— Весьма рад знакомству! — хмуро произнес Люк и протянул Горюнову руку. — Меня зовут Грегор…
— Приятель действительно старый, — усмехнулся Горюнов. — Настолько, что успел подзабыть русский язык.
— Не обращайте внимания на эти мелочи, генерал, — отмахнулась я, думая совсем о другом. — Грегор — сын греческих коммунистов и когда-то, еще в пионерском возрасте, мы вместе отдыхали в «Артеке». Представляете?
— Врать научились там же? — сухо поинтересовался Горюнов.
— Ага, — кивнула я. — На заседаниях клуба интернациональной дружбы.
— Кстати, Ингрид Кристианссен сегодня улетела в Копенгаген, — произнес Горюнов и посмотрел на часы. — Думаю, она уже дома…
— Это хорошая новость, генерал, — тихо сказала я. — очень хорошая…
— Я могу вас кое о чем спросить? — Люку явно не терпелось перейти к делу.
— Да, конечно, — кивнул Горюнов. — Я вас слушаю, Грегор.
— Скажите, что может случиться, если у Мишина неожиданно начнется приступ? Скажем, глубокой ночью?
— Совсем неожиданно? — улыбка Горюнова была понимающе невеселой.
— Естественно, — невозмутимо ответил Люк. — Ведь Мишин — здоровый и тренированный мужчина.
— На базе есть медчасть… — Горюнов перевел взгляд на меня. — Всю необходимую помощь он может получить на месте. Разумеется, если действительно будет в ней нуждаться.
— Включая анализы и рентген? — наседал Люк.
— Да, и это тоже.
— А операцию в этой медчасти провести могут?
— Смотря какую операцию…
— Ну, например, прободение язвы. Или что-нибудь еще в этом роде.
— Вы это серьезно?
— Конечно.
— Не знаю. — Горюнов задумался. — Вряд ли…
— Вы в этом уверены?
— Да. Вообще-то, на базе нет больных людей. В штате медчасти только два человека — врач и медсестра. Тогда как для серьезной операции под общим наркозом необходимы еще как минимум два человека. Если не больше. Стало быть, больного должны срочно отправить в наш госпиталь.
— А если наоборот?
— Что вы имеете в виду?
— Зачем вывозить больного за пределы базы, когда можно вызвать врачей, необходимых для проведения операции?
— Это все не так просто, — Горюнов с сомнением покачал головой. — Особый режим секретности, понимаете? Нужно оформлять допуск, а это долгая и канительная процедура. Так что, если случай экстренный, больного отправят в госпиталь. Тут сомнений нет…
— Даже если речь идет об особом больном? — Уточнил Люк. — Я имею в виду захваченных иностранных агентов, перебежчиков и тому подобное.
— Тем более.
— Только что вы сказали о госпитале. Какой именно вы имеете в виду?
— Госпиталь КГБ.
— Где он расположен?
— В самой Москве. В районе Садового кольца.
— Время в пути?
— От базы? — уточнил Горюнов. — Часа полтора. Конечно, если ехать с нормальной скоростью…
— А ночью?
— Примерно столько же. У наших машин есть предписания нарушать правила только в экстренных случаях.
— Чтобы транспортировать больного на базу, должны вызвать спецмашину?
— Не думаю… Опять проблема с режимом секретности и прочим. Скорее всего, больного повезет одна из наших машин.
— Разве на базе есть транспорт, специально предназначенный для перевозки тяжело больных?
— Машин со спецоборудованием нет — это я знаю совершенно точно. Но всегда можно что-нибудь придумать…
— Как, по-вашему, машину будут сопровождать?
— Вы имеете в виду охрану?
— Да.
— Конечно! — Горюнов потер пальцем переносицу. — Тем более, если речь идет о транспортировке Виктора Мишина.
— Кто будет принимать решение о его отправке в госпиталь? Карпеня?
— Генерал Воронцов, — не задумываясь, ответил Горюнов. — Без его приказа Карпеня и пальцем не пошевелит. Даже если ваш приятель будет умирать на его глазах.
— Какой может быть охрана?
— Думаю, усиленная.
— Что это значит? Конкретнее, пожалуйста!
— Скорее всего, два человека вместе с водителем впереди и как минимум трое — вместе с больным, в крытом кузове. Все, естественно, вооружены. Плюс машина сопровождения…
— А там сколько человек?
— Наверняка поедет «газик» с армейскими номерами. А это не меньше шестерых солдат внутренних войск, включая водителя и командира группы.
— Оружие?
— Старшие групп имеют АПС, рядовые — «Калашниковы». Ну и штык-ножи, естественно.
— Боезапас?
— По уставу — три магазина.
— Контакт с базой?
— Обычная радиосвязь.
— Мне все ясно, — кивнул Люк и посмотрел на меня.
— Генерал, теперь самая важная деталь… — Я открыла сумочку, вытащила оттуда завернутые в вырванный из блокнота листок две таблетки и положила их на салфетку перед собой. — Я не знаю как, но вам необходимо завтра, не позднее одиннадцати ночи, передать эти таблетки Мишину. Вы должны объяснить ему, что белая через пять минут после приема вызовет острейший приступ, все симптомы которого укажут на прободение язвы. Коричневую надо принять сразу после того, как он услышит… — в поисках поддержки, я посмотрела на Люка.
— После того, как он услышит первый выстрел, — процедил израильтянин. — Случится это ночью, во время его транспортировки.
— Да, именно так! — Я прерывисто вздохнула. — Боль исчезнет ровно через пять минут…
— Плохо себе представляю, как мне удастся все это передать, — пробурчал Горюнов, засовывая таблетки в нагрудный карман пиджака.
— Я тоже. Но если вы этого не сделаете, все наши усилия пойдут насмарку. У нас, а точнее, у вас, есть только две попытки — либо завтра ночью, либо — послезавтра… — Я старалась говорить тихо и убедительно. Почему-то мне казалось, что Горюнов реагирует на мои объяснения куда спокойнее, чем на жесткие, лаконичные вопросы Люка. — Но будет намного лучше, если вам удастся ввести Мишина в курс дела уже завтра…
— Почему вы решили, что Мишин должен мне поверить?
— Не беспокойтесь, он поверит, — улыбнулась я. — Передайте ему от меня привет и скажите, что на бумажке, в которую обернуты таблетки, моей рукой написан один номер. Он его узнает…
Естественно, я не стала рассказывать Горюнову, что речь идет о номере банковского счета Витяни в Швейцарии…
— У вас ко мне все? — сухо поинтересовался Горюнов.
Я взглянула на Люка. Тот равнодушно пожал плечами.
— Думаю, да, генерал.
— Теперь мне бы хотелось задать один шкурный вопрос… — Горюнов повертел в руках толстый стакан, словно примериваясь, с какой силой его нужно грохнуть о стену, чтобы он разлетелся вдребезги. — Допустим, все что вы задумали, получится…
— Очень надеюсь на это, — пробормотала я.
— А что будет со мной?
— Ничего плохого, генерал… — Я еще раз посмотрела на Люка, однако после того, как завершилась техническая часть его диалога с Горюновым, израильтянин, казалось, начисто утратил интерес к происходящему. — В ночь операции вы будете спать дома, рядом с супругой. А до этого, так сказать, для подстраховки, посидите с ней часов эдак до двух в каком-нибудь людном ресторане. Таким образом, у вас будет стопроцентное алиби…
— А зачем оно мне? — Горюнов низко наклонил голову, словно собирался боднуть меня в плечо. — И, главное, для кого это алиби? Воронцов вычислит меня за час, как вы не понимаете? Ведь детали операции известны только мне, ему и Карпене…
— Вот мы и подошли к самому главному… — Я облегченно вздохнула, поскольку Горюнов сам затронул эту неприятную тему. — Вы, генерал, проявили себя как настоящий друг. А между друзьями не может быть недомолвок. Следовательно… Представим себе на секунду, что и Воронцов, и Карпеня каким-то таинственным образом исчезают…
— В каком смысле? — сдавленным голосом спросил Горюнов.
— В физическом, — прервал, наконец, молчание Люк.
— Вы что, с ума сошли!
— Это вы сошли с ума, если действительно считаете, что после завтрашней ночи сохраните голову на плечах, — спокойно возразил Люк. — Поймите, генерал: мы сами никого сплавлять не намерены. И уже тем более вас… О готовившемся покушении на Горбачева не узнает ни одна живая душа — это не в наших интересах, Горюнов. Однако живые Воронцов и Карпеня вас все равно уроют. Возможно, ваши друзья сумеют достать Горбачева со второй попытки. Или не сумеют… Но нас это уже не касается. Да и вас, Горюнов, тоже — как вы совершенно справедливо заметили, Воронцов просчитает ваше участие в этой операции за час…