И загадал им: «Из ядущего вышло ядомое, и из сильного вышло сладкое». Конечно, никто не мог разгадать этой загадки, поскольку никто не знал, что речь идет о пчелах, вкушающих нектар (пчелы и есть «ядущие»), о меде («ядомое») и о сильном льве, на котором, как мы знаем, поселился пчелиный рой. На такое незнание и рассчитывал хитроумный Самсон.
Филистимляне по натуре своей были коварны и злы. Им, кроме того, страшно не нравилось, что израильтянин Самсон поставил в тупик филистимлян и они вынуждены будут отдать ему тридцать рубашек и столько же верхней одежды. Поэтому они приступили с расспросами к молодой жене Самсона, умоляя ее выведать у него разгадку. Самсон сначала отказался открыть жене разгадку, говоря, что ее не знают даже отец с матерью. Филистимляне опять стали приставать к жене Самсона, говоря, что, если она не выудит у мужа разгадку, они подожгут его дом. Самсон, ничего не зная об этой угрозе, открыл жене разгадку, так как ему было смешно смотреть на ее мучения. Она же тотчас рассказала о ней филистимлянам. На седьмой день, как и было условлено, Самсон потребовал от них разгадки и уже предвкушал свой выигрыш, но филистимляне, зная секрет от его жены, с насмешкой рассказали и про пчел, и про мед, и про льва. Тогда Самсон сказал им не без угрозы в голосе: «…если бы вы не орали на моей телице, то не отгадали бы моей загадкu» (Суд.14:18).
Тридцать рубашек и тридцать платьев он им отдал, но то была одежда, снятая с убитых в Аскалоне филистимлян. А жену предложил одному: из своих свадебных дружков.
Все вышло так, что через какое-то время Самсон одумался и вновь пошел в Фимнафу – за своей женой, так легко им отданной. Но несостоявшийся тесть отказал Самсону. Он предложил ему свою младшую дочь. На это Самсон, имевший необузданный характер, ответил страшными угрозами и ушел. Зная его силу, никто ему не перечил.
Он придумал хитроумную месть: наловил триста лисиц, связал их попарно, поджег им хвосты и, подобно горящим факелам, пустил на филистимлянские дома. Был страшный пожар. Разгневанные филистимляне, считая, что виновником и, так сказать, первопричиной бедствия является тесть, поскольку он не внял просьбам Самсона, подожгли его дом, где сгорели и тесть, и его дочь – недавняя невеста Самсона. Здесь современный читатель вправе воскликнуть: ну и времена, ну и нравы!… Впрочем, кто теперь догадается, что тут правда, а что – выдумка…
После этого страшного происшествия Caмcон дал клятву всегда мстить филистимлянам. Трудно перечислить все беды, какие он им причинил.
В конце концов филистимляне, устав терпеть, собрали большое войско и, перед тем как выступить против Самсона, жившего тогда в ущелье Етам, расположились станом в Иудее. Жители Иудеи, не зная намерений филистимлян, подумали, что они захватили их землю и останутся в ней навсегда. Филистимляне же сказали, что виной всему – Самсон. Тогда иудеи, собрав три тысячи человек, сами, вместо филистимлян, пошли к ущелью, где жил Самсон, чтобы убедить его сдаться филистимлянам. Они сказали Самсону, что пришли его связать и в таком виде выдать захватчикам, дабы спасти землю и семьи. Самсон милостиво согласился, чтобы его опутали веревками, но, увидев филистимлян, завопивших от злорадства и предвкушения мести, легко разорвал свои путы, и они упали, как говорится в Библии, словно «перегоревший лен».
После этого он схватил первое, что попалось под руку, а это была челюсть сдохшего осла, и обратил всех своих врагов в позорное бегство.
Случилось однажды Самсону прийти в филистимкий город Газу и там остаться ночевать. Нет ничего удивительного, что жители, узнав о прибытии своего заклятого врага, решили умертвить его. Конечно, их смущала необыкновенная сила богатыря, и они решили для начала предпринять хотя бы первый необходимый шаг – заперли городские ворота. Теперь, переночевав, Самсон все равно не мог бы уйти из города, оказавшись в ловушке. Покуда Самсон, думали они злорадно, мечется в поисках выхода, они успеют придумать средство, как вернее его изничтожить. Им хотелось не только казнить богатыря страшной и позорной смертью, но и предварительно измучить его страшными пытками. Пока старейшины города придумывали казнь пострашнее, Самсон, ничего не зная об их заботах, подошел к городским воротам. Трудно сказать, сколько глаз наблюдало за ним изо всех окон, щелей и подворотен. Даже крепостная стена была yceянa зеваками, впрочем, предусмотрительно прятавшимися за каменными зубцами и башнями. Самсон, удивившись, что ворота еще заперты, хотя солнце уже поднялось, недолго думая, вынул их из креплений, поднял на плечи и, чтобы лишний раз досадить филистимлянам, отнес на ближайшую гору. Много же хлопот и сил было потрачено, чтобы затем поставить их обратно!…
Судьба словно нарочно испытывала Самсона, заставив его вторично влюбиться в филистимлянку! Можно подумать, что среди хананеянок, отличавшихся красотой и изяществом, не было достойных его внимания женщин. Как мы помним, один раз у него была неудачная женитьба. Но уроки жизни, видно, не шли гуляке Самсону впрок. Так или иначе, но, увидев Далилу, он стал частенько захаживать к ней.
Далила была действительно очень красива, изящна и отличалась той смуглой чувственной красотой южных женщин, на которых всегда заглядывался женолюбивый Самсон, не избегавший любовных утех. Рядом с могучим Самсоном Далила казалась гибкой виноградной лозой, готовой обвиться вокруг великанского ствола, но если это сравнение, всегда приходившее в голову всем, кто видел их рядом, справедливо чисто внешне, то оно, к несчастью, оказалось трижды верным и в другом смысле. Далила была той лозой, которою судьба вскоре и задушила непобедимого богатыря Самсона.
Филистимляне, видя его страсть, решили использовать Далилу в своих целях. Они подговорили красавицу ненароком выведать у своего возлюбленного тайну его необыкновенной силы.
Хотя Самсон и отличался высоким ростом, широкими плечами и мускулистыми руками, он все же был земным человеком, а не Богом, а значит, полагали филистимляне, которым все никак не удавалось победить Самсона, есть в нем какой-то тайный источник мощи. Даже необыкновенно сильные мускулы не помогли бы ему поднять городские ворота, которые с таким трудом, с помощью верблюдов, тащили потом жители Газы к своим крепостным стенам и с не меньшими усилиями, не один день, устанавливали в разрушенной кладке.
Далила согласилась за сто сиклей серебра выведать эту тайну и, став еще более ласковой и неутомимой в своих объятиях, начала исподволь выпытывать его сокровенный секрет. Самсон, однако, не поддавался ухищрениям и три раза попросту обманывал ее, говоря, что сила его будто бы пропадет, если его свяжут семью сырыми тетивами, а в другой раз убеждал Далилу, что никак не сможет одолеть семи новых веревок, а потом сказал, что обессилеет, если семь косиц с его головы прибить к тяжелой деревянной колоде. Коварная Далила всегда проверяла эти россказни Самсона. Как бы играя веселую игру, она связала его тетивами и крикнула: «Самсон, филистимляне идут на тебя!», а богатырь тут же легко рвал путы, словно паутину; так же случилось и с веревками, упавшими с него, будто они были гнилыми, а не новыми; а в третий раз он мигом вырвал тяжеленную колоду, подняв ее на своих красивых волосах.
Тогда Далила стала укорять Самсона за обман, говоря, что он попросту потешается над ней, так как не любит и не доверяет. Были и слезы, приводившие наивного Самсона в смущение. В одну из таких минут он пожалел Далилу и раскрыл ей тайну своей силы. На этот раз Далила почувствовала, что он открылся ей чистосердечно. Положив голову Самсона на колени, нежно поглаживая волосы, она дождалась, когда великан-красавец уснул, и, позвав цирюльника, коротко остригла длинные черные кудри, закрывавшие всю спину богатыря подобно дорогому парадному плащу. И сила тотчас отступила от него. Когда Самсон проснулся, он увидел возле себя вместо Далилы нескольких филистимлян. Они, гогоча и насмехаясь, быстро справились с ним, выкололи ему глаза и заключили в темницу, сковав двумя толстыми железными цепями.
