Эмили могла поклясться, что зомби пожал плечами, прежде чем отвернуться от нее и отправиться дальше по улице, очевидно, на поиски своей первой добычи.
Эмили бросилась в здание, выкрикивая имя своей подруги. В начале рассказа я еще приведу кое-какие детали из ее личной жизни, и вы поймете, что, несмотря на все повороты судьбы, Эмили никогда не теряла оптимизма. Даже после всего увиденного она надеялась найти свою подругу живой. Может быть, вы узнаете о потерянной собаке, вернувшейся домой, или о матери, у которой вместо рака оказалась доброкачественная опухоль. Пусть это будет собака. Я напишу о том, как, подъезжая к библиотеке, Эмили замечает на улице какого-то пса, так что у нее будет причина задуматься и вспомнить о своей любимице. Часто наиболее запоминающиеся уроки людям преподают не родители, а домашние животные.
Подбежав к дверям, Эмили увидела в противоположном конце зала Рейчел. Женщина сидела на своем обычном месте — за стойкой, где у читателей принимали книги. Однако к этому моменту Рейчел больше не была подругой Эмили. Из шеи ее был вырван кусок плоти, и кровь заливала ее грудь. Кожа мертвой еще не начала сереть, она была смертельно бледна, но пока не приобрела цвет того существа, которое пронеслось мимо Эмили за своей жертвой. Вероятно, Рейчел укусили совсем недавно. Эмили подумала, что, явись она здесь всего на полчаса раньше, она нашла бы свою подругу живой. Ей не пришло в голову, что, окажись она здесь на полчаса раньше, они обе сейчас, возможно, были бы мертвы. Но такова была Эмили.
Спасибо собаке.
Эмили не стала входить в зал и приближаться к подруге. Она отпрянула назад, в коридор, и отметила, что там никого нет — ни людей, ни зомби. Это было неплохо. Эмили решила, что она будет в безопасности здесь, в здании, куда ведут ступени, по-видимому непреодолимые для мертвецов. Все зависело от того, в кого превратилась Рейчел. Эмили не показалось, что Рейчел стала хищницей. Ее подруга всегда была мягкой. Мог ли ее характер измениться сейчас, при подобных обстоятельствах? Эмили не считала, что смерть обязательно меняет жизнь человека.
Эмили отметила, что за все время, пока она наблюдала, Рейчел не тронулась с места, пальцы ее застыли на клавиатуре, мертвые глаза бессмысленно глядели вперед, ожидая… но чего? Неужели какая-то искра разума, все еще тлевшая внутри нее, повелевала ей ждать прихода читателей? Может быть, Рейчел просто продолжала делать то, что от нее требовалось при жизни, по привычке, которая пережила смерть? Или она ждала Эмили, но не для того, для чего они договорились встретиться, поддельным спокойствием надеясь подманить подругу ближе, еще ближе? Эмили знала, что если только она сможет выяснить это, разгадать странное, загадочное поведение своей подруги, то все каким-то образом приобретет смысл, и она поймет, уже без помощи собаки и мужа, копающегося в земле, как ей теперь жить в этом новом мире.
Нет, это тоже не подходит.
Неудачи начинают меня раздражать. Обычно я так долго не раскачиваюсь, по крайней мере когда пишу. Дайте мне немного подумать…
Есть. Начнем так.
В тот день, когда пришли зомби, Уолтер сидел в главном читальном зале, занимаясь изысканиями для своего нового романа.
Я знаю, знаю. И что ему дались эти библиотеки, думаете вы. Наверняка найдется более интересное место для начала истории. Но я считаю, что библиотека необходима. И вы скоро поймете почему.
Когда послышались крики, разносившиеся эхом по узким коридорам, наполнив похожую на пещеру комнату, где сидел Уолтер, вокруг него накопилась целая гора книг. Ему пришлось встать, чтобы посмотреть, что происходит. Первой он увидел библиотекаршу, которая все эти годы была очень добра к нему, но имени которой он не удосужился узнать (позднее он будет ругать себя за это). Она била кулаками по спине человека, который больше не был человеком. Эта тварь выхватывала куски мяса из ее шеи и с рычанием сплевывала хрящи. Вскоре оба они повалились за стойку, и Уолтер больше не мог их видеть, но по-прежнему слышал ужасные звуки, издаваемые жующим мертвецом.
Уолтер снова нырнул за стену из книг, которую возвел вокруг себя. Потом я подумаю о том, стоит ли сделать акцент на этой метафоре и привести примеры того, как он отгораживался от мира книгами в других жизненных ситуациях. Затем Уолтер выполз из комнаты, не испытывая стыда (ну разве что немного), — он давно уже понял, что он писатель, а не воин. Он полз, не поднимая головы, почему-то думая, что если он не видит зомби, то и они не заметят его. Вдруг он наткнулся на маленький стульчик и понял, что попал в детский зал.
Вытянув шею, чтобы взглянуть, что происходит вокруг, Уолтер увидел живого мертвеца, схватившего какую-то девочку и поедавшего ее внутренности. Капли крови попали писателю на лицо. А может быть, я напишу, что ему это просто показалось, потому что приводить такие подробности в рассказе — это слишком. А может быть, произойдет и то и другое — кровь попадет Уолтеру на лицо, но он решит, что ему это показалось, потому что это слишком не для читателя, а для него самого. Девочка судорожно передернулась перед тем, как умереть, и Уолтер, поняв, что зомби поглощен едой, вскочил на ноги и побежал прочь.
Уолтер прекрасно знал расположение помещений библиотеки, потому что она стала его вторым домом (точнее, даже первым домом — в квартире он никогда не чувствовал себя по-настоящему уютно), и он направился в подвал, где, как ему было известно, хранились редкие книги. Ночью подвал запирали на замок, но днем сотрудники держали дверь открытой, чтобы быстрее находить книги. Уолтер решил, что там безопасно. Он закроется изнутри, и никакой зомби не догадается, как забраться к нему. Разумеется, зомби не смогут подобрать код к замку. Числа для них слишком сложны. Все, что у них на уме, — это тела, новые и новые жертвы…
Выйти наружу, когда все уляжется, когда на человека снова будут смотреть как на личность, а не как на тело, не как на пищу, будет нетрудно. Ведь сейфы сконструированы для того, чтобы не давать людям влезть внутрь, а выйти наружу гораздо проще. Верно?
Уолтер надеялся, что это верно. Он не сомневался в том, что поступает правильно. По крайней мере, он повторял себе это, безуспешно стараясь расслышать, перестали ли снаружи кричать. А тем временем в подвале постепенно становилось влажно и душно.
Вздох.
Нет… нет… нет.
Боюсь, что эта последняя попытка удалась не лучше двух предыдущих. Она не дает представления, каково это — жить среди мертвых.
Но… к несчастью… этот последний фрагмент подходит мне лучше всех, и мне придется работать именно с ним. Потому что это — моя жизнь. Потому что это правда, это та жизнь, которой я жил.
И потому что сейчас, особенно сейчас, метафоры придется оставить. Отныне я должен описывать лишь то, что произошло на самом деле.
Я должен писать только правду.
С другой стороны, в теперешнее непонятное время мои старые приемы кажутся такими надежными и прежние рабочие схемы так соблазнительны. Я все думаю, что для этого должна быть какая-то причина. В мире осталось так мало утешения, и я надеюсь, мне простят возврат к прежнему. Подумайте об этом — остались ли в мире вообще какие-либо источники утешения, кроме простого сознания того, что ты живешь? А может быть, это нечто большее, чем просто возврат к прежнему. Наверное, я уподобился курильщику, который никак не может бросить, — мне просто нужна еще одна доза моего наркотика, прежде чем я откажусь от него навсегда.
Итак, позвольте мне еще раз попытаться объяснить. Надеюсь, на этот раз у меня что-нибудь получится и рассказ понравится вам больше. И мне.
Начнем.
Когда-то я был знаком с женщиной, которая так любила своего мужа, что не могла расстаться с ним. Клянясь мужу в верности в болезни и здравии, Мэрилин была искренна. Но подобная любовь не всегда оборачивается благом. Потому что, когда ее муж заболел, она много лет держала его прикованным к больничной койке, хотя на самом деле он был бы гораздо счастливее в могиле. Возможно, в другой истории жена не давала бы мужу умереть, чтобы наказать его, но не в нашем случае, потому что это была бы ирония, а Мэрилин любила без всякой иронии. Несчастный лежал в больнице, несколько аппаратов дышали за него, другие гоняли кровь по его жилам, третьи — выводили продукты жизнедеятельности, а жена сидела и смотрела на него, на лес трубок, привязывающих его к несбыточной мечте, и плакала.