– Дуняша, - спросила я с фальшивым добродушием, отхлебнув какой-то анисовый узвар из своей кружки, - а лет тебе сколько?
– Осьмнадцать, - отвечала пигалица.
Я посмотрела внимательнее. При первой встрече я дала ей всего пятнадцать. Сейчас, в ярком неклюдском наряде Дуня выглядела гораздо взрослее. Да уж, если девица половозрела, шансы приказного Степанова на холостую будущность стремятся к нулю. В оборот его взяли резво.
– А с Антипом-извозчиком давно гуляешь?
Этот вопрос был вызван вовсе не бабьей ревностью. Конечно, можно было бы и наедине его задать… Ладно, кого я обманываю? Немножко и ею, совсем чуть чуть, захотелось с кокетки спесь сбить.
– Больно надо! – не смутилась девица. - Гулять еще. Это Антип волочился, что пcина бездомная, а я только успевала отвороты давать. Он уж и у дома меня подкарауливал, и возле рынка. Одним вечором перестрел в Сапожном проулке, я из храма возвращалась, прими, говорит, Дуняша, подарочек, да бусики мне сует. Чистый ужас, а не подношение. И не бусики вовсе, а навроде ленты змеюка разноцветная. Он только ее из мешочка достал, я в крик и домой побежала. Так неслась, что валенок даже с ноги слетел, босая к хозяйке явилась, а она меня за то заругала.
Губешкина кивнула:
– Было дело.
Стало быть этот Антип не только с одинокими пассажирами свой фокус навий проворачивал? Однако. Завтра же велю Волкову… то есть, попрошу, меня в камеру отвести, побеседую с незадачливым дуняшиным поклонником.
После трапезы мами закурила тонкую деревянную трубочку, велела:
– Пусть гадалка человеческая свое искусство покажет.
Шандор перевел, Захария Митрофановна достала из-за пазухи колоду. Неклюдка раздула ноздри.
– Бабушка спрашивает, какие арканы пользуешь.
Провидица Зара фыркнула:
– У чародеев арканы, у нас все по-простому. Дунька, сними.
– Девочка тебе зачем?
– Дар у нее, посильнее моего будет. Теперь ты, мами.
Неклюдка шелкнула по картам загнутыми черными ногтями, сбила.
– На грядущее гадать не буду, – журчала Губешкина, – его сразу не проверишь, а мне похвастаться охота. Значит, мужей у тебя, мами, было два, детишек… четверо, вcе мальчики. Трое уже не с тобою, четвертый…
Я отвлеклась на размышления.
Мишкина. С ней понятно. Вернусь в город, немедленно в бордель отправлюсь. Что еще? Бобруйский. Я же должна была нынче ему визит с женихом нанести для интервью. Перетопчется купчина. Мне в нем интереса пока никакого. Мишкина назовет подельника, скорее всего это Сереженька ее драгоценный, господин Чиков. У Чикова я узнаю имя заказчика, запротоколирую все тщательно и с этим протоколом уже к Гавриле Степановичу явлюсь для ареста. А он плюнет мне в глаза и отопрется. Я тогда косвенных улик подсыплю. Беседу с Фараонией и сто тысяч ассигнациями. Скажу, все номера в банке конторщик переписал, прежде чем на руки выдать. И не так прямо скажу, чтоб на вранье не попасться, а вроде как намеками.
А ведь завтра вечером неделя истекает, сызнова с вокзала мокошьградского поезд в Змеевичскую губернию отправится. Время-то как бежит. Как там мои товарищи? И от чего я до сих пор документов о назначении нового пристава не получила?
Неклюдская старейшина уже удалилась, Γубешкина гадала Шандору, он хмыкал недоверчиво, седой башкой мотал. Сулили ему прибыток, да новость о казенном человеке. Федору выпала любовь. Кто бы сомневался, Дунька так тщательно для него колоду мешала.
– Тебе, Гелюшка, раскинуть? - спросила старуха.
– Не нужно, я еще с кубками и котами обещанными не разобралась.
– Так, может, сменился расклад, сплошь и рядом такое бывает. Снимай!
Я послушалась,только чтоб отстали. Провидица Зара лихо pазложила веер картинок, сообщила:
– Сердечко твое разбитое никуда не делось, не склеил пока никто.
Какая глупость, право слово.
– Заступник у тебя появился, - сказала гадалка.
– Вот и славно.
– Черный человек, недобрый.
– Захария Митрофановна, – предложила я, – вы бы себе раскинули. Можно ли вам уже в Крыжовень возвращаться?
Интерес к моим сердцам немедленно испарился. Дунька потасовала, отдала хозяйке колоду.
– Значит… – начала Губешкина. – Это сызнова смерть выпадает. Еще одна? Погоди, погоди… Три? Вот эта вот мужская карта, и…
Она собрала картинки, перемешала задумчиво, раскинула не глядя, вздохнула и опустила глаза к столу.
– Чего там, барыня? - испугалась Дуняша.
– Собирайся, загостились мы.
– Чего?
– Того. Смертей три,и ни одна из них к нам касательства не имеет.
– А они уже произошли? - полюбопытствовала я.
– Того не скажу, не близкие люди.
– Так я мигом, - подскочила служанка, - тогда и Федор федорович нас в Крыжовень отвезет.
– А мне нужно с неклюдами, что нас приютили, попрощаться.
И женщины вышли из шатра, придерживая друг друга под руки. Потому что водка зло!
Приказной Степанов, будто избавленный от морока, схватил со стола горбушку и стал хлебать свой остывший уже бограч. Шандор набил трубочку, затянулся, выпустил к потолку колечко дыма:
– Деревенский мужик какой-то твоих баб в табор привез, гадалка в ноги барону упала, упросила оставить, от смерти неминуемой сберечь. Это мне мами рассказала.
– Всем в Берендии неклюдское свойство беглецов принимать известно.
– Законы у нас такие.
– Да я не в укор.
– Хорошо, что ты их назад заберешь, - пыхнул дымком Шандор. - Мами говорит, гадание у твоей Зары вовсе чудное, на наше непохожее, опасается бабушка, что эта инаковость неприятности принести нам может.
Мы помолчали. От сытости клонило в сон. А неплохо было бы покойного Блохина во сне увидать, ножик его рассмотреть, спросить про всякое. К примеру, как его листочек из кисета прочесть, или, куда он чародейские стекла от Крестовского приспособил?
– Стекла? - спросил вдруг Федор, откладывая облизанную ложку.
Неужели, я вовсе вслух размышляла? Перфектно.
– Не простые, чародейские.
– Так любые плавить можно, - сообщил приказной Степанов, как я пару минут назад выяснила, Федорович. - Ходил я к стеклодувам за эдакой работой. Только крестов там никаких не было.
– Погоди. - Сон как рукой сняло. - Блохин тебе эту работу поручал?
– Ну да,то есть, короб дал берестяной увесистый, велел на Вокзальную свезти ,там мастеровые, те которые не в артели, проживают. Гнумы то есть.
– Как мастера кличут?
– Так стеклодув он. И короб бренчал по-стекольному, и после, когда его открыли…
– Что велел Блохин?
– Письмо передать до купы и ответа дождаться. Ох, доложу вам,и любопытное это ремесло. Γнум короб весь в чугунок такой хитрый пересыпал, меня к мехам определил, чтоб жар, значит, надувал.
– Когда это было?
– Точно не помню, снега еще не было, но листва с деревьев сошла.
– Дальше что? В какую форму стекло переплавили?
– Ничего такого, я даже удивился неприятно. Шишечка малая получилась. - Федор отчеркнул большим пальцем на ладони. - Вот такусенькая.
Подбежав к очагу, я подобрала уголек и, вернувшись, нарисовала на столешнице:
– Похоже?
Степанов внимательно посмотрел, кивнул:
– Похоже, только та белая была.
Тихонько зарычав, я стукнула себя по лбу.
«Дурында ты, Попович! Забыла с кем дело имеешь? С чародеями! А у этой публики ничего просто так в клозетных бачках не валяется. Это ведь ручка от цепочки, которой ты так легкомысленно при обыске пренебрегла. Ты всем пренебрегла,и самой цепочкой,и кисетом. Рун ты не заметила своими очками слабосильными? Стекло сквозь стекло не рассмотрела? Нет тебе прощения!»
Художества со столешни я стерла ладонью, плевать, что примета плохая, я и без примет маху даю, будь здоров, поклонилась Шандору:
– Спасибо, дядька, за помощь, благодарность мами своей от меня передай,и от лица всего берендийского сыскного департамента.
Федор тоже исполнил поясной поклон и вышел к саням.
– Чудная ты барышня, Попович, - сказал неклюд, – не в обиду, на воительниц древних похожа, но не воин ни разу, по-крестьянски проста, но хитра сверх меры, хороша, но красотою не дорожишь. Как в тебе только все эти противоречия умещаются?
