– А что собака?

– Да там полицейские говорят, что мы и собаку должны прихватить. Черта с два я возьму ее в машину. Так что...

– А кто говорит, что ты должен ее брать?

– Да вон тот здоровый парень. В темном пальто.

– Моноган, что ли?

– Не знаю я его имени.

– О собаке можешь забыть. Но тело я тебе не отдам, пока не сделаю схему местности. Это займет всего пять минут.

Но Карелла-то знал, что тут и получасом не обойдешься.

– Мейер, – сказал он, – я пошел.

В подъезде не было света.

Карелла вытащил из кармана пальто маленький фонарик и осветил ряд почтовых ящиков. Под номером ЗС значилось: Д. Харрис. Он выключил фонарик и толкнул внутреннюю дверь. Она оказалась незапертой. Площадку нижнего этажа освещала, бросая желтоватый отблеск на покрытые линолеумом ступеньки, слабая лампа на длинном шнуре. Карелла пошел вверх по лестнице. Знакомые запахи жилья... За долгие годы работы в 87-м он привык к ним.

Он перепрыгивал через две ступеньки – не потому, что торопился. Просто и это давно вошло в привычку. Он поднимался так по лестницам с двенадцати лет, когда вдруг начал быстро тянуться вверх. А к семнадцати, достигнув почти шести футов, расти перестал. Он был широкоплеч, мускулист, узок в бедрах – стройная фигура настоящего атлета. Шатен с карими глазами, немного косящими, что придавало Карелле слегка азиатский вид.

В домах этого квартала было либо слишком жарко, либо слишком холодно. В дом Харриса, казалось, была направлена вся энергия центрального отопления. Карелла стянул шерстяную шапочку и сунул ее в карман макинтоша, затем расстегнул и сам макинтош. Из-за закрытых дверей доносились звуки телевизора. Кто-то спустил воду в туалете. Он добрался до третьего этажа. Квартира 3С находилась в самом конце площадки.

– Джимми? – спросил женский голос.

– Нет, мэм, это полиция.

– Полиция?

– Да, мэм. – Карелла подождал. Дверь со скрипом приоткрылась на ширину цепочки. В квартире было темно, так что лица женщины разглядеть он не мог.

– Покажите ваш жетон, – сказала она.

Жетон уже был зажат в ладони, его всегда требовали показать. Он был прикреплен изнутри к небольшому кожаному бумажнику, в котором лежало также его служебное удостоверение. Карелла протянул жетон, ожидая, что его пригласят войти.

– Он у вас в руках? – спросила женщина.

– Ну да, – полуудивленно, полураздраженно ответил Карелла.

В узкой дверной щели появилась рука.

– Разрешите пощупать, – и только тут Карелла понял, что женщина слепа. Он вытянул руку с жетоном, глядя, как ее пальцы ощупывают голубую эмаль покрытия и позолоту городской печати.

– Как вас зовут?

– Детектив Карелла.

– Ну что ж, вроде все нормально, – она убрала руку. Но цепочку не сняла. – А что вам надо?

– Джеймс Харрис здесь живет?

– Да, а в чем дело?

– Миссис Харрис, – начал Карелла и запнулся. Эту часть своей работы он ненавидел больше всего. По-человечески о таких вещах не скажешь, ну просто не скажешь, и смысл сказанного ничем не смягчишь. – Ваш муж мертв.

Наступило молчание.

– Что?.. Как вы сказали?

– Позвольте войти, пожалуйста.

– Да, да, конечно...

Женщина повозилась с цепочкой, и дверь широко распахнулась. В слабом свете лестничной лампы он увидел стройную блондинку в длинном, схваченном в талии поясом голубом халате и огромных очках, закрывавших не только глаза, но и большую часть лица. В квартире было совершенно темно. Он смущенно потоптался на пороге, она сразу почувствовала это и поняла причину.

– Сейчас зажгу свет, – женщина повернулась и уверенно пошла вдоль стены, нашаривая выключатель. Вспыхнул свет. Карелла переступил через порог и закрыл за собой дверь.

Они оказались в кухне, что Кареллу совершенно не удивило: в этом районе входная дверь часто ведет прямо на кухню. Иные из кухонь блестят, как начищенный самовар, в других от грязи не продохнуть. Эта была где-то посередине. Не знай он, что хозяева – слепые, то, пожалуй бы, сказал, что за домом своим они ухаживают не слишком прилежно. Женщина стояла сейчас лицом к нему в позе, характерной для слепых: подбородок выжидательно выдвинут вперед.

– Миссис Харрис, – начал Карелла, – вашего мужа убили.

– Убили? – она энергично затрясла головой. – Нет... нет, это какая-то ошибка.

– Если бы так...

– Но почему... почему? Нет, не может быть. Ведь он же, знаете ли, слепой.

Он прекрасно понимал ее. Такая мысль просто не может уместиться в голове. Слепых и маленьких детей не убивают. Не душат певчих птиц и не отрывают крыльев у бабочек. Если бы так... И убивают, и душат, и отрывают. Вот как сейчас. В этот самый момент ее муж лежит на асфальте с перерезанным горлом.

– Он мертв, миссис Харрис, – медленно повторил Карелла, – его убили.

– Где он?

– С минуты на минуту его отвезут в больницу Буэна Виста.

– Да, а сейчас где он?

– На Хэннон-сквер.

– Как его убили?

Она говорила с мягким южным акцентом и так тихо, что Карелла с трудом слышал ее. Но вопросы она ставила ясно, желая узнать то самое, что он всячески хотел утаить.

– Его зарезали ножом, – сказал Карелла.

Она надолго замолчала. За окном шуршали шины автомобилей, ревели двигатели, визжали тормоза. Откуда-то издалека донесся гудок паровоза.

– Присядьте, пожалуйста, – она безошибочно указала на кухонный стол. Он подвинул стул и сел. Она устроилась напротив.

– Если хотите, наш разговор можно отложить, – предложил Карелла.

– А разве не лучше сразу?

– Лучше, конечно, если только вы готовы.

– Что вы хотите знать?

– Когда вы в последний раз виделись с мужем, миссис Харрис?

– Сегодня утром. Мы вместе вышли из дома в десять.

– И куда направились?

– Я работаю в центре. А Джимми пошел на Холл-авеню. Обычно он работает там – между Серкл и Монтгомери. – Женщина помолчала. – Он нищий.

– А вы где работаете, миссис Харрис?

– Есть такая компания: услуга-почтой. Я запечатываю каталоги.

– Что за каталоги?

– Реклама наших услуг. Мы делаем такие отправления дважды в месяц. Одна девушка печатает адреса рассылки, а я заклеиваю конверты. Мы продаем разного рода сувениры – пепельницы, солонки, перечницы, подставки для стаканов...

– И как называется ваша компания, миссис Харрис?

– "Престиж Новелти". Это на Датчмен-роу. Прямо в торговом центре.

– Стало быть, вы с мужем сегодня ушли из дома в десять?

– Да. Обычно мы стараемся переждать часы пик. У Джимми собака, так что мы... – Она остановилась на полуслове. – Где Стэнли?

– За ним присмотрят, миссис Харрис.

– С ним-то хоть все в порядке?

– Не знаю, право. Может, его усыпили, а может... – Карелла недоговорил.

– Что вы хотели сказать? Отравили?

– Да, мэм.

– Из чужих рук Стэнли есть бы не стал. Только Джимми кормит его. Так его приучили. Он даже у меня ничего не возьмет. Джимми и только Джимми.

– Скоро все прояснится, миссис Харрис. Ветеринар должен там быть с минуты на минуту. Миссис Харрис, это ваше обычное расписание? Вы всегда выходили из дома вместе и в десять утра?

– По будним дням.

– А возвращались когда?

– Я обыкновенно в три, в половине четвертого. А Джимми гораздо позже: конец рабочего дня, когда люди возвращаются с работы, для него самое удачное время. Потом он пережидает еще с полчасика в баре, чтобы прошел час пик. В половине, без четверти семь садится в метро. Домой обычно приходит... – Женщина запнулась. Она вдруг поняла, что говорит о мертвом в настоящем времени. И мысль эта была ужасна. Карелла увидел, как из-под огромных очков медленно покатились слезы. Он помолчал.

– Прошу прощения, – сказала она.

– Если хотите...

– Нет, нет, – она покачала головой. – Он... он обычно приходил самое позднее в половине восьмого. – С этими словами миссис Харрис резко поднялась с места и безошибочно прошла к буфету над мойкой. Нащупав бумажную салфетку, она высморкалась. – Обычно к этому времени у меня готов ужин. А иногда мы выходили закусить куда-нибудь, Джимми любит китайские рестораны, вот мы и наведывались туда частенько. С собакой не пропадешь, – и она снова залилась слезами.