Вот уже несколько дней как нас преследовали сильные шквалы, возвещавшие близость экватора. В былое время, то есть еще лет двадцать тому назад, прохождение экватора являлось великим празднеством для экипажей всех судов и предлогом ко всякого рода необычайным шуткам и проделкам, зачастую весьма неприятным для пассажиров и матросов-новичков, которым впервые случалось проходить эти места.

Надо сказать, что матросы заранее готовились к этому торжеству, которое являлось для них не только весельем, но и часто приносило большие барыши. Некоторые ученые утверждают, будто этот обычай, своего рода сатурналии3, ведется со времен Ганнона, карфагенского мореплавателя, который решился обойти вокруг Африки в шестом веке до Рождества Христова и предание о котором сохранилось у древних греков. Другие приписывают эту дикую церемонию финикийцам.

Я не ученый и более склонен верить другой версии, относящей этот обычай к 1892 году христианской эры.

Говорят, что когда Христофор Колумб во время своего первого путешествия с целью открыть новый путь в Индию, после целого ряда опасностей и приключений достиг экватора, то объявил своему экипажу, что они вступили теперь в южное полушарие и что с этого момента успех их предприятия обеспечен.

Тогда экипаж всех трех судов его эскадры предался безумному веселью, и таким образом было положено начало этому празднеству, которое исправно соблюдалось всеми моряками до введения пара.

Эта последняя легенда кажется мне наиболее правдошь добной, но за достоверность ее я не ручаюсь, а говорю, как итальянцы: «Seпоп еvero,ebentrovato»4.

На пакетботах ограничиваются тем, что выдают матросам двойную порцию спирта и двойной паек за этот день; что же касается парусных судов, то я не знаю, сохранили ли они еще и теперь этот старинный обычай празднества.

Теперь, когда этот праздник экватора перешел уже в область предания среди моряков и вскоре, может быть, совершенно предастся забвению, я хочу рассказать, каким образом праздновался он в былые времена как на военных, так и на торговых судах.

В этот день строжайшая дисциплина, всегда неуклонно соблюдавшаяся на судах, ослаблялась на несколько часов, давая экипажу возможность встряхнуться и собраться с силами для перенесения новых лишений и опасностей, ожидающих их впереди.

Корвет «Героиня», на котором я находился, пользуясь благоприятным для него зюйд-вестом, шел хорошо и пересекал экватор под 21-м градусом долготы.

С вечера накануне и новички, и матросы приняли какой-то сосредоточенный вид, весьма таинственный, что немало тревожило тех трех-четырех пассажиров, которые находились с нами на судне. Марсовые вахтенные матросы усиленно перешептывались между собой, оживленно жестикулируя и поминутно подавляя смех.

Под вечер, когда солнце уже скрылось за горизонтом, сверху раздался громкий крик матросика:

— Э-гей! Судно!

— Э-ге-гей! — отозвался вахтенный офицер.

— Гонец от Отца Экватора!

И вслед за тем целый град сушеных бобов и гороха посыпался на палубу и забарабанил по ней, как град по черепичной крыше.

Затем раздалось несколько звонких ударов бича, и с фок-марса с ловкостью и проворством обезьяны спустился почтальон, который, подойдя к вахтенному офицеру, с поклоном вручил ему письмо в конверте министерского размера.

Офицер тут же вскрыл письмо и, пробежав его глазами, даже не улыбнувшись, ответил:

— Командир будет иметь честь принять его величество Отца Тропика завтра в полдень!

Почтальон поклонился и, несмотря на свой длинный бич и невероятных размеров шпоры, быстро вскарабкался на мачты, где и остался.

Первый акт этой удивительной комедии был сыгран.

На следующий день, после уборки, марсовые матросы занялись сооружением палатки, изготовленной из старых парусов. Справа были расставлены кресла, предназначавшиеся для свиты и двора его величества Отца Тропика, а слева — лубочный жертвенник и рядом с ним громаднейшее кресло или, вернее, седалище, сделанное из опрокинутой большой лохани, накрытой каким-то торжественным ковром, как бы предназначенное для чего-то особо важного. Палатку оставили закрытой, вход в нее охранял марсовый матрос.

Утром все шло своим обычным чередом, разве только какой-нибудь шутник, ради шутки, показывал новичкам или судовой прислуге экватор посредством волоска, пропущенного в судовые подзорные трубы.

Но вот склянки пробили четыре двойных удара: наступил полдень.

Офицеры покончили со всеми расчетами, и тут же радостный вздох облегчения вырвался разом из уст всех присутствующих, кроме разве что нескольких новичков да двух-трех пассажиров, трепетавших в душе от ожидания чего-то особенного, под впечатлением фантастических рассказов об этом празднестве, слышанных ими раньше.

Вдруг на носовой части раздалась адская музыка, предшествовавшая какому-то странному шествию: впереди всех выступали два невозможного вида жандарма — во Франции ничто не обходится без жандармов, без жандарма нет праздника — с двумя мальчиками-прислужниками по обеим сторонам, далее сам черт с полудюжиной чертенят, разукрашенных рожками, с шумом влекущих за собой цепи; а за ними и сам Тропик верхом на медведе, за ним Америка, Африка и Австралия, в костюмах, отличающихся полнейшим реализмом. Далее следовали два медведя, с важностью выступавшие на задних лапах, и затем торжественная колесница из лафета карронады5, а на колеснице сам дед Экватор, его жена и ребенок, которого она кормила грудью. Эта благородная матрона была бы недурна собой, если бы не кожа на ее оголенных руках, походившая на кожу старого носорога.

Царственный старец был защищен от палящих лучей солнца двенадцатью овчинами, а голова его была окутана громадным париком из пеньки; над ним красовалась громадная корона с серебряными зубьями.

Царственная чета стояла в величественных позах.

Командир в полной форме, в мундире и при оружии, стоял на своем месте на мостике, окруженный помощниками и офицерами.

Дед Экватор приказал остановить свою колесницу перед командиром и приветствовал его, сойдя со своего места.

— Здравствуйте, командир! Давненько вас не было видно в этих местах!

— Действительно, ваше величество, мы с вами старые приятели!

— Надеюсь, что мы всегда останемся ими. Но судно ваше мне незнакомо; как оно называется?

— «Героиня»!

— Корвет нарядный и красивый, и жаль будет мне сшибить его носовую фигуру! Но ничего не поделаешь: придется! — И, обратившись к своим дикарям-телохранителям, Экватор прибавил: — Будьте наготове!

— Простите, сир, — возразил капитан, — законы тропиков мне хорошо знакомы, соблаговолите принять эти десять червонцев как выкуп за носовую фигуру.

Дед Экватор поспешил запрятать в карман полученные десять червонцев, при этом на лице его изобразилась весьма забавная гримаса, долженствовавшая представлять из себя любезную улыбку, а затем продолжал:

— Ваши офицеры все крещены отцом Экватором?

— Все, — отвечал командир, — за исключением троих — такого-то, такого-то и такого-то.

— Прекрасно, — продолжал его величество, — мой священник позаботится о них, а теперь позвольте мне удостовериться, послушно ли ваше судно?

Командир вежливо уступил Экватору свое место и вручил ему рупор.

— Слу-шай! — раздался ревущий голос Экватора, крикнувшего это слово в трубу.

В ответ на это раздался пронзительный свисток.

— Убрать паруса! Живо! — крикнул дед Экватор. Маневр этот был исполнен с дьявольским одушевлением, дружно и проворно.

— Славное судно, — похвалил его величество, — и славный экипаж. — И, возвращая командиру рупор, он добавил: — Я вполне доволен; желаю вам счастливого пути. Мне остается только попросить вас позволить окрестить тех матросов и пассажиров, которые еще не были крещены мной.