– Что ты делаешь на Рождество?

– На Рождество меня не будет, – ответила Фрида, не отрываясь от чтения.

– Как это «не будет»?

Фрида подняла голову. Она держала палец на том месте, где кончила читать.

– Возьму отпуск, вот как. Перестану тебе надоедать.

– Может, я сама возьму отпуск, – сказала Рут.

– Ах, Ричард.

– Да.

– Поздравляю. – Фрида склонилась над книгой, потом вновь подняла ее с глубокомысленным видом, как будто не могла сдержаться. – В таких вещах не стоит торопиться, хотя кто знает. Я всегда призываю к осторожности, посмотри на беднягу Джорджа. Зачем тебе эти мерзкие сюрпризы?

Рут молчала. Она не знала, какие мерзкие сюрпризы преподнес Джордж.

– Во-первых, для чего это приспособление? – спросила Фрида.

– Какое приспособление?

– С которым он спит. Маска на лице.

Рут уткнулась в книгу. Она не знала, что Ричард спит с маской на лице.

– Он и раньше преподносил вам сюрпризы. – Фрида сочувственно хмыкнула. – Японская девушка! Сначала надо убедиться, что у него нет кого-нибудь еще.

Грудь Рут сдавило так, что ребра уперлись в легкие. Она притворилась, что читает, чтобы Фрида замолчала, но не могла перевернуть страницу. Она вновь и вновь перечитывала одно и то же место: «Осторожно заглянув в сожженную машину, Джеки смахнул волокна ткани в маленький прозрачный мешочек». У нее в глазах стояли слезы, и она моргала, чтобы их прогнать.

– Слышишь? – спросила Фрида.

Сердце Рут заколотилось еще сильнее.

– Что?

Несколько долгих ударов Фрида не отвечала.

– Мне показалось, я слышала что-то в саду.

Фрида встала. Ее руки были обнажены, лицо раскраснелось. Она была в прекрасном настроении. Стоял холодный весенний вечер, но в доме – теперь Рут это заметила – было жарко, как в джунглях. Он идет сюда, невольно подумала она. Ей вспомнилось стихотворение, которое она давала декламировать своим ученикам: «И скачет тигр, скачет и скачет, и вот прискакал он к трактиру и встал у дверей»[4].

– Отправляйся в постель, – сказала Фрида и направилась в столовую.

Она стояла у окна, напряженно прислушиваясь, с обнаженными руками.

– Я не устала, – возразила Рут. Но она уже собирала свои вещи, чашку и книгу, готовясь встать.

Фрида замерла.

– Слышишь? – спросила она, поднимая голову. – Пойду посмотрю, что там.

Рут прислушалась.

– Никого нет, – сказала она.

Но Фрида уже вышла в сад и закрыла заднюю дверь. Рут наблюдала за ней из окна в столовой. Фрида стояла на траве в прямоугольнике света, падавшего из окна, ее нос был поднят, а голова двигалась из стороны в сторону. Весенняя луна освещала пустынный берег, белый и голый, каким бывает пляж ночью. Фрида замахала руками, чтобы Рут отошла от окна, а когда Рут осталась на месте, замахала снова. Кошки, принюхавшись, заворчали на закрытую дверь.

– Тихо! – скомандовала Рут. Она загнала их в спальню и включила лампу у кровати. – Она меня не испугает, – сказала она кошкам, уселась на кровати и различила среди привычных звуков шаги Фриды под окном в кустах.

В стекло трижды стукнули, и Рут, не зная, как ответить, включила и выключила лампу. Вернее – это была сенсорная лампа, подарок Джеффри, – она убавила яркость, пока свет совсем не погас, а потом увеличила, пока он не загорелся снова. Фрида двинулась вперед. Она ходила вокруг дома не меньше получаса и первые несколько кругов, проходя мимо окна, стучала. Рут отвечала с помощью лампы, воображая, что ее окно – это маяк над бухтой: вспыхнул и погас, вспыхнул и погас, предупреждая одновременно о безопасности и угрозе. Как будто она вновь была девочкой и пела псалмы со своими родителями. Как будто в те вечера пение ее семьи было направлено не к Богу, а против смерти, которая жалась к окнам, но понимала, что приглашения не последует. Чем ярче горел свет в доме, тем в большей безопасности они были, а пение удваивало и утраивало свет. Пение и присутствие ее родителей так ярко освещали дом, что он сверкал над садом, над городом, над островом, над всеми островами Фиджи, над целым Тихим океаном. Вот так, поняла она, в мире бывает светло. Фрида перестала стучать, но Рут продолжала включать и выключать лампу. После напряженного получасового ожидания Фрида вошла в дом и сказала:

– Хватит играть со светом. Иди спать.

– Разве я могу уснуть? – возмутилась Рут.

Она обложилась подушками и сидела в темноте, прислушиваясь к шагам Фриды за окном. Кошки свернулись под ее согнутыми руками и ногами. Она засыпала, просыпалась и снова засыпала, по-прежнему прислушиваясь к Фриде. Должно быть, прошел час или шесть, когда раздался крик – разве Фрида может кричать? – и хлопнула задняя дверь. Рут, коснувшись лампы, хотела посмотреть, не проснулся ли Гарри. Разумеется, нет. Никакого Гарри не было.

– Рут! Рути! – позвала Фрида, и, когда та влетела к ней в комнату, ее лицо было бледным, а тело содрогалось. – Слава богу, ты цела!

– В чем дело? Что случилось?

Фрида рухнула на кровать и на ноги Рут.

– Взгляни на это! – Она показала левую руку с тремя длинными царапинами, уже набухшими кровью.

– Что это? – Рут почувствовала скорее любопытство, чем тревогу, но заставила себя в ужасе поднести руки к губам.

– Похоже, он цапнул меня, но и ему не поздоровилось.

– Кому?

– А ты как думаешь? – огрызнулась Фрида.

Рут ничего не могла придумать. Джордж? Ричард? Она мяла простыню в руках.

– Не понимаю, как он сюда вошел, – сказала Фрида. – Но точно знаю, как он вышел. Я распахнула дверь, и он выскочил наружу. И ясное дело, сбил меня с ног. Я летела кувырком, хорошо еще, что осталась цела. Но мне здорово досталось. Подарочек на прощанье.

Рут по мере своих возможностей постаралась сесть и посмотрела на занавешенное окно. Она была почти готова услышать три удара по стеклу. Фрида навалилась ей на ноги, и ее сердце гулко и медленно билось.

– Там нет тигра, – сказала она.

– Выходит, я сама расцарапала себе руку?

– Он нереальный.

– Еще какой реальный! Но он удрал и не скоро к нам сунется. Я до смерти его напугала.

– А кошки? – слабым голосом спросила Рут.

– Хочешь знать, как я его прогнала? – Фрида оперлась на здоровую руку и скорчила страшную гримасу: обнажила верхние зубы и издала жуткий звук, нечто среднее между рычанием и шипением, а ее лицо оставалось таким человеческим, что Рут испугалась. – Он бросился наутек, поджав хвост. Ха! Ну и тигр! – Фрида снова улеглась на кровать и рассмеялась, как будто Рут имела обыкновение давать приют трусливым тиграм. – Но, – Фрида предупреждающе помахала раненой рукой, как жезлом, – это не означает, что опасность миновала.

– Дай мне взглянуть на твою руку, – сказала Рут.

Она попыталась высвободить ноги. Но Фрида тяжким камнем навалилась на нее:

– Не беспокойся о моей руке. Поверь мне. Я видела вещи и похуже, чем несколько когтей. Не дергайся!

Рут перестала дергаться. Фрида, окончательно приняв горизонтальное положение, уменьшилась в размерах: ее живот и грудь стали плоскими, тонкие щиколотки висели над полом. Волосы казались черными, как будто она специально выбрала этот цвет для ночной маскировки, и были собраны в лихой конский хвост. Сбросив свои пляжные туфли, она растопырила пальцы веером.

– Ты действительно видела его? – спросила Рут; ее ноги стали затекать. Она чувствовала, как пульсирует в них кровь.

Фрида не отвечала.

– Фрида?

Фрида улыбнулась. Закрыла глаза.

– Ах, Рути, – сказала она. – Что бы ты без меня делала?

Рут не знала.

На другое утро Фрида занялась устройством ловушек для тигра.

– Я думала, ты его прогнала, – сказала Рут.

– Пока прогнала, – ответила Фрида. – Тигры терпеливы. Они умеют затаиться и ждать.

Почти все утро она мастерила главную ловушку: яму в дюне, на неровной, заросшей травой тропинке, на полпути к пляжу. Когда яма показалась ей достаточно глубокой, она, собрав на берегу упавшие сосновые сучья, вернулась назад, чтобы ее заполнить. Царапины, оставленные прошлой ночью тигром, скрывала повязка на левой руке, и время от времени Фрида вытягивала руку, чтобы бросить на нее взгляд, как будто любовалась обручальным кольцом. Во всем остальном ее руки, когда она несла охапку ветвей с веселой хлопотливостью птицы, вьющей гнездо, были нормальными и ловкими.