызовет у нее улыбку. Потому что есть кое-что еще, что вы должны узнать о Лоре. Она пользовалась словами, напечатанными на обороте каждой бумажки, чтобы изучать китайский, — возможно, не самый лучший метод, но он ей нравился, и каждое печенье с предсказанием еще на шаг приближало ее к цели. Видите ли, она собиралась когда-нибудь съездить в Китай. Зная это, вы прочувствуете горечь ее истории, особенно если вспомните события, которые, как нам известно, были уже неизбежны. Лора же оставалась в полном неведении.