— Я не понял! — соломенные брови атлета поползли от удивления вверх, к коротко остриженному «ежику». — Что ты имеешь в виду под неприятностями, макаронник? Неужели себя? Ты что, вонючка, никак решил нам угрожать? Может быть, ты хочешь научить нас правилам хорошего поведения в обществе?
Компания дружно заржала, а светловолосый атлет, засунув руку в задний карман джинсов, вытащил мексиканский нож «навахо». Еще мгновение и под светом уличных фонарей сверкнуло широкое лезвие ножа.
— Твоего черножопого дружка мы просто погладили ботинками, — набычившись, произнес светловолосый парень. — А вот тебе, урод, мы будем резать. Медленно, чтобы у тебя было время языком вылизать каждую каплю твоей поганой крови!..
— Пресвятая дева Мария, неужели вся Америка сплошь состоит из одних тупиц? — вздохнул незнакомец. Он коротко огляделся и, убедившись, что на улице нет ни души, вытащил из внутреннего кармана куртки пистолет с навинченным глушителем.
На небольшом пятачке пустынной улице вдруг стало очень тихо. Скрюченный Луиджи, отирая кровь, обильно струящуюся из носа и разбитой губы, с немым изумлением смотрел на парня с пистолетом, который по-прежнему был абсолютно спокоен.
— Все понятно, — примирительно кивнул вожак и выставил перед собой руки, словно отгораживаясь от чужака. — У тебя, парень, пушка в руке, стало быть, сегодня твоя взяла. Но только сегодня, учти. Память на лица у меня хорошая. Так что, завтра…
— А завтра у тебя не будет, урод, — меланхолично оборвал черноволосый и вскинул пистолет на уровень плеча. Последовало четыре глухих звука, словно кто-то четырежды прерывисто и тяжело вздохнул…
Забыв о крови и собственных ранах, Луиджи потрясенно смотрел, как, обмякнув, валятся на асфальт словно в замедленной съемке тела парней, еще минуту назад с азартом дубасивших его ботинками.
— Вставай, — коротко бросил черноволосый и, подойдя поближе, протянул Луиджи руку.
— Ты убил их! — пробормотал Луиджи, не в силах шевельнуться и оторвать взгляд от страшного зрелища. — Зачем ты это сделал? Зачем надо было их убивать?! Они ведь были безоружны!..
— Иначе они бы убили тебя… — Произнес незнакомец по-итальянски и равнодушно пожал плечами. — И потом, с каких это пор нож перестал считаться оружием? Так ты идешь, парень, или хочешь дождаться, пока сюда приедет полиция и начнет разборки? Тогда оставайся…
Потом они сидел на квартире Луиджи, куда приехали на машине незнакомца, и приводили в чувство его подругу. Придя в себя, девушка никак не могла понять, что же, все-таки, случилось. Ей повезло больше — в отличие от Луиджи, она не видела окровавленные трупы четырех парней, оставшиеся лежать на мостовой. А спустя еще пару часов, когда девушка, приняв несколько таблеток снотворного, наконец уснула, оба устроились на крохотной кухоньке и молча пили кьянти из оплетенной соломкой бутылки, заедая вино овечьим сыром.
Тогда же Луиджи впервые услышал от черноволосого Марио о распущенных нравах современной Америки, о безбожниках и кровососах, стремящихся нажиться на труде простых людей, об итальянцах, которых в Америке считают людьми второго сорта и которые должны оставаться братьями, чтобы помогать друг другу везде…
Еще через месяц Луиджи Треворо дал клятву и вступил в «Красные бригады», а после окончания университета неожиданно для сокурсников и отца вернулся домой, на Сицилию, где устроился дежурным врачом на станции «скорой помощи» в Мессине. К тому времени конспиративный характер его второй жизни, секретные распоряжения прямого начальника и атмосфера истинного братства на тайных встречах стали неотъемлемой частью существования скромного врача Луиджи Треворо. И в те минуты, трясясь в армейском вертолете, Луиджи даже не задумывался, насколько опасно и непредсказуемо дело, которое ему поручили. Он был весь во власти пьянящего азарта, желания доказать своим товарищам и командирам, что способен не только извлекать пули и накладывать швы. Страха он не испытывал — одно только желание сделать все, что от него ждут…
Как только вертолет приземлился на территории базы, неподалеку от идеально ровного строя остроклювых F-14, американец с нашивками лейтенанта коротко кивнул солдатам, который тут же подхватили носилки с Джеймсом Винсентом и аккуратно уложили их на пол открытого «джипа», поджидавшего в нескольких метрах от вертолета. Луиджи спрыгнул на пахнущий керосином гудрон и тоже направился к машине. Лейтенант молча указал врачу-итальянцу на место возле себя…
За несколько минут «джип» пересек одну из посадочных полос и мягко притормозил у трехэтажного здания, фасад которого украшал звездно-полосатый флаг США. Вход в помещение охраняли два здоровенных парня в форме морских пехотинцев. На прибывших они не обратили ровным счетом никакого внимания.
Носилки со стонущим Винсентом сразу же куда-то понесли, а самому Луиджи велели проследовать внутрь. В небольшом караульном помещении с зарешеченной стеной, отделявшей канцелярию от оружейной комнаты, где стояли распахнутые настежь пирамиды с автоматическими винтовками М-16, Луиджи Треворо тщательно обыскали и проверили документы.
— Сотовый телефон вам придется оставить в дежурной, док, — сказал невысокий молоденький сержант. Его узкое веснушчатое лицо сплошь покрывали алые прыщи. — Мы вернем вам его, как только вы отправитесь в обратный путь.
— Это совершенно невозможно, — покачал головой Луиджи. — В любой момент может поступить вызов к больному. Я на дежурстве. Так же, как и вы, сержант.
— Классно говорите по-английски, док, — неожиданно улыбнулся прыщавый сержант.
— Я учился в Америке шесть лет, — пожал плечами Луиджи.
— A-а, тогда понятно…
— Так что будем делать с моим телефоном? — напомнил врач.
Сержант развел руками:
— Я обязан выполнять установленные правила, сэр…
— Я тоже, — спокойно ответил Луиджи.
Прыщавый явно заученным движением прикоснулся пальцами к прыщавой щеке, потом вздохнул и взял телефонную трубку.
— Здесь сержант Брендон, сэр, — по-уставному отрапортовал дежурный. — Прибыл доктор Луиджи Треворо… Да, сэр… Да, но он отказывается сдавать свой сотовый телефон… Говорит, что находится на дежурстве и ему в любой момент могут позвонить… Слушаюсь, сэр…
Кабинет заместителя командира авиабазы находился на втором этаже. Луиджи поднимался в сопровождении двух рослых американцев. Один из них толкнул перед доктором дверь и кивком приказал заходить.
Подполковник Джон Махович — невысокий, поджарый мужчина лет пятидесяти с фигурой боксера-легковеса и узким загорелым лицом — стремительно встал из-за стола и с протянутой рукой шагнул навстречу Луиджи.
— Благодарю, док, за ваши хлопоты, — подполковник крепко пожал руку Луиджи и улыбнулся. Косой луч послеполуденного солнца упал на орденские планки, украшавшие синий мундир американца.
— Не стоит благодарности, сеньор, — пробормотал Луиджи. — Это моя работа…
— Как наш капитан?
— Ему нужно подлечить сердце.
— Странно… — Махович поджал губы. — Все военнослужащие базы проходят регулярный медицинский осмотр…
— Разве после того, как вашу машину осмотрел механик, вы не застревали на дороге? — Луиджи пожал плечами.
— Присаживайтесь, док, — Махович кивнул на широкое кресло в углу кабинета. — Хотите что-нибудь выпить?
— Благодарю… — Луиджи мотнул головой, опускаясь в кресло. — Как-нибудь в другой раз — я тороплюсь…
— Как хотите… — Махович сел напротив. — Итак, что мне нужно подписать?
— Стандартная процедура, сеньор… — Луиджи вытащил из кармана сложенный вдвое типографский банк и протянул его подполковнику. — Он уже заполнен. Не хватает лишь подписи…
Махович извлек из нагрудного кармана мундира узкие очки и, развернув лист, пробежал его взглядом.
— Так… Ага… Понятно! — Он поднял глаза на Луиджи и улыбнулся. — Та же бюрократия, что и в Штатах, да?
— Не я придумал эти правила… — Луиджи виновато развел руками.
— О'кей, где нужно расписаться, док?
— Сейчас покажу… — Луиджи поднялся с кресла и подошел к подполковнику. — Вот здесь…