– Ну что же? Ты хочешь попробовать пожить с нами здесь?

– А почему бы не у меня, на Елисейских полях?

– Тот дом такой мрачный, дитя мое! Величественный, не отрицаю, но зловещий. В нашем квартале все гораздо приятней!

– Ну что ж, останемся здесь, если тебе так нравится, но я попытаюсь пожить рядом с де Варенном лишь при одном условии.

– Каком? Говоря скорее!

– Пусть он не прикасается ко мне. То, что мне пришлось сегодня пережить, внушило мне ужас. Поймите меня, мать моя, нужно время, чтобы постараться забыть все это и привыкнуть к нему. Если он согласится… я не говорю, что он должен уйти и жить где-то в другом месте, а просто вести себя так, как было, когда мы были просто женихом и невестой, – то я согласна жить рядом с ним и чтобы вы были здесь же. Вся просияв, Альбина обняла свою дочь и поцеловала, впервые за много лет. То, что она услышала, отвечало самым горячим ее мечтам, поэтому она была вне себя от радости. Буря утихла, и она останется со своим любовником, ни с кем его не деля! Поэтому она вполне искренне поклялась добиться согласия зятя на этот план. Она сама будет следить, чтобы ее маленькой Мелани никто не досаждал, чтобы она обрела столь необходимый ей покой и забыла все обиды.

– Во всяком случае, – сказала она в заключение, – Франсис заслуживает наказания за то, как он обошелся с тобой. И ты можешь вполне рассчитывать на помощь твоей матери… Но я думаю, дорогая, что ты просто умираешь от голода! Я позвоню Полену, чтобы он подал чай немного пораньше!.. Боже мой, как я счастлива! Сегодня мы отпразднуем это шампанским!

Уже перенесясь в мыслях в ту блестящую жизнь, которая ее ожидала, Альбина ходила взад и вперед по салону, порхая, как птичка, и Мелани вдруг испытала чувство жалости к ней. Она снова стала той красоткой мадам Депре-Мартель, которую заботили лишь балы, сплетни, наряды, и она заговорила о предстоящих праздниках, о скачках в Лоншане, о шляпке, которую она себе закажет к этому дню…

– Кстати, – сказала она, вдруг остановившись, – ты должна сказать, кто шил платье, в котором ты была вчера? Я нахожу его великолепным, и естественно…

Открывшаяся дверь прервала ее речь. Подумав, что это принесли чай, она направилась к канапэ и грациозно уселась, но это был Франсис в сопровождении молодого человека, очень загорелого, элегантно одетого. У него были монгольские усы и пронзительный взгляд, что придавало ему вид хищника или албанского бандита.

Не замечая присутствия Мелани, они подошли к ее матери.

– Дорогая, – сказал Франсис, – я хочу представить тебе доктора Суваловича, о котором я тебе говорил. Он согласен заняться нашей бедняжкой Мелани, и я думаю, что вы вполне можете ему доверять…

– Добрый вечер, Франсис!

Четкий и холодный голос молодой женщины заставил вздрогнуть маркиза и прервать его представления. Он удивленно оглянулся.

– Вы здесь?

– Как видите! Очень любезно с вашей стороны, что вы так заботитесь о моем здоровье, но мне кажется, я не нуждаюсь в услугах доктора. Тем более психиатра. А вы именно психиатр, доктор?

– Я… да, – согласился врач. У него был сильный восточно-европейский акцент. – Очень рад! Мы можем сейчас же провести осмотр…

Он направился к ней с поощряющей улыбкой, как будто собирался пригласить на вальс, но она быстро встала и подошла к матери, сидящей на канапэ:

– Я думаю, что это не входит в условия нашего соглашения, мама! – сказала она твердо, чтобы та почувствовала, что ее благополучие и радость жизни находятся под угрозой. Альбина сразу же поняла:

– Моей дочери гораздо лучше, доктор, – с милейшей улыбкой проговорила она, – и я думаю, мы слишком поторопились…

– Правда? – подозрительно спросил де Варенн, поймав на себе конец ее улыбки. – Правда! Нам надо много сказать вам, дорогой Франсис, что вас, несомненно обрадует. Но я все-таки очень рада принять вас у себя, доктор. А, вот и чай!.. Я надеюсь, вы согласитесь выпить с нами чашечку? Садитесь, пожалуйста, рядом со мной! А тебе, моя дорогая, пожалуй стоит взять на себя роль хозяйки. Ты нальешь нам?

– С удовольствием.

Последовавшая за этим сцена, какой бы светской она ни была, казалась ирреальной и абсурдной. Усевшись рядом с мадам Депре-Мартель, доктор Сувалович чирикал масляным голоском. Альбина, глядя на него своими большими голубыми глазами, казалось, впитывала в себя его слова, запивая их чаем. Франсис с озабоченным видом почти не слушал, о чем они говорили. Он все время поглядывал на Мелани, которая нарезала толстые куски кекса с таким видом, как будто всю жизнь только этим и занималась, и он не знал, радоваться ему или сердиться.

Психиатр был очень многословен. Мелани потихоньку подливала ему в чашку рома, и он с удовольствием выпил несколько чашек, не замечая сердитых взглядов своего клиента. Он чувствовал себя совершенно раскованным, и когда молодая женщина предложила ему птифуры, блаженно улыбнулся ей, обнажив все свои желтые зубы:

– Счастлив, что все идет хорошо, дамочка, но я буду очень рад наблюдать за вашим здоровьем. Разум женщины очень хрупок, раним, и маленькая неприятность может перерасти в целую драму. Не надо бояться приходить к доктору Суваловичу. У него прелестный дом, очень комфортабельный, специально для отдыха…

– Благодарю вас, доктор, – отвечала Мелани, не зная, смеяться ей или сердиться, – но мне всегда было здесь очень хорошо и вообще самое лучшее быть возле матушки.

– Конечно, конечно! Но кто знает и…

– Дорогой друг, – вмешался Франсис, не скрывая своего раздражения, – мне очень жаль лишать вас столь милой компании, но уже поздно, а я должен еще заехать в клуб. Вы хотите, чтобы я вас проводил?..

– Конечно, конечно!.. О, какое жестокое время! Ах, время… К сожалению, больные ждут, увы…

– Настоящие! – прошептала Мелани.

– Да, да! Как жаль покидать вас!

– Не переживайте, доктор, – сказал Франсис. – Может так случиться, что нам потребуется ваша помощь в другой раз…

К великому удивлению Мелани, ее мать подхватила конец этой довольно угрожающей фразы:

– Не думаю, что это случится… но вы всегда будете желанным гостем здесь, – проговорила она, протягивая свою украшенную перстнями руку, скрывшуюся в усах психиатра. Если допустить, что это действительно психиатр, в чем Мелани серьезно засомневалась…

Когда мужчины уже выходили из салона, Альбина добавила.

– Вы, конечно, обедаете дома, Франсис? Мы на вас рассчитываем.

– Мы?

– Мелани и я, конечно!

Поколебавшись, он с улыбкой поклонился. Но глаза его не улыбались.

– Это будет для меня большой радостью, и я не премину доставить ее себе.

Поднявшись к себе, чтобы принять душ и немного отдохнуть перед этим знаменитым обедом, Мелани чувствовала себя совершенно разбитой, но в то же время испытывала некоторое облегчение. Опасность, которая ей угрожала, еще полностью не исчезла, но, сделав мать своей союзницей, она обеспечила себе несколько дней, а может, и недель, относительно покоя. Может быть, за это время поправится Оливье Дербле? Или, по крайней мере, вернется дядя Юбер? Во всяком случае ей предстояло бороться с хитрым и бессовестным противником. Но ее успокаивала мысль об одиноких ночах!..

Мелани не зря испытывала беспокойство. Она быстро успокоила мать, для которой важней всего было ее собственное спокойствие и она сама, но де Варенн был противником другого плана. Конечно, во время обеда, которым закончился этот тяжелый для молодой женщины день, он казался любезным, галантным, выказывал свою радость, что мятежница стала сговорчивой. Он даже согласился на «послушничество», «чтобы наша милая Мелани пришла в себя», но когда он слишком страстно поцеловал ей руку и очень выразительно посмотрел на нее, Мелани поняла, что рано или поздно ей придется с ним столкнуться, если не удастся до того спастись. Он еще прошептал:

– Я знаю, что вовсе не ваше здоровье причиной тому, что вы просто наказываете меня, но умоляю, пусть это длится не слишком долго. Мне так хочется видеть вас счастливой!