Мне не удалось перейти через площадь Сан-Франсиско: все пространство занимала процессия братства Санта-Мария. Насаренос этого прихода всегда облачены в черное с ног до головы, и их суровые обычаи не допускают никакой музыки. Поняв, что ждать пришлось бы слишком долго, я свернул на Тетуан и двинулся в сторону Сьерпес. Однако и центральную улицу города перегородила процессия. На сей раз мне помешало братство «Хесус анте Кайафас»[76] и сопровождавшие его музыканты Красного Креста. Пришлось вернуться обратно и по улице Веласкеса выйти на Кампану в тот момент, когда процессия «Хесус де лас Пенас»[77] покинула ее, повернув к Сьерпес. Теперь я мог спокойно добраться до Куны, где стоит «Агнец Спасителя».

При виде меня донья Хосефа слегка удивилась, и, по-моему, на лице ее мелькнула тень беспокойства. Хотя, возможно, мне это только показалось. Во всяком случае, если сеньора Персель и испытывала определенную тревогу, это ни в коей мере не сказалось на оказанном мне приеме.

— Дон Хосе? Вот приятный сюрприз!

Беззаботно болтая, она впустила меня в дом.

— Так вы не пошли смотреть на наши процессии?

— Честно говоря, сеньора, я уже немного устал от них…

— Прошу вас, садитесь, а я сейчас позову мужа…

Донья Хосефа оставила меня в одиночестве и ушла искать супруга. Возможно, я просто выдавал желаемое за действительное, но у меня сложилось явственное впечатление, что отсутствовала она слишком долго. И я с легкостью представил, как супруги договариваются, вырабатывая общую линию поведения, и раздумывают, что меня сюда привело. Дон Альфонсо вел себя более чем любезно, рассыпался в извинениях, объяснив, что как раз был на складе, по другую сторону дворика, а потому не сразу прибежал со мной поздороваться, но я ведь не могу не понять, что, отправляя товар, коммерсант обязан приглядеть за порядком. Склад? Ого! Вот уж куда мне просто необходимо заглянуть! И как можно скорее!

Меж тем хозяева дома явно ждали, чтобы я объяснил причины неожиданного вторжения, и, налив в бокалы мускателя, донья Хосефа выразительно поглядела на меня, словно приглашая к разговору. Их нетерпение так меня забавляло, что я не отказал себе в удовольствии помариновать их еще немного. Воображение рисовало довольно забавную картинку: я не без злорадства представлял, как изменилось бы приторно-сладкое выражение физиономий Перселей, признайся я честно, что пришел уличить дона Альфонсо в убийстве. Но, увы, пока я никак не мог позволить себе такой роскоши!

— Я осмелился побеспокоить вас…

Оба тут же стали возражать, что я им ничуть не помешал, а напротив, они в любое время почтут за честь принять в своем доме парижанина. Ах так? Значит, им тоже вздумалось поиграть? Отлично! Партия обещает получиться очень интересной!

— …во-первых, чтобы поблагодарить за тогдашний чудесный обед, а во-вторых, поговорить о Марии.

По чуть заметному напряжению я почувствовал, что меня слушают весьма внимательно.

— Я безумно люблю Марию Альгин и хотел бы на ней жениться.

— Но, мне казалось, это вопрос решенный, дон Хосе?

— И да и нет, донья Хосефа, до сих пор мне никак не удается получить окончательный ответ.

Сеньора Персель жеманно хихикнула.

— Обычное девичье кокетство, дон Хосе!

И, повернувшись к мужу, толстуха добавила:

— Все мы одинаковы… Спросите-ка лучше дона Альфонсо!

— Истинная правда, дон Хосе! Вот эта особа, между прочим, пудрила мне мозги целых два года!

Оба от души расхохотались. Наверняка Персели испытывали огромное облегчение от того, что этот кретин легавый явился к ним лишь поделиться любовными огорчениями. А я, совсем войдя в роль, стал расписывать, что не смогу жить без Марии, что готов на все, лишь бы она стала моей женой, и даже переберусь обратно в Севилью, если она будет настаивать, а я смогу найти тут приличную работу. Последние слова их, по-видимому, заинтересовали, ибо донья Хосефа тут же вкрадчиво осведомилась:

— Правда, дон Хосе? Вы бы все бросили ради Марии? И отказались бы от своего… нынешнего положения?

— С радостью!

— Что ж, нашей Марии крупно повезло! Нечасто встретишь такую любовь, и, уж положитесь на меня, я сумею урезонить маленькую кокетку! Я хочу, чтобы она дала твердое обещание до вашего отъезда во Францию, а помолвку мы отпразднуем здесь, у нас!

Я, естественно, с огромным воодушевлением поблагодарил, уверяя, что никогда не забуду их доброты и что теперь в долгу до конца дней своих. Короче говоря, обе стороны продемонстрировали чистейшей воды лицемерие. Увидев, как мы прощаемся, посторонний наблюдатель мог бы счесть нас закадычными друзьями, ибо донья Хосефа непременно пожелала меня расцеловать, а дон Альфонсо проводил аж на улицу и напоследок доверительно шепнул:

— Большое вам спасибо, дон Хосе, за предупреждение, которое вы передали нам через Марию насчет того мнимого немца, Оберхнера. Наверняка это какой-нибудь проходимец, вздумавший выманить у меня деньги, а то и ограбить дом… Кто знает? Еще раз от всего сердца благодарю вас, и, надеюсь, — до скорой встречи.

«Мы увидимся гораздо раньше, чем тебе бы хотелось, приятель, — подумал я. — Ох, знал бы ты только, какой я готовлю тебе сюрприз!»

Позвонив в гостиницу, я узнал, что мистер Арбетнот ждет меня в «Нуэва Антекера» на улице Дос Эрманас. Я отправился туда и обнаружил не только Чарли, но и Алонсо. Оба недоумевали, куда я исчез. Я рассказал обо всем, что случилось этой ночью, объяснив, каким образом убедился в виновности Хуана и как пытался вышибить из него признание. Однако о сцене с Марией я не упомянул ни словом. Арбетнот, на мгновение перестав перемалывать мощными челюстями креветок, одобрительно кивнул.

— Я не решился сказать вам об этом, но, по правде говоря, сразу понял, что убийство совершил Хуан…

Алонсо осушил бокал. С самого начала он искоса поглядывал на меня всякий раз, когда думал, что я ничего не замечаю.

— Грустно тебе, а, Хосе?

Я попытался сделать хорошую мину при плохой игре.

— Между прочим, я собираюсь жениться не на Хуане, а на его сестре.

Чарли в свою очередь долго сверлил меня пристальным взглядом.

— Простите меня… но вы совершенно уверены, что эти двое не действуют на пару?

Увы, я не сомневался в обратном, но мог ли я вот так, публично, отречься от Марии? Сколько я ни убеждал себя, что готов возненавидеть девушку, но стоило кому-то обвинить ее в преступлении, и тут же, вопреки здравому смыслу, я вставал на ее сторону. Мне было немного стыдно смотреть в глаза Арбетноту, но заговорил я без тени колебаний:

— Ни в коем случае. Но у меня есть для вас еще одна новость — беднягу Эстебана прикончили вдвоем.

— Вдвоем? Откуда ты знаешь, Хосе?

— Потому что в спине у покойника торчал нож Хуана, а в руке он зажал пуговицу от пиджака того, кто отвлекал внимание несчастного, пока второй наносил удар.

Арбетнот с хорошо разыгранным раздражением заявил, что я слишком быстро продвигаюсь вперед, а потому им с Алонсо не худо бы поскорее засучить рукава, если они не хотят, чтобы вся слава досталась мне одному.

— И однако, приятель, какая-то жалкая пуговица нам мало что даст… Надо бы еще выяснить, кому она принадлежит…

— Представьте себе, Чарли, я это уже знаю.

Оба ошалело вытаращили глаза, не сомневаясь, что я их разыгрываю.

— Правда? И кому же, скажите на милость?

— Дону Альфонсо.

— Перселю?

— Ему самому.

— И у вас есть доказательства?

— Вместе с пуговицей оторвался крошечный кусочек ткани от неподражаемого зеленого костюма, в котором сей достойный коммерсант принимал нас с вами за обедом, Арбетнот.

— Вы тут разговариваете как о старом знакомом о совершенно неизвестном мне типе, — возмутился Алонсо. — Хорошенький же у меня при этом вид!

Чарли засмеялся.

— Не волнуйтесь, наш друг Моралес наверняка не преминет нанести визит дону Альфонсо, и, надеюсь, он любезно прихватит с собой нас обоих.