Проклятые враги пока не подошли.

Наше светлое воинство уже на месте, с холма оборзева… обозревает окрестности. Невдалеке на лужайке пасутся троллейбусы. Вон тот среди них самый главный, он уже старенький, видите, как у него обвисли рога? А молодежь как раз устраивает поединки за самок, потому что у троллейбусов в этом месяце наступает период случки.

Ну, вот и противник, явившийся с большой помпой, можно сказать, на понтах.

Столько иномарок я не видел даже в столице, под домом правительства.

Итак, войска занимают позиции. На устах волшебников зреют смертоносные заклятия, руки готовы метнуть во врага огонь и молнию, ноги прочно стоят на зараженной земле. Ни шагу назад! Порадуйте нас сегодня кровавым поединком! И пусть никто не уйдет обиженным! Пусть вообще никто не уйдет!..

Простите, увлекся.

Итак. Итак уже было. Значит, ну вот.

Ну вот, в полном молчании колдуны двумя длинными шеренгами выстроились друг против друга. Каждому в этой схватке достанется личный соперник. Но что это? Что за фигурка возникла вдруг между изготовившимися к… э-э-э… броску армиями? Кто он, этот невидимый с высоты герой? Чей он союзник?

Погодите, я спущусь чуть ниже, чтобы разглядеть его, а заодно и услышать, о чем говорят сейчас на поле брани…

Впрочем, я мог бы спокойно парить в двухстах метрах над своим телом.

Ничего из произошедшего в следующие мгновения от меня все равно бы не ускользнуло.

Оба воинства замерли. Почему-то общее внимание оказалось вдруг разом приковано к возникшей, казалось бы, из ниоткуда фигурке в каком-то сером балахоне.

Много позже я узнал, что то был обыкновенный вывалянный в грязи пододеяльник, которым неизвестный укрывался для маскировки на местности. Ему непременно хотелось появиться в нужный момент как бы из воздуха. В нашем доблестном герое всегда жила страсть к дешевым театральным эффектам.

— Остановитесь, дураки,— веско крикнул неизвестный, хотя это был Утка. Ой, и как это я вам преждевременно выболтал? Со мной никакой интриги в романе не получится, смех один.

Голос оперативника, усиленный заклинаниями, разнесся вокруг на многие сотни метров.

Утка воздел вверх руку, и все увидели в ней горящий чистым белым огнем артефакт.

Не знаю, кто первым подал сигнал к атаке. Вряд ли это был Закидон, потому как ему, вроде, известна была сила дубины великого знания. Но и Поликарпович тоже не совсем ведь дурак, я бы сказал, они оба примерно одинаковые, только с разными полюсами и одинаковыми зарядами. Оттого и ссорятся.

Но два воинства вдруг пришли в движение. Пыль и пламя взметнулись вверх, опалив мне волосы, несмотря даже на то, что я находился в других слоях реальности. Страшный грохот потряс землю, и она вскрикнула. Клубы дыма сокрыли оба воинства.

И тогда вдруг над всеми ими вздыбилась исполинская фигура.

Утка устремился к небесам, ногами при этом оставаясь прочно стоять на земле.

Он взмахнул дубиной великого знания и крикнул что-то.

Приложение к главе восемнадцатой

Директива.

«О признании служащего оперативного отдела Утки (Самохина Сергея Петровича) равным Господу Богу со внесением соответствующих изменений в личное дело и послужной список»

Подписано: начальник оперативного отдела Шовенгас Анатольевич Закидон.

ГЛАВА НИКАКАЯ

…а просто самый конец

— Не хотите мириться — придется договориться,— сказал Утка.

Он заставил Закидона и Аарона Поликарповича ухватиться друг за друга скрюченными мизинцами и произнести старинную формулу дружбы, нарушение которой каралось в древние времена по всей строгости процессуального законодательства. Клятвопреступника привселюдно побивали камнями, а в более поздние эпохи додумались использовать для этого дела кирпичи.

Мирись, мирись, мирись,
И больше не дерись.
Если будешь драться,
я буду кусаться!
А кусаться ни при чем,
буду драться кирпичом!

Колдуны, застыв в самых нелепых позах, продолжали сражение. Утка погрузил их в особо медленную струю времени, выбраться из которой без посторонней помощи можно этак примерно через миллион лет. Пускай посидят, сказал оперативник, чтобы дров сгоряча не наломали.

Был составлен договор. Согласно ему стороны признавали друг за другом некоторые привилегии, которые обязывались свято чтить. Отныне Контроль Всему более не был контролем всему, но лишь части всего.

Другая часть всего отдавалась мафии, которая теперь была легализована, и больше мафией не считалась. Хотели власти — получите.

Теперь, для ясности, было два контроля: Контроль Почти Всему (наш, старый) и Контроль Почти Над Всем (их, новый).

Поликарпович Смит тут же начал гордиться, что их название на целое слово длиннее нашего, за что получил от Утки божественной дланью по шее.

А кто нарушит договор — тому крышка.

Вот, собственно, и все.

Очнулись сражавшиеся в новом мире.

Меня благополучно вернули в свое тело, после астральных просторов показавшееся тесным и неудобным. Я даже начал подозревать Закидона, не подменил ли он меня под шумок?

Сферы влияния делили тоже с большой дракой, но до войны, слава богу, не дошло, и на том спасибо. Долго думали, как поделить волшебников: на добрых и злых, честных и быстрых, мудрых и мертвых?

В конце концов Утка разрубил Гордиев узел, предложив делить колдунов согласно алфавиту, чтобы Абузмахан, скажем — Закидону, а Абукукум — Аарону, Абракадабр — Закидону, Абхахапут — Аарону… И так далее.

Крошка Лили в сознание не пришла. Оказалось, что такой ее взяли в плен, и что произошло с душою девушки, сказать никто не может.

Теперь она стоит в стеклянном шкафу в Гонином кабинете, пугая посетителей.

Шеф, кажется, подозревает меня в нездоровых посягательствах, но совершенно напрасно. Я на Крошку Лили после всех событий даже смотреть не желаю.

Изредка мы вытираем с нее пыль.

А с Уткой вышла такая история.

Вскорости после окончания разборок он пришел ко мне, в обычном, небожественном своем виде, с дубиной за поясом.

— Спаси,— взмолился он.

— Что? — не понял я.— От кого?

— Да этот,— оперативник безошибочно определил мою нычку с водкой, сорвал колпачок и приложился к бутылке.

— Но-но-но! — прикрикнул на него я, строго наблюдая за поднимавшимися к задранному донышку пузырьками.— И меру знай!

— Скелет меня преследует,— пожаловался Утка.— Жизни от него никакой нет. Ходит и нудит, ходит и нудит. Отдай, говорит, мое сокровище, мою прелесть, мол, это был подарочек на день рождения! И никак с ним не совладаешь, даже огонь не берет! Я в землю закопать пробовал — выкапывается! Плиту бетонную перегрыз!

Мы сели у меня на кухне и принялись методично выпивать.

В дверь поскреблись. То было неотъемлемое проклятие дубины великого знания, нудный скелет, несчастный царь Дохлодрыг.

— Так ты это,— предложил я.— В самом деле. Зачем она тебе? Отдай.

Утка, словно преобразившись, вдруг выпрямился и расправил плечи.

— В натуре,— сказал он.— Да хрен с ней!

Отдернул занавески и выкинул свою божественную сущность в раскрытое окно.

Сущность ударилась о крышу какой-то иномарки. Завыла сигнализация, послышались невнятные угрозы вперемежку с ругательствами.

— Слышь,— Утка нервно захихикал.— Прикинь, они сюда идут! Разбираться!

Ночной позор - back.jpg