— Ну, поменьше маленько, но — мля буду, где-то вот так она была, — спецназер показал в районе причинного места.

— Ягуар? — дошло и до геолога.

— Ага, он самый. Небольшой, но сурьёзный — коренастенький такойй, лапы коротковаты, но крепенькие. И чёрный, зараза. На хрен, на хрен…

— А вообще — да, ягуары из всех больших кошаков какие-то для своих размеров перетяжелённые, — припомнил геолог, — Вот сравнить по фоткам — львы, тигры и леопёрды нормальные пропорции имеют, а ягуары — в натуре какие-то приземистые и толстолапые.

— И у них нормальные пропорции были, пока не измельчали, — пояснил я ему, — Нынешний ягуар — карликовый, можно сказать, а вот его плейстоценовый предок — вот то был всем кошакам кошак. В "Прогулках с чудиками" Би-Би-Сишных глядел ту серию про саблезубых кошаков?

— Ну, глядел.

— Броненосца оттуда помнишь с шипастой блямбой на хвосте?

— Ага, были там такие.

— Ну так без такой блямбы, но в остальном такие же — глиптодоны назывались — дожили до прихода гойкомитичей, и вот на них как раз тот здоровенный ягуар охотился…

Пока мы кошаков местных обсуждали, вернулись и чингачгуки с остальными беглянками, которых сумели поймать, доведя их число до восемнадцати штук, а вождь, перепуганный возможностью срыва с таким трудом заключённого мира, сам предложил нам выбрать двух взамен потерянных, что мы и сделали. Обеих красножопые сразу же связали — во избежание, и лишним это не оказалось, потому как одна тут же попыталась удрать, едва её только выпустили из рук. Видимо, наши гастрономические намерения в отношении отобранных баб сомнений у дикарей не вызывали, и дискутировалось лишь, сколько раз их пустят по кругу перед этим. Дикари-с!

Местных баб я приказал грузить до кучи на тот "гаулодраккар", на котором были и вымененные ранее, и рассада коки, а двум десяткам вооружённых мореманов с него — перейти на два других. Хватит там и одной смены гребцов, а у нас тут какждая пара рук, умеющих обращаться с колюще-режуще-стреляющими предметами, на особом счету. Я бы и пушки оттуда забрал, да только ставить их банально некуда. Нет, финики-то наши, ясный хрен, с удовольствием бы разместили их на своих гаулах, им только предложи — ещё и сами перетащить вызовутся, тоже ведь под впечатлением, но нехрен их баловать. Уж очень не понравилась мне их тяга к нагибаторству, сдерживаемая в отношении тех, от кого легко схлопотать ответку, но с "громами и молниями" грозящая стать безудержной. Так что обойдутся уж они как-нибудь и без пушек, а мы — без обезьяны с гранатой…

Для ночёвки разбили лагерь на небольшом островке неподалёку. После ужина сидим на бревне, курим. И опять главный финик припёрся мозги нам полоскать:

— Не понимаю я, почтеннейшие, почему вы не хотите привести этих дикарей к полной покорности. Ведь у них есть и золото, и жемчуг, и нужные вам женщины, а их первейшие храбрецы панически боятся вашего оружия. Баал и Мелкарт, да где ж такое видано! Да будь у нас в Эдеме ваши громовые трубы, мы бы давно уже заставили падать перед нами ниц и ползать у наших ног в пыли всех этих голозадых обезьян! Ну почему вы не понимаете своего счастья и не пользуетесь им?

— Сам-то ты, финик грёбаный, далеко ли от тех обезьян ушёл? — проворчал Володя по-русски, — Не жрётся и не спится, если никого в позу рака не нагнул, что ли?

— Как есть макака, — согласился с ним Серёга, — Да ещё и настырная прямо как местечковый еврей, и видок самый, что ни на есть семитский!

Это он верно подметил. В западных финикийцах, вообще говоря, преобладает заметная минойская примесь, смягчающая семитские признаки — например, Милькату велтуровскую за финикиянку с виду и не примешь, куда больше на минойскую критянку похожа, как их реконструируют, но у этого конкретного экземпляра — ярко выраженная "жидовская" морда…

— А кожа тёмная, почти как у туземцев, — прикололся мой шурин.

— Так это-то как раз и самое омерзительное, — заметил я, — Был бы этот финик чистопородный белый, пущай даже, хрен с ним, и семитского разлива — я мог бы ещё как-то понять его пещерный расизм, но когда сам метис и гойкомитич гойкомитичем, если раздеть, так мог бы и поменьше "истинного арийца", млять, из себя корчить.

А до финика хрен доходит, как он раздражает, всё капает на мозги и капает:

— Баал, Мелькарт, Решеф и Астарта поставили нас, истинных людей, над этими человекоподобными животными, долг и предназначение которых — повиноваться нам. Сами боги вручили вам средство для достижения этой великой цели и направили с ним сюда, к нам — разве вы не видите в этом их воли?

— НАШИ боги обычно являют нам свою волю сами, а не через других людей, — ответил я эдемцу, не дожидаясь, пока спецназер взбесится и набьёт ему морду — только ссоры с финиками нам ещё сейчас не хватало, — Иногда через знамения, иногда во сне. Как они внушат мне, так я и поступлю. А посему — шёл бы ты себе на хрен, жидовская морда, подобру-поздорову, пока тебе звизды не вломили, — эту последнюю фразу всё с той же дружески-доверительной интонацией я добавил, конечно, по-русски.

Финик наконец утомился проповедовать нам свою расовую теорию — где-то примерно за полминуты до того момента, когда острое желание достать револьвер и шмальнуть ему под ноги пересилило бы, наверное, и моё миролюбие. Вот так вот люди с не устоявшимся ранее мировоззрением, пообщавшись с подобными "богоизбранными" и становятся, доннэр вэттэр, махровыми зоологическими антисемитами, гы-гы!

Бабы-красножопки, взятые нами в качестве живого штрафа с нападавших на нас в проливе разбойничков, успели уже пообщаться на "гаулодраккаре" с вымененными ранее на южном берегу лагуны и въехать наконец, что жрать их никто не собирается, а взяты они сугубо по основной бабьей части. Это сразу же примирило их с ожидающейся перспективой, и мы уж по простоте душевной решили, что проблемы с ними закончились. Ага, хрен там! Прибегает одна в слезах и лопочет чего-то, жестикулируя. Переводчик — и тот не сразу разобрался, кто её обидел или чего ей не хватает для полного счастья — там больше нечленораздельного визга было, чем внятных слов. Наконец выпытали у неё, что шамана ей, оказывается, надо позарез и всенепременно сей секунд. Класс! И где мы ей среди ночи, спрашивается, всенепременно сей секунд возьмём шамана на маленьком необитаемом островке? И так, и сяк допытываемся, нахрена он ей сдался, а эта дурында твердит своё как заведённая и явно близится к истерике. Потом наконец-то сообразила и соизволила показать пальцем, что шаман, оказывается, нужен не ей, а там, где остальные.

Идём с ней туда и наблюдаем при свете факелов картину маслом — одна баба валяется, хреново ей, стонет, несколько возле неё хлопочут, да толку от их хлопот мало, а кровищи возле больной столько, что впору заподозрить наличие на этом несчастном островке какого-нибудь маньяка вроде Фредди Крюгера. Минут пять, наверное, прошло, пока разобрались по их трудноразборчивой даже для переводчика трескотне, что эту болезную змея тяпнула. А кровища — это они её тут уже лечить пытались, поражённую ядом кровь выдавливая, да отсасывая. Нет, в принципе-то правильно сделали и в целом спасли, но теперь ей хреново и от остатков яда, и от большой кровопотери, а шаман им нужен, чтоб отвар какой-то хитрый приготовить, которым он всегда укушенных змеями после оказания им первой помощи отпаивает. Вот проблему нашли, млять! Чая, который рекомендуется в таких случаях, у нас, конечно, не было, но ведь есть же листья коки! Я распорядился развести костёр и кипятить воду, а пока она грелась, мы стали опрашивать баб, выясняя обстоятельства дела. И оказалось, что тяпнула-то её змея ещё там, в лесу, когда она от нас, заморских людоедов, убегала. Повезло дурёхе, что в мозолистую от постоянной ходьбы босиком подошву, которую прокусить — это ещё очень постараться надо. От этого и яду она схлопотала немного, сразу в горячке бегства и с перепугу при поимке даже не поняв, что укушена, и хреноветь ей начало только недавно…