— Конечно, вам его должно не хватать очень сильно.

— Мать была бы со мной рядом всегда. Она была бы мне верным другом, оказывала бы на меня самое большое влияние.

— Она ведь была прелестной женщиной, правда? Необыкновенно красивой? В доме сохранился ее портрет? А почему она так любила это место? Оно сочеталось с ее угнетенным настроением? — Кэтрин задавала один вопрос за другим.

На первые три Элинор сразу ответила утвердительно. Два последних — оставила без ответа. С каждым отвеченным и неотвеченным вопросом интерес Кэтрин к покойной миссис Тилни возрастал все сильнее. Она не сомневалась, что этот брак был несчастливым. Генерал, конечно, не был преданным мужем. Он не любил мест, где она гуляла, — разве в таком случае он мог любить ее самое? К тому же при всем его внешнем лоске чувствовалось, что его обращение с женой не могло быть хорошим.

— Портрет висит в спальне вашего отца? — спросила Кэтрин, смущенная утвердительной формой своего вопроса.

— Нет, он предназначался для гостиной. Но отцу не понравилась работа художника, и в течение какого-то времени ему не могли найти места. А после ее смерти я его вскоре взяла к себе и повесила в моей комнате. Мне приятно будет вам его показать.

Еще одно подтверждение! Портрет — очень похожий — покойной жены, которым не дорожит ее муж. Он, должно быть, был к ней страшно жесток.

Кэтрин больше не старалась подавить в себе чувство, которое генерал, несмотря на всю свою обходительность, вызывал в ней с первой же встречи. И если раньше он действовал на нее угнетающе и был ей просто не по душе, то теперь она испытывала к нему настоящую неприязнь. Да, неприязнь! Его жестокость к этой замечательной женщине была просто чудовищной. Она читала о таких людях в романах. Мистер Аллен обычно находил подобных злодеев надуманными и неестественными. Но вот жизнь доказывала, что они существуют.

Она как раз пришла к этому выводу, когда тропинка кончилась и подруги снова встретились с генералом. И несмотря на все ее справедливое возмущение, Кэтрин была вынуждена идти с ним рядом, выслушивать его слова, даже улыбаться в ответ на его улыбки. Не получая, однако, больше никакого удовольствия от окружавшей природы, она вскоре замедлила шаг. Генерал это заметил и, тревожась о ее здоровье и как бы укоряя ее тем самым за недоброе о себе мнение, настоял, чтобы она и мисс Тилни вернулись в дом. Сам он должен был присоединиться к ним через четверть часа Они снова расстались, но отец тут же подозвал к себе Элинор и строго ей наказал, чтобы до его прихода она не показывала подруге аббатства. Повторно высказанное им нежелание допустить именно то, к чему Кэтрин стремилась больше всего, удивило ее особенно сильно.

На протяжении целого часа, в течение которого они поджидали генерала, его юная гостья предавалась не слишком благоприятным размышлениям о хозяине дома, «Эта затянувшаяся отлучка, эти уединенные прогулки отнюдь не свидетельствуют о его душевном спокойствии и чистоте его совести». Наконец он предстал перед молодыми леди. И как бы мрачно ни было у него в это время на душе, дм он по-прежнему улыбался. Мисс Тилни, отчасти догадывавшаяся, до чего ее подруге не терпится осмотреть внутренность дома, вскоре напомнила ему о его обещании. И генерал, не прибегнув, вопреки ожиданиям Кэтрин, к новой отсрочке, — если не считать пяти минут, потребовавшихся, чтобы заказать легкий завтрак к их возвращению, — выразил готовность их сопровождать.

Они двинулись в путь. С исполненным достоинства видом, не ускользнувшим от взора, но не рассеявшим подозрений достаточно начитанной Кэтрин, он провел их через семейную гостиную и не используемую прихожую в помещение, отличавшееся от других размерами и меблировкой, — в парадную гостиную для приема именитых гостей. Кэтрин смогла ее назвать только «величественной», «огромной» и «чудесной», поскольку ее неискушенный взгляд едва ли подметил даже расцветку атласной обивки. Поэтому роль истинного ценителя, способного восхищаться всеми подробностями, вынужден был взять на себя сам генерал. Гостью мало занимали дороговизна и красота меблировки. Любой предмет, появившийся на свет после пятнадцатого столетия, не вызывал у нее никакого интереса. И когда тщательный осмотр каждого хорошо знакомого ему украшения вполне удовлетворил любознательность хозяина дома, они перешли в библиотеку — комнату в своем роде столь же великолепную, вмещавшую собрание книг, которое его скромный владелец мог созерцать с гордостью. Кэтрин, проявив тут ко всему более неподдельный интерес, чем в гостиной, извлекла из этого кладезя знаний все, что мог дать осмотр корешков половины книг на одной из полок, и была готова следовать дальше. Но анфилада апартаментов не выстраивалась перед ней так, как ей бы хотелось. Дом был велик, но большую его часть она ужа осмотрела. И, услышав, что, вместе с кухней шесть или семь виденных ею комнат охватывают двор с трех сторон, она не могла этому поверить, подозревая, что немало других помещений от нее утаили. Возвращаясь в жилое крыло дома, она, правда, немного утешилась, миновав несколько менее значительных комнат, выходивших во двор, который посредством запутанных переходов соединял различные стороны здания. Еще большее удовлетворение она испытала, узнав, что проходит по бывшей монастырской обители, где ей были показаны следы монашеских келий, заметив несколько дверей, которых перед ней не открыли и назначения которых не назвали, и оказавшись последовательно в бильярдной, в личных покоях генерала (как они соединялись между собой и в какую сторону следовало, выходя из них, поворачивать, осталось для нее загадкой) и, наконец, в принадлежавшей Генри маленькой темной каморке, занятой разбросанными в беспорядке книгами, ружьями и плащами.

Из столовой, в которой она уже побывала и куда ей надлежало являться ежедневно к пяти часам (проходя через эту комнату, генерал не удержался от того, чтобы измерить ее шагами и снабдить мисс Морланд проверенными при ней сведениями, вовсе ей не нужными и не вызывавшими у нее сомнений), они кратким путем проследовали на кухню — старинную монастырскую поварню с допотопными массивными стенами и копотью и новейшими печами и духовками. Генерал в своей погоне за нововведениями не терял здесь времени даром: любое новейшее изобретение, способствующее приготовлению пищи, было представлено на этом просторном поприще поварского искусства. И если чей-то творческий гений допускал в своем детище просчет, собственный гений генерала часто доводил дело до желаемого результата. Одних осуществленных им усовершенствований на кухне было достаточно, чтобы поставить этого человека в один ряд с самыми выдающимися покровителями монастыря.

Кухонными стенами исчерпывалась древняя часть аббатства — четвертую старую часть прямоугольника, по причине ее крайне плачевного состояния, снес отец генерала, построив это крыло в его нынешнем виде совершенно заново. Старины здесь не сохранилось. Новая постройка не только была новой, но ее новизна Даже подчеркивалась всем ее обликом. Она заключала в себе только служебные помещения, примыкала к конному двору и архитектурное единство с остальным зданием здесь не было сочтено необходимым. Кэтрин могла сколько угодно порицать человека, который ради презренной хозяйственной пользы поднял руку на то, что было, возможно, ценнее всего остального. Она могла желать всем существом, чтобы генерал избавил ее от этого жалкого зрелища. Но если у него и было сколько-нибудь тщеславия, то оно относилось именно к благоустройству хозяйственных служб. И будучи убежден, что человек с душой, как у мисс Морланд, должен радоваться созерцанию приспособлений и усовершенствований, смягчающих тяготы жизни тех, кто стоит у основания общественной лестницы, он не счел нужным извиниться в намерении показать ей эти службы. Они бегло осмотрели их все. И на Кэтрин, вопреки ее ожиданиям, произвело впечатление их разнообразие и удобство. То, чему в Фуллертоне считалось возможным отвести несколько бесформенных клетушек и неудобных чуланов, занимало здесь достаточно просторные и вместительные помещения. Не меньше, чем разнообразию служб, она дивилась количеству встречавшейся им на каждом шагу прислуги. Куда бы они ни заходили, перед ними непременно приседала девица в деревянных башмаках или от них ускользал по-домашнему одетый ливрейный лакей. И все же это было аббатство! Насколько же по-разному велось хозяйство здесь и в несомненно превосходивших размерами Нортенгер аббатствах и замках из романов, в которых вся грязная домашняя работа выполнялась не более чем двумя парами женских рук! Как они со всеми делами управлялись, часто озадачивало миссис Аллен. И когда Кэтрин увидела все, что здесь приходилось делать, она стала этому удивляться сама.