Я забрался внутрь и с удовольствием вытянул ноги на заднем сиденьи. Колхозанство — торчать рядом с водителем. Пережиток совковой эпохи. Серьезные люди располагаются исключительно позади, на роскошных креслах… Вот как я, например.

Стойте-ка. Вы, наверное, немного не успели за стремительным течением событий. С теми темпами, что навязывает нам сегодняшняя жизнь, вы легко могли пропустить головокружительное начало моей карьеры… Или наоборот, начало моей головокружительной карьеры?

Вышло так, что меня зачислили в Контроль Всему кем-то вроде младшенького. Сын полка, можно сказать, или ординарец. Просто нашлось наконец применение моим незаурядным талантам.

То, что по окончании школы первой-третьей ступени я оказался вдруг никому не нужен, следует списывать никак не на внешнее раздолбайство и, гм, не самые лучшие оценки в аттестате. В университет не удалось поступить — так это связей не хватило и денег. Знаете, как оно бывает. Зря шеф меня все двоечником обзывает — то все непреодолимая сила внешних обстоятельств.

Ладно, душу излить я всегда успею, теперь ближе к теме. Принят я, конечно, временно, правда, с жалованьем, подъемными, все как надо, и даже ксиву дали, хоть сейчас иди с малолеток лавандос сбивай за неправомерное колдовство. Ауру живо обшмонаю, не хрен от правосудия свои нарушения укрывать! Подобные фокусы, конечно, весьма распространены среди контролеров младшего звена, но мне ими увлекаться не следует. Заработок пустяковый, а влететь можно очень даже серьезно, если кто в вышестоящие инстанции настучит.

Между тем наша «Волга» вырулила на широкий бульвар и теперь понеслась в плотном потоке машин.

Я был приставлен к двум опытным оперативникам с целью стажировки и дальнейшего профессионального роста. Обычное дело, процедура дежурная и нисколько не подозрительная. В том и состоит все коварство плана.

Закидон… То есть Шовенгас Анатольевич, как его принято называть, занят в принципе лишь одним.

Видимо, осознание собственного неизмеримого могущества как-то по-особенному влияет на психику. Нам, обыкновенным раздолбаям, никогда не понять побуждений, движущих верховными магами. Мне бы таких умений — день-деньской ковырял бы в носу, по-всякому наслаждаясь жизнью. Это сперва. А затем, утомившись праздненствовать, насаждал бы культуру, творил повсеместно справедливость, и вообще, всячески способствовал бы процветанию человечества. Вот я какой, благородный, ага.

Что-то я постоянно отвлекаюсь. Сбиваюсь с курса, ухожу в сторону, теряю нить, наконец. На чем мы с вами остановились? Создается у меня впечатление, что Шовенгас Анатольевич по жизни мечтает лишь об одном, а именно, сжить со свету как можно больше своих соперников, подсидеть их и уничтожить.

Это только снаружи Контроль Всему выглядит порядочной организацией. За конспиративными стенами Мокрорецкого трамвайно-троллейбусного управления разгораются порой такие страсти, что даже тараканы разбегаются. Глава любого отдела только и думает, как бы сжить со свету одного-другого коллегу.

Мой достопамятный поход за елкой не остался незамеченным. Впоследствии соответствующие органы обследовали место происшествия, восстановили по деталям события и пришли к выводу, что за сходкой наблюдал незаурядных способностей колдун. Все указывало на меня, и быть бы добру молодцу задержану да допрошену с пристрастием, однако мои более чем скромные баллы, а также благожелательные отзывы работавших со мной преподавателей заставили усомниться, а уж я ли это был.

Масла в огонь подливало еще и то, что досточтимый Ухол, так и не сообщив по причине переполоха своей важной вести, неожиданно скончался при весьма странных обстоятельствах.

— Что ты видел? — сурово спрашивал меня Закидон.

Заикаясь и бледнея, не от страха, а скорее по необходимости, я промычал что-то невразумительное.

— Варежка, говоришь? Вспоминай, вспоминай!

Шовенгас Анатольевич ведал в Контроле силовыми структурами. Манеры обращения у него были соответствующие: кресло, чтобы посетитель чувствовал себя уютнее, нежно обхватывало его поперек груди и потихоньку стискивало, если хозяин кабинета оказывался вдруг чем-то недоволен.

Мои ответы Закидона, ясное дело, не радовали.

— Не-не-знаю! — сипел я, пытаясь высвободиться.— Отпустите!..

— Рано, рано,— спокойно говорил Закидон.— Не время еще. Потом надышишься.

Руководитель Особого Отдела встал из-за стола и заходил по толстому восточному ковру.

— Ну хоть что-то ты запомнил? Тут, ты пойми, какая закавыка. Сильномогучий Ухол хотел предупредить нас о чем-то важном, но вдруг позволил себе безответственно скончаться, придавленный рухнувшими антресолями.

— А зачем могучий Уход вдруг на антресоли полез? Что ему там было надо?

— Не твое дело,— Закидон поджал губы.— Ладно. Неведомый твой шпион меня беспокоит. Если не врешь, а врать тебе вроде как незачем, объявился в городе никому не известный колдун высокой категории. Нам такие темные лошадки ни к чему. Сомневаюсь я, что шпион этот из гастролеров. Скорее всего, свой кто-то, только кто и с какими целями… Словом, вот что мне от тебя, дружок, нужно. Зачисляю тебя в Контроль Всему. Поброди, познакомься с людьми. Нет, благодарить пока рано. Я хочу, чтобы ты опознал среди наших этого таинственного незнакомца, понял? Шансов мало, правда, однако чем черт не шутит…

Так я и сделался контролером, хранителем, ревнителем, попечителем, поручителем… расточителем, э-э-э… и увеличителем. Всего на свете. Вот.

Вычислить предполагаемого преступника среди массы моих новых знакомых оказалось, как и предполагал Шовенгас Анатольевич, не так-то просто. Конечно, сразу же отпали слишком толстые, худые, длинные, низкорослые, одноногие, горбатые и безрукие. Однако помимо них в Контроле оказалось столько народу, что в пору было повеситься. Но я не терял надежды и даже, как было условлено, подготовил для Закидона доклад на основании первых впечатлений.

Краткость и емкость представленных в нем оборотов никоим образом не повлияла на решение моего сурового начальника, который свое отношение к проделанной работе выразил не менее лаконично:

— Вон! — и запустил чернильницей в мою сторону.

Чем хороша служба в Контроле — это возможность использовать мелкое колдовство без всякого ограничения. Хочешь — телекинезом шапки с прохожих сбивай, хочешь — сквозь стены смотри, хотя от этого голова болит сильно, но все равно много можно увидать интересного и поучительного. Эх, стояла бы другая погода, я бы еще один фокус попробовал, знаете, когда ветром, значит, снизу так под юбку девчонке как дунешь, а она ка-ак…

Впрочем, такое вам скорее всего неинтересно. Кому нужны мои шкодничания, кроме милиции?

Сегодня нашей боевой бригаде предстояло первое боевое крещение обновленного состава.

Каково выразился? Обновленный состав — это я.

Об одном жалею — пистолета мне не дали. А то был бы совсем как Джеймс Бонд.

«Волга» под управлением Рыбки бодро неслась по слегка заснеженному шоссе. Я смотрел на засеянные озимыми поля и думал о безусловном преимуществе городского образа жизни.

Сегодня на повестке была жалоба от семейства вампиров. Мы ехали разбираться.

— Выбывалло Александр Павлович, место жительства поселок Едальцево,— пояснял мне Утка, повернувшись боком на сиденьи.— В обычной жизни вампир вынужден маскироваться свинотехником. Женат, имеет детей.

— И что за че пе? — Спросил я.— Соседи прознали?

— Отнюдь,— вздохнул Утка. Манера изъясняться у него удивительным образом не соответствовала телосложению.— На месте посмотришь. Приедем скоро?

— Это как выйдет,— Рыбка вертел головой, высматривая, очевидно, приметы местности, и бормотал: — …так, у колонки направо… И где у них водонапорка… Сто лет этой дорогой не ездил…

Машина запрыгала по ухабам. Дорога была слегка сглажена снежным покровом, раскатанным многочисленными проезжающими, но швыряло все равно сильно.