— Нет, — честно призналась я. — Не понимаю.

— Если допустить, что крушение самолета — не случайность, а чья-та преднамеренная акция, следовательно, мы имеем дело с экстраординарной мерой. Такой же экстраординарной, как, скажем, попытка застрелить тебя среди бела дня в тихом и зачуханном городке Барстоу или выкрасть Виктора Мишина в абсолютно спокойном с криминогенной точки зрения Копенгагене. И это хорошо, черт побери! Это просто замечательно!..

— Что же в этом замечательного, Паулина?

— В самом деле не понимаешь? — Ее взгляд принял, наконец, осмысленное выражение и цепко, въедливо сфокусировался на моих глазах. — Вычислить природу столь внезапно возникшего интереса советской госбезопасности к тебе или Мишину значительно сложнее, нежели причину физического устранения несчастного Грега Трейси…

— Почему, собственно, проще? Потому, что он американец?

— Потому, что мы знаем и, следовательно, можем проанализировать каждую минуту из семидесяти двух часов его пребывания в Москве. Понимаешь, Валечка? Интерес к Трейси возник именно в Москве, я теперь в этом не сомневаюсь. Но где? В какой момент?.. Если мы найдем ответ на этот вопрос, то сможем ответить на куда более важный — что опять задумали твои неугомонные соотечественники, чего вдруг в их задницах появились новые шпильки.

— А почему вы сказали, что этот Трейси — лишний предмет в комнате?

— Они не должны были его убирать, Валечка, — тихо произнесла Паулина. — Это немотивированный идиотизм!

— Меня и Мишина, значит, должны были, — желчно процедила я. — А этого вашего Трейси — не должны…

— Они допустили ошибку, Валя. Серьезную ошибку…

— Но если вам это ясно, то и они, наверное, это понимали, верно?

— Естественно, понимали, — кивнула Паулина.

— Почему же тогда они сделали это?

— Может быть, у них просто не было другого выхода… — пробормотала Паулина и посмотрела на меня. — Когда, Валечка, ты совершала больше всего ошибок?

— В доме повешенного о веревке не говорят, — пробормотала я. — С вашей стороны, Паулина, это просто бестактно…

— Когда тебя загоняли в угол обстоятельства, — ответила Паулина на собственный вопрос и игнорируя мою реплику. — Когда у тебя не оставалось времени на осмысленное решение…

— Вы себе противоречите, Паулина.

— В чем я себе противоречу, Валечка?

— Буквально несколько часов назад вы сами дали весьма высокую оценку моему бегству из Штатов в Европу?

— Ничуть я себе не противоречу, — вздохнула Паулина и улыбнулась. — Каждый твой шаг в этом безумном решении был сопряжен со смертельным риском.

— Но я все-таки добралась до Парижа!.. — Спор был абсолютно беспредметным, но мне, почему-то, очень хотелось выйти из него победителем. — И, между прочим, даже ускользнула от ваших обученных умников-топтунов…

— Но только потому, что тебя, милая, инструктировала и вела за ручку конкретная спецслужба. Причем, одна из лучших…

Я замолчала. Состязание в логике с этой женщиной вдруг представилось мне таким же безнадежным занятием, как попытка вернуть коже девичью упругость.

— Ты что, обиделась на меня, Валечка?

— Нет, — я мотнула головой. — Просто пытаюсь сформулировать резюме нашей беседы.

— И что у тебя получается?

— Не знаю. Еще не сформулировала.

— Мне нужны кое-какие данные… — Паулина что-то мысленно прикидывала. — Думаю, к вечеру они у меня уже будут. И если потом мы сможем до чего-нибудь докопаться, то, вполне возможно, эта туманность хоть как-то прояснится.

— Кстати, а кем все-таки оказался тот мужчина?

— Какой именно? — взгляд Паулины выражал искреннее недоумение.

— Ну, тот красавец с магнитом в нижней части живота, — напомнила я. — Вы так живописно его обрисовали, что мне вдруг стало интересно…

— А-а… — Паулина беспечно улыбнулась. — Обычным страховым агентом, представляешь, милочка?!

— Боже, какая проза!

— Ну, не такая уж и проза, — проворковала Паулина и откинулась в кресле. — Особенно, если учесть сумму, на которую этот красавец хотел меня застраховать. Такая сделка кормила бы этого напыщенного фавна как минимум лет пять, если не больше.

— И когда вы это поняли?

— Что он страховой агент?

— Да.

— После того, как сумела разговорить его за ужином.

— Это было трудно?

— Ерунда! — отмахнулась Паулина. — Все мужики, как правило, тупы и самовлюбленны. За пару самых примитивных комплиментов от красивой женщины они вывернутся наизнанку, признавшись тебе даже в том, чего никогда не было и не будет.

— А страховку вы подписали?

— Кто я, по-твоему? — Паулина презрительно усмехнулась. — Сумасшедшая?! Этот манекен просто хотел меня использовать, но в итоге я его использовала сама…

— Каким образом, Паулина?

— Ты будешь разочарована, Валечка.

— И все-таки?

— Самым что ни на есть тривиальным: после ужина, в ходе которого мой неотразимый страховой агент, естественно, так и не догадался, что его раскусили и уже начинают использовать, я взяла этого красавчика за руку, повела его в свою спальню, выключила общий свет, включила торшер, после чего провела в его обществе два весьма приятных часа. Я его РАЗМАГНИТИЛА, Валечка, понимаешь?! То есть, освободила свои побрякушки от совершенно ненужного, зряшного влечения. После чего без малейшей жалости вычеркнула этого лощеного типа из своей жизни. Навсегда. Аминь!

Я открыла рот в изумлении.

— Что с тобой, дорогая? — томно поинтересовалась Паулина. — На тебе просто лица нет…

— Ничего страшного, — пробормотала я. — Просто пытаюсь как-то переварить эту романтическую историю.

— Это как раз я понимаю, — кивнула Паулина, потянулась к сумке, вытянула оттуда пудреницу и стала внимательно разглядывать в зеркальце свое отражение. — Но почему с такой убийственной гримасой пуританского осуждения?

— Потому, что иногда ваша безграничная пошлость, Паулина, меня просто убивает.

— Господи, Валечка, — Паулина спокойной защелкнула пудреницу, небрежно кинула ее в сумочку и одарила меня взглядом, полным бесконечного превосходства и неподдельной жалости. — Ну, не всем же выпало в жизни счастье воспитываться еврейской бабушкой. Причем в стране, где пользование презервативами приравнивалось к измене родине…

Полковник Анатолий Скуратов трижды прочитал пространную шифровку из Центра, с каждым разом все отчетливее понимая, что над его так благополучно завершавшейся карьерой нависла самая черная и грозная туча за все годы работы в разведке…