...И как тогда, после окончания училища, сейчас все пусковые кнопки были закрыты колпачками из стальной проволоки и опечатаны свинцовыми пломбами. У Дольского имелся строжайший приказ: не трогать ни одну из пусковых кнопок без специального разрешения. Даже нарушение пломбы без разрешения грозило дисциплинарным наказанием. Но Боже мой, как ему хотелось воспользоваться всем этим оружием! Он один в кабине, самолет оснащен первоклассным вооружением, но он вынужден ждать приказа. Дольский понимал, что его держат под рукой на тот случай, если он понадобится генералу Вощанке, и у него мелькнула сумасбродная идея обратиться к самому генералу, но он тут же отогнал ее, понимая, что это противоречит уставу. Так что им со Стебутом не оставалось ничего делать, кроме как летать и ждать. Летать и ждать. Сверлить дыры в небе...
— 711-й! — раздался в наушниках голос диспетчера базы Лида. — Ваш курс три два ноль, высота семьсот метров, свяжитесь с командным пунктом базы на девятом канале. Как поняли?
— Я — 711-й, курс три два ноль, высота семьсот метров. Перехожу на девятый канал. Конец связи. — Наконец-то, кажется, ему дадут задание! Новый курс явно ведет к литовской границе, а высота всего на сотню метров превышает самые высокие складки местности в том районе. Он свяжется с командным пунктом, когда будет находиться всего в сотне метров над прекрасными лесами долины Немана, а это значит, что что-то происходит...
Лейтенант Дольский, охваченный возбуждением, переключил рацию на новую частоту.
— Лида, я — 711-й. Прием.
— 711-й! Я — Лида, — услышал Дольский бархатистый голос дежурной радистки командного пункта. Рыжеволосая русская красавица, с которой он намеревался познакомиться поближе. Лейтенант мог бы весь день слушать ее ласковый голос. — 711-й, займите тактическую орбиту с координатами ПК, КЖ, пять ноль, три ноль и ждите. Прием.
— Я — 711-й, вас понял, — ответил Дольский, повторил координаты и вытащил из левого набедренного кармана комбинезона карту. Он определился по ней: к северу от небольшой деревни, в десяти километрах от границы. Стандартная тактическая орбита представляла из себя «восьмерку» с участками маршрута в двадцать километров, разворотом в десять градусов, высотой не более пятисот метров над землей, если высота не корректировалась специально. Хорошая схема полета для визуального обследования зоны. А ему определенно придется что-то искать там. Пилоту разрешалось в таких случаях смещать центр орбиты во избежание атаки противника с земли, но в данном случае ему вроде бы ничего не угрожало.
Дольский перевел свой МиГ-27 в режим патрулирования и атаки наземных целей, снизил мощность двигателей до шестидесяти процентов, вручную полностью выдвинул крылья, опустил закрылки для поддержания стабильности полета на малой высоте. Потеря управления самолетом на такой относительно малой высоте могла грозить катастрофой.
— Я — 711-й! Опустить закрылки, выдвинуть крылья, — предупредил Дольский своего ведомого. Он подождал несколько секунд, потом проверил, как Стебут выполнил его указания. Ведомым всегда следовало действовать по принципу «делай, как я», но иногда они ошибались, поэтому проверить не мешало.
Стебут выполнил все в точности: выдвинул крылья своего самолета, опустил закрылки. Су-17 превосходил по размерам и скорости МиГ-27, мог нести больше вооружения, но более современная авиационная электроника и значительно большая точность МиГа-27 обуславливали то, что МиГу в большинстве случаев отдавалось предпочтение при атаках наземных целей, особенно в тех случаях, когда надо было произвести как можно меньше побочных разрушений или когда в зоне атаки присутствовали свои войска.
У Дольского не было наземных ориентиров, которыми он мог бы воспользоваться, — за исключением деревни. Под ним расстилались могучие леса северной части известного во всем мире Березинского заповедника, и если придется что-то искать внизу, то сделать это будет очень трудно. Лейтенант ввел координаты своей орбиты в допплеровскую систему навигации, чтобы самолет не пересек границу с Литвой.
— Я — 711-й, занял тактическую орбиту, — доложил Дольский на командный пункт.
— Вас поняла, — отозвалась радистка. — Доложите запас горючего.
Вызов с базы последовал, когда он находился в воздухе всего двадцать минут, и подвесной бак был почти полон, а при пониженной мощности двигателя и на таком близком расстоянии от базы он мог хоть целую вечность оставаться на орбите.
— Я — 711-й, запас на два часа. — На самом деле горючего было несколько больше, но скажи он, что хватит на три часа, они и продержат его все три часа на этой орбите.
— Поняла вас, два часа, — повторила рыжеволосая радистка. — Оставайтесь на орбите... Влад.
Так-так, она по крайней мере знает мое имя, подумал Дольский, забыв о том, что все два следующих часа ему предстоит крутиться по этой орбите. Он уже представил себе возвращение на базу и встречу с рыжеволосой красавицей.
В самом просторном месте поляна была не шире девяноста футов, поэтому, когда пилот самолета-вертолета CV-22 майор Хэнк Фелл сажал свою машину на эту поляну, между кончиками лопастей и толстыми сучковатыми ветвями сосен и елей почти не оставалось места, а размер лопастей самолета составлял примерно восемьдесят пять с половиной футов. Внезапный порыв ветра — и любая из этих ветвей могла повредить самолет.
Командир экипажа, он же пулеметчик, сержант Майк Браун стоял возле носа самолета. На голове у него был шлем, от которого тянулся шнур, вставленный в розетку возле двери самолета. Сержант наблюдал за небом в бинокль, когда почти прямо над головой пролетел реактивный самолет. Пилоту реактивного самолета нелегко засечь их в таком густом лесу, и все же Браун машинально присел, ожидая, что в любую секунду сверху может упасть бомба или ударить очередь.
— На этот раз я их отлично разглядел, сэр, — сообщил Браун в микрофон рации, учащенно дыша. Он прикрыл рот рукой в перчатке, отдышался несколько секунд, подождал, пока успокоится сердцебиение, и только затем продолжил: — Бомбардировщики МиГ-27 и Су-17. Ведущий оснащен вооружением для поддержки с воздуха, и ракеты у него на крыльях. Не могу точно сказать, чем вооружен ведомый, но пушки есть наверняка. Думаю, они нас не заметили. — Сержант включил секундомер на своих наручных часах. — Засеку время полета, чтобы знать, сколько у нас времени на взлет.
Хэнк Фелл и второй пилот Мартин Ватанабэ встревожились и занервничали, им хорошо были понятны чувства Брауна, ведь даже сквозь шум собственного двигателя они слышали рев реактивных самолетов, пролетевших прямо над ними.
— Я понял, — ответил Брауну Фелл. — Он ничего не передал по радио, поэтому считаю, что пока мы в безопасности. Тщательно проверить шасси.
Фелл, который в течение десяти минут вел «Отбойный молоток» над самыми верхушками деревьев — после того, как они вторглись на территорию Беларуси из Польши, — сумел посадить свой самолет на поляну, когда заметил самолеты советского производства, внезапно появившиеся милях в пятнадцати от него. К счастью, истребители в этот момент выполняли плавный поворот, поэтому у Фелла оказалось несколько дополнительных секунд, чтобы принять нужное решение. Он выбрал поляну и спикировал на нее. И как только колеса шасси его самолета коснулись земли, появились советские истребители. Находившиеся на борту «Отбойного молотка» восемнадцать морских пехотинцев моментально покинули самолет и заняли оборонительные позиции вокруг поляны. Одно отделение морских пехотинцев было вооружено «Стингерами», и теперь они постоянно держали самолеты противника под прицелом.
— Шасси находится под водой, — доложил Браун, осмотрев «Отбойный молоток». Поляна была частично затоплена весенними дождями, поэтому передняя стойка шасси полностью ушла под воду и вода даже покрыла нижнюю часть переднего обтекателя антенны радара и купола инфракрасного сканера. — Выключите радар и инфракрасный сканер, иначе они выйдут из строя.