— Нет, — отчетливо сказала она. — Уходите, Найт.
— Не на этот раз. Лили. Сейчас…
И Найт внезапно, с молниеносной быстротой рванул тонкую ткань. Послышался треск, и сорочка разошлась до самой талии. Он вцепился в края прорехи, грубо их распахнув.
Лили начала бешено сопротивляться. Бесполезно. Он просто прижимал ее к постели до тех пор, пока она не устала продолжать борьбу.
Теперь в глазах Лили застыл страх, но Найт отказывался жалеть девушку. Все это тоже только игра. В Лили нет ничего настоящего, неподдельного, кроме… кроме страсти. По крайней мере, этому он верил, и именно это пытался доказать.
Он схватил Лили за запястья и, рывком заведя ей руки за голову, уставился на упругие нежные груди:
— Эти сорочки, которые ты привыкла носить, не воздают тебе должного, дорогая. Твои грудки такие белые и полные, а соски… бархатистые, темно-розовые.
Он хотел коснуться ее, накрыть губами упругие холмики. Но нет, нужно сохранять выдержку.
— Прекратите, Найт. Почему вы делаете это? Я не шлюха… пожалуйста, позвольте мне объяснить!
— Ах как мило, Лили, — издевательски бросил он. — У вас, значит, есть, что объяснить мне? Сегодня днем, в библиотеке, у вас была полнейшая возможность сделать это. Но вы не сказали ни единого слова, не отрицали ни одного факта, не так ли? Ну на чем же мы остановились? Ах да, ваши прелестные груди. Не так уж велики, но форма… гладкость и нежность кожи… ах эта шелковистая кожа…
Продолжая одной рукой удерживать ее запястья, Найт, не отрывая глаз от лица Лили, коснулся пальцами другой руки ее груди. Тихий, отчаянный крик вырвался из горла девушки:
— Нет! Вы не можете сделать этого, Найт! Не можете заставить меня!
— Заставить? Вы хотите сказать, изнасиловать? Ну конечно, нет! Это не в моем стиле. Ни за что и никогда. По-моему, я уже как-то говорил вам. О нет, Лили, тебе ведь нравится это, правда? Скоро ты начнешь метаться, несвязно лепетать, требуя, чтобы я вновь и вновь касался тебя.
Его пальцы терзали крохотный сосок, и по его глазам Лили поняла, что он не остановится. Найт решил идти до конца. Лили обезумела. Она дралась, брыкалась, пытаясь вырваться, ударить его ногой.
— Пусти меня, Найт! Черт возьми, да убирайся же! Я закричу, честное слово, закричу! — Он отнял руку от ее груди и крепко запечатал рот Лили. Найт наклонился ближе, так, что их лица почти соприкасались.
— Не закричишь. Лили. Сейчас я поцелую тебя, и ты снова, ты снова захочешь меня, как в ту ночь, когда я спас тебя. Тише, Лили, молчи и поймешь, какие чувства я заставлю тебя испытать.
Лили ощутила на щеке его теплое дыхание, заметила в глазах чисто мужскую жестокость, и впервые за весь вечер волна нерассуждающего ужаса залила ее.
«О Боже, — подумала она, резко отвернув голову, — нет, ни за что».
Но его пальцы, вцепившись в челюсть, сильно, безжалостно повернули ее лицо, удерживая девушку на месте.
— Я не шлюха, Найт, — выдавила она, но ничто уже не имело значения, словно он был где-то не здесь, не в этом месте, а по ту сторону понимания и сочувствия. Его губы, твердые, теплые, накрыли ее рот, и она ощутила нежную, осторожную ласку языка. Лили протестующе застонала, и Найт вздрогнул, услышав этот сдавленный звук.
Что ей делать? Как заставить его увидеть правду, понять, раскаяться в содеянном?
Пальцы, сжимавшие ее, чуть разжались, и Лили воспользовавшись этим, мгновенно отпрянула.
— Нет! — умоляюще вскрикнула она.
— Будь ты проклята, — взорвался он с холодным бешенством. Перекатившись на нее, он придавил ее всем телом к кровати, вновь стиснул запястья и впился в губы жгучим поцелуем. Куда девалась былая нежность! Найт с каждой минутой словно все больше хмелел. Поцелуй становился все более страстным: твердая напряженная плоть вжималась в живот Лили. Найт приподнялся, опустился, подался вперед, имитируя торжество слияния. В этот же момент язык проник в рот Лили, толчком продвинулся вглубь и тут же выскользнул, потом снова и снова, еще и еще… Лили, еще сохраняя остатки здравого ума, лихорадочно думала:
«Это Найт. Найт делает это, Найт заставляет меня ощущать этот жар, странную пустоту внутри и желание. Я просто не могу вынести это невероятное томление».
Найт безошибочно уловил то мгновение, когда она начала отвечать на ласки, понял, что сводит ее с ума, заставляет терять голову, и немедленно этим воспользовался.
— Лили, — пробормотал он, почти не отнимая губ, и, сжав руку девушки, потянул ее вниз, одновременно сползая с нее. Лили облегченно вздохнула, но Найт положил ее ладонь себе на живот.
— Дотронься до меня. Лили. Посмотри, что ты со мной делаешь.
Рука девушки задела раскаленную мужскую плоть, и бедра Найта дернулись, несмотря на всю решимость оставаться спокойным. Ее пальцы неожиданно попытались сомкнуться вокруг пульсирующего мужского естества прямо через толстый бархат халата. Найт громко застонал от невыносимой, но сладостной муки и, откинув полу халата, снова притянул поближе ее ладонь.
Лили не могла поверить тому, что делает… что хочет делать, что жаждет делать. Ее ладонь коснулась незнакомой мужской плоти. Лили задрожала, трясущимися пальцами .гладя ее. Она боялась Найта, боялась его мужественности, величины этого странного отростка и в то же время ощущала, как ее тело в страшном возбуждении невольно стремится податься вперед навстречу ему, потереться о него, втянуть в себя, внутрь, как можно глубже, дальше, сильнее.
Найт внезапно отшвырнул ее руку:
— Перестань, — шепнул он, задыхаясь. — Ты слишком хорошо знаешь свое дело, черт бы тебя взял.
Он снова навалился на Лили, закрыв ей рот поцелуем; язык настойчиво требовал впустить его, и она приоткрыла губы.
«Хорошо знаю свое дело? Как это?» — смутно подумала она, но тут же слова потеряли смысл. Ей было все равно, совсем все равно, только одно имело значение — то, что он делал с ней, то, что. заставлял чувствовать.
Он касался ее щеки, носа, горла… Лили хотела большего, но не сознавала, чего хочет, только ощущала пульсирующую боль между бедрами и дрожала все сильнее. Найт упивался сознанием, что именно он причина этой трепетной дрожи.
Приподнявшись, он навис над ней.
— Шире, Лили. Раздвинь ноги шире. Лили повиновалась без колебаний, без сомнений. Снова он дернулся вперед, и теперь между ними осталась лишь скомканная, разорванная ночная сорочка.
Теперь Лили была вне себя, и Найт понимал это. Бессвязные беспомощные крики, заглушаемые ртом Найта, рвались из горла девушки, наполняя его невыразимым торжеством и жгучей радостью, в которых он не желал признаться даже самому себе. Он откинулся назад, с силой упираясь мужским естеством в это нежное тело, и вновь подался вперед, чтобы снова подняться и опуститься. Неожиданно ее руки взметнулись к его плечам, лихорадочно срывая халат.
— Нет, Лили!
Он не мог разрешить ей раздеть себя, зная, что проиграет в этой схватке. Он не мог позволить атому случиться. Не мог допустить, чтобы она победила.
Найт быстро перекатился на бок. Лили простонала его имя, пытаясь повернуться к нему, найти, вернуть обратно. Ее руки коснулись его лица, плеч, сомкнулись на запястьях.
Найт снова поцеловал ее, томительно-жгуче. Его ладонь легла на упругую грудь, и Найт ощутил бешеный стук собственного сердца, мягкую, легкую дрожь ее плоти, желание, пожирающее ее. Расставив пальцы, он распластал ладонь на ее животе, ощутив, как напряжены мышцы, осознав, что Лили поймана в ловушку непреодолимого желания. Она в его власти. Целиком принадлежит ему. Он победил.
— Лили, взгляни на меня. Открой глаза! Я хочу видеть твое лицо, когда касаюсь тебя, хочу, чтобы ты знала, что я смотрю на тебя, когда ласкаю.
Наслаждение волнами прокатывалось по телу, окутывая, охватывая, завладевая, и Лили, открыв глаза, заметила в его напряженном взгляде чисто мужское торжество, не относящееся к ней, — отчужденное, холодное, почти злорадное.
— Нет… о пожалуйста, нет… нет, Найт… — Она не могла позволить атому случиться, не могла. Почему он делает это с ней? — Пожалуйста, Найт…