В этот вечер на шеях различной свежести блистали исторические реликвии необыкновенной красоты. Что касается мужчин, то на одних были или парадные мундиры, блестевшие позолотой, или черные фраки, в петлицы которых вставлены белые гвоздики или гардении. И поскольку для них были отведены кресла в оркестре, то весь партер казался черно-белым, и на этом фоне выделялись лишь шевелюры различного оттенка.

Оказавшись в этой мужской когорте между Робером де Монтескью и Саша Маньяном, Антуан Лоран глазами художника рассматривал этот необыкновенный зал, а его спутники, вооружившись биноклями, очень вольно комментировали происходящее.

– Ну и сборище! – проговорил Монтескью, высокий, с гордой осанкой мужчина, который напоминал, по выражению его друзей, «гладиолус в бурю». Его любимым выражением было «лучше пусть тебя ненавидят, чем не знают». – Я впервые на официальном вечере чувствую себя, как дома.

– Как прекрасно! – воскликнул Маньян, приятный молодой человек, но со шпагой в руках становящийся зверем. – Здесь весь пригород Сен-Жермен, знаменитые англичане и все финансовые воротилы…

– Да, король собрал весь цвет. Он снова завоевывает Париж. Вы были вчера в Комеди-Франсез?

– Нет, и нисколько не жалею.

– А там было интересно. В театре все оттаяли, после того как король отпустил комплимент Жанне Гранье: «Мадемуазель, я вам аплодировал в Лондоне. Там вы представляли всю грацию и весь острый ум Франции». И сорвал овацию.

– Это продолжилось на параде в Венсене и особенно в ратуше. Наши добрые парижане криками приветствовали кортеж, направлявшийся в Лоншан на скачки.

– Я был там. Бедный Эдуард, зажатый на официальной трибуне между мадам Лубе и женой губернатора Парижа, незаметно вздыхал, поглядывая на жокейскую трибуну, собравшую столько красивых женщин и напоминавшую пышную корзину цветов.

– Благодаря господу, сегодня вечером он имеет такую возможность. Но думаю, дорогой мой, что пальма первенства принадлежит здесь вашей кузине: как обычно, графиня Греффюль необыкновенно величественна. Сколько грации! Какая необыкновенная красота! Каждый раз при виде ее я испытываю чувство восхищения!.. Не правда ли, Лоран? Ведь вы художник.

– Совершенно с вами согласен. Я думаю, ее можно сравнить со всеми итальянскими мадоннами.

– Ока еще прекраснее! – проворчал Монтескью. Все знали, что он был влюблен в мадам Греффюль и в Сару Бернар. – Кастеллан знал о том, что она будет, поэтому попросил поменять ему ложу. Такое соседство убийственно для его американки, которая навешала на себя сегодня все свои бриллианты. Она столь безобразна, что к этому трудно привыкнуть!

– А Бони-таки сделал ей двух ила трех детей.

– Удивительно, как лентяи иногда бывают способны на подвиги! Я думаю, что он закрывает ей лицо подушкой, думая о богатствах старого Гуля, всякий раз, когда удостаивает ее чести. Такой долларовый дождь заслуживает уважения. Розовый дворец на авеню дю Буа – игрушечка, а Бони – самый щедрый хозяин в Европе!

– «Лишь бы это было подольше», говаривала матушка Наполеона. – Говорят, что мадам де Кастеллан очень хочет вернуться в Америку.

– И что Саган, кузен Бонн, слишком интересуется ею! Следует посоветовать приятелю, чтобы он послал ему несколько зарядов в живот под тем или иным предлогом. Это будет надежней.

Вдруг они замолчали. Монтескью навел лорнет на ложу во втором ярусе.

– Кто это сегодня в ложе Констана Сея?

Маньян тоже навел свой бинокль туда, куда указывал Монтескью, и рассмеялся:– Какая прелестная женщина! И очень молоденькая. Я ее совсем не знаю.

– И я тоже. Но кто этот мужчина? Мне кажется, я его где-то видел.

– Несомненно. Это Оливье Дербле, управляющий делами старого Депре-Мартеля с тех пор, как тот пропал. Серьезный малый! Что касается дамы, то я хотел бы быть ей представлен: ока восхитительна!

Прозвучавшее имя заставило вздрогнуть Антуана, который, ни о чем не думая, просто слушал болтовню своих приятелей. Он тоже наставил свой бинокль на ту ложу и чуть не выронил его: рядом с высоким и стройным мужчиной в великолепно сидящем фраке он увидел очень молодую женщину, читающую программу.

На ней было платье из черного тюля с большим декольте, обнажавшим великолепные плечи и молодую полную грудь, чью гармонию не нарушали никакие украшения. Руки до плеч были в перчатках, на голове, закрывая прекрасные волосы и создавая черный ореол вокруг них, красовался некий головной убор с бледно-голубыми лентами. Лицо время от времени пряталось за большой веер, тоже из черного тюля. Оно показалось Антуану удивительно знакомым, хоть он и отказывался верить своим глазам. Могло ли быть, что это Мелани?

Антуан никак не мог вообразить, как из того дичка мог расцвести колдовской цветок, создание, чья кожа светилась посреди этого черного тюля. Ни одно украшение не отвлекало глаз от созерцания этой красоты. Ничего, кроме узкой голубой ленты, завязанной на запястье поверх перчатки.

«Нет, это не она, – подумал Антуан. – Она похожа, но это не может быть Мелани».

Голос Монтескью, подобный «свистку локомотива», прервал его размышления, но сердце его сильно стучало в груди.

– Во всяком случае, это не кокотка! В ней чувствуется порода. Мой дорогой Маньян, поскольку вы знаете ее спутника, я рассчитываю на вас. Я хочу представиться в антракте!

Ответ потонул в первых аккордах «Боже, храни короля». При звуках орхестра весь зал встал, затеи женщины в реверансе слегка согнули колени, на сколько им позволяло пространство между рядами кресел: король Эдуард Английский, император Индии, вошел в зал в сопровождении президента Республики, мадам Лубе – урожденной Марии-Маргариты Пикар и дочери торговца скобяными товарами из Монтелимара! – посла Англии лорда Хардинга, маркиза де Бретейя, у которого будущий король не раз гостил во время правления Виктории, а прочей торжественной и блестящей свиты. Все, занимавшие места в оркестре, повернулись в сторону большой ложи в центре балкона, украшенной цветами. Что касается Антуана, то он смотрел лишь на Мелани с каким-то смешанным чувством недоверия и беспомощности. Он напрасно пытался понять, что привело ее сюда, в эту ложу в Опере всего через неделю после того, как она обещала не трогаться ни под каким предлогом из замка Сен-Совер. Он показался себе стариком, сравнивая себя с тем, кто склонился над ней. Этот человек не был красив, но хорошо сложен, такой тип лица, как у него, женщины называют «интересным».

За английским гимном последовала «Марсельеза», после этого все заняли свои места, свет в зале погас, и перед красным занавесом с бахромой появился дирижер. Оркестр заиграл увертюру к балету «Коппелия».

Антуан ничего не видел. Зажатый между своими спутниками и держа свой цилиндр на коленях, он боролся со все возрастающим желанием убежать из зала, правда, не зная куда: то ли добраться до той ложи между колоннами и выкрасть Мелани, дав пощечину и вызвав на дуэль ее спутника, то ли, окончательно покончив со всем тем, что с ним произошло, отправиться в очаровательную квартиру своего друга Эдуарда Бланшара в парке Монсо, где он решил остановиться, приехав в Париж. Он знал, что в Париже в верхах считали, что сейчас его присутствие в городе было нежелательно. Поэтому по прибытии он просто позвонил своему слуге Ансельму на улицу Ториньи, чтобы тот приехал туда, где он остановился, с чемоданом и с городской одеждой.

Он решил дождаться антракта, хоть это было трудно, еще труднее было сидеть, отвернувшись от сцены и смотреть на Мелани. Как она была хороша в этот вечер, ночная Золушка, освещенная золотом своих венецианских волос! Даже ему, открывшему самые скрытые тайны ее красоты, такое превращение казалось невероятным! Что за художник смог из его маленькой золотой Венеры сделать такое идеальное существо, что все бинокли зала были направлены на нее? Среди этого разлива драгоценных камней ее обнаженная шея без единого украшения притягивала все взгляды. Кто тот брюнет с хорошо выбритым лицом, похожий на американца, одевавшегося в Лондоне? И какие у него были на нее права? Просто хорошего друга или любовника? Ослепленный ревностью, Антуан вдруг увидел Мелани такой, какой она появилась в его мастерской: обнаженной очаровательной нимфой, выставлявшей без всякого стеснения свое тело. Она отдалась ему так естественно, что если бы он не знал, что она девственница, то подумал бы, что она это проделывает не в первый раз. Потом он увидел ее в своих объятьях…