— Что он будет из них делать?

— Новые пилы. Здесь у вас очень твёрдое дерево, и пилы об него тупятся. А на металле они будут тупиться ещё быстрее, и нужно иметь хороший запас, чтобы работы не останавливались, пока будут перетачиваться затупившиеся.

— И куда же вам столько пил?

— Ну, ты же видела вчера в работе лесопилку? А мы налаживаем ещё два таких же механизма, так что для лесопилки — раз, — я загнул для наглядности один палец, — Вот тут будет стоять такого же типа механическая пила по металлу. Но металл ведь пилится гораздо медленнее даже бакаута, и нам таких механизмов тоже понадобится несколько. Так что мастерская по распиловке металла — это два, — Аришат выпучила глаза от моего будничного тона, которым я говорил о пилении ЖЕЛЕЗА, а я так же буднично загнул второй палец, — Ещё такие же механизмы нужны будут нам и на строительстве — отпилить лишний кусок от бруса гораздо быстрее и легче, чем стёсывать его весь в щепки топором. Строительство — это три, — я загнул третий палец, — То же самое относится и к судоверфи, когда мы развернём её в порту, и это — четыре, — финикиянка близилась к ступору, когда я загибал четвёртый палец, — Ну и наконец, пять — эти же пилящие полотна мы используем и в ручных ножовках, а они нужны и в домашнем хозяйстве наших людей. Мы-то, конечно, привезли некоторый запас, но и ваши жалуются, что мы продаём им мало, и вождю наших союзников надо бы подарить несколько штук, да и наших собственных сограждан на днях станет на полтора десятка больше, и каждому тоже надо дать по пиле…

— Ты говоришь об этих пятнадцати рабах, которых вы собираетесь освободить?

— Ну да, у них же совсем ничего нет, и им нужно будет вообще всё. Ну, простую мелочёвку типа топора, пары-тройки ножей, копья с дротиками и щита они потом и сами в рабочем порядке на складе получат, — Аришат едва не ахнула от этого моего перечисления "простой мелочёвки", — А вот самое ценное мы им в торжественной обстановке вручим, на собрании граждан — при их освобождении и принятии от них их гражданской присяги. Мы ещё подумаем, как нам это дело организовать — Велтур вот, например, как представитель рода Тарквиниев, будет наверное вручать каждому новому гражданину меч с кинжалом, а я, допустим, буду вручать ему пилу.

— Я думала, вы первым делом мечей из этого хорошего железа накуёте…

— Мечей у нас ещё хватает — нет смысла давать их нашим союзникам, пока они не научились обращаться с такими же деревянными, — у неё отвисла челюсть, — А вот пил у нас мало — даже вашим мы пока не можем продать их столько, сколько они просят…

— У моего отца, первого человека в Эдеме, до того, как вы начали привозить сюда ваши инструменты, во всём его хозяйстве была только одна пила! — простонала финикиянка, — У меня, верховной жрицы Астарты, в моём храмовом хозяйстве было всего три пилы! И что это за пилы по сравнению с вашими?! А вы собираетесь давать гораздо лучшую пилу КАЖДОМУ освобождаемому вами рабу?!

— Естественно. Это же нужная в хозяйстве вещь. Ему же ещё предстоит семьёй обзаводиться и дом себе строить, а хорошее дерево у вас здесь очень твёрдое. Ты только представь себе, каково это ему будет — строить из него опорный каркас дома без хорошей пилы. Отчего ж не дать хорошему человеку хорошего инструмента, с которым он за время рабства научился правильно обращаться?

— А наши, значит — свободные от рождения, кстати — пусть мучаются без пил и дальше? У большинства эдемцев нет вообще никаких!

— Как и у наших здешних союзников. На местное дерево нужны наши пилы, а у них нет даже никуда не годных ваших. Когда пил у нас станет достаточно, мы снабдим ими и ваших людей. Но наших — в первую очередь.

— Да ещё и САМИ вручать им будете? Не много ли чести каким-то рабам?

— БЫВШИМ рабам, а теперь — согражданам. А эти полтора десятка человек ещё и освобождаются самыми первыми из всех, и за это, раз уж мы присутствуем в городе, им особая честь. Следующим, через год, если не будет никого от нас, вручать мечи и пилы при освобождении и приёме их в сограждане будет сам здешний генерал-гауляйтер… тьфу, генерал-губернатор.

— Кто-кто?

— Ну, наместник Тарквиниев в городе…

— Сейчас шарахнет, — предупредил Серёга, указывая в сторону подножия Скалы, где рабы подравнивали обрыв, заодно и добывая камень для строительства — там как раз засуетились, разбегаясь и укрываясь.

— Ты слыхал, Маттанстарт, что сказал дядя Сергей? — спросил я мелкого, беря его на руки, — Сейчас будет немножко шумно, но это не боги гневаются, а нашим людям немножко пошуметь захотелось, так что ты и сам не пугайся, и маму свою успокой.

Шарахнуло там знатно, и мы с нашими довольно переглянулись и понимающе покачали головами. Пироксилин — неизменно превосходный результат. На порох из него, то бишь нормальный бездымный, особая технология нужна, достаточно навороченная, и её здесь развёртывать нам было, конечно, недосуг, ну а просто обычный пироксилин, в качестве промышленной бризантной взрывчатки — вот он, просим любить и жаловать…

— Зря мы молодняк ламантинов сюда с Кубы не привезли, — сказал Володя, — Представляете, сколько халявного мяса росло бы на халявных водорослях мелководья?

— Ну, во-первых, тут для них вода холодновата — севернее Флориды они и в Америке не зимуют, — возразил Серёга, — А во-вторых, сколько тут того мелководья-то? Шельфа ведь как такового тут просто нет. И в-третьих, эта сволочь слишком медленно растёт и размножается.

— Жаль! Уж больно мясо у него вкусное! — по нашим кубинским впечатлениям оно на вкус где-то между говядиной и свининой, и это обстоятельство оказалось весьма важным фактором для наших колонистов, поскольку промысел ламантинов полностью решал все их сиюминутные проблемы с мясом, и это позволяло им не трогать пока ещё крайне малочисленный скот, давая ему размножиться.

— Да, лишним оно тут уж точно не было бы, — охотно согласился геолог, — Но явно не судьба…

— Ну а тюлени тогда хотя бы? — не сдавался спецназер, — Мясо, конечно, гораздо говённее, но зато и питаются рыбой, так что похрен им шельфовые водоросли, и вода им тут должна подойти.

— Должна бы по идее. Карибский тюлень-монах — достаточно близкий родич средиземноморского, а тот водится и на Мадейре. Сюда не добрался, но если завезти — должен в принципе неплохо прижиться.

— Так может, тогда лучше не кубинского, а средиземноморского, раз уж ему гарантированно та Мадейра подходит?

— Пожалуй, лучше. И легче, кстати — из Испании-то у нас сообщение с Азорами гораздо регулярнее…

— Стоп, господа! — тормознул я их, — Куда-то вас не в ту степь заносит, а точнее — не в те воды. Ну нахрена вам, спрашивается, сдался ТУТ этот грёбаный тюлень?

— Так мясо же! Скота и тут ещё мало, дичи путной вообще ни хрена нет, а рыба всем давно приелась, — напомнил Володя.

— Сам же говоришь, что говённое. Ну и на кой ляд он тут нужен, когда китов до хрена? Тоже, конечно, ни разу не деликатес, но их европейцы в Средние века реально ели, а тюленей, наверное, только чукчи с эскимосами и в состоянии жрать. Но главное-то даже не это. Главное — для КОГО мясо? Ты в курсе хотя бы, что тюлень — излюбленная добыча для большой белой?

— Ну так она ж тут один хрен водится, и не самая мелкая, я бы сказал.

— Одна из крупнейших реально пойманных больших белых была загарпунена как раз возле Азор, — добавил Серёга.

— Ага, тут она охотится на мелких дельфинов и китовый молодняк и держится сама там же, где и они, то бишь вдали от берега. А вы предлагаете завести тут тюленьи лежбища и к самому берегу этих кусючих рыбёшек подманить? На хрен, на хрен!

— Ну, в общем-то да — купаться в море тогда стрёмно будет, — признал очевидное спецназер, — Подплывёт такая пятиметровая, а то и шестиметровая рыбёшка, примерно как в "Челюстях", да и переключится с тюленей на купальщиков.

— Запросто, — подтвердил геолог, — Немалую часть нападений большой белой на людей объясняют тем, что она путает плывущего человека с тюленем. Ну и любопытство у большой белой тоже повышенное — интересуется незнакомыми предметами, а интерес у неё к ним, естественно, насчёт их съедобности, и метод исследования соответствующий — проба на зуб. Вот она и пробует — ага, со всеми вытекающими…