Но от идеи выступить с презентацией я все-таки не отказался. Ватман есть, тушь и перья тоже, есть персонал — Анна Егоровна и комиссар Спешилов. Командир взвода Ануфриев отыскал красноармейца, знакомого с каллиграфией, и работа, как говорится, завертелась. К тому времени, когда бронепоезд подходил к Москве, у нас уже образовался десяток приличных плакатов. Сделали бы и больше, но закончился ватман.

В Москву мы прибыли тринадцатого мая. Прибытие бронепоезда если кого-то и удивило, то не железнодорожников, быстренько загнавших нас на запасные пути. А транспортные чекисты, проверив и мой мандат, и документы всех находящихся в поезде, включая нашего арестанта, убедились, что перед ними действительно начальник Архангельского ЧК, а на поезде нет орудий, быстренько протянули к штабному вагону провод и даже установили телефонный аппарат. Сервис, однако!

Чем хорошо иметь при себе бронепоезд, так это то, что не нужно думать ни о ночлеге, ни о гостинице. А не то пришлось бы ломать голову — где размещать личный состав, куда мне девать помощников, как быть с Нюсей? Даже с комиссаром были бы проблемы, потому что совещание политработников начиналось только двадцатого числа, и где бы он болтался неделю без денег, если бы не я?

Приказав Ануфриеву отпускать народ в увольнение в город не всех сразу, а партиями, и что мы здесь пробудем не меньше трех суток

Посему, первое, что я сделал — позвонил на Лубянку и доложил дежурному о прибытии в Москву особоуполномоченного ВЧК, а уже потом сообщил в канцелярию Совнаркома.

Дежурный сообщение принял, сказал, что немедленно доложит ответственному от руководства, положил трубку, а в канцелярии СНК товарищ, представившийся Горбуновым, сообщил, что мой отчет заслушают пятнадцатого в семь часов вечера, и мне дадут двадцать пять минут на отчет, и двадцать на вопросы и ответы.

Только я положил трубку, принявшись обдумывать, чем мне сейчас заняться, как зазвонил телефон.

— Аксенов, — автоматически представился я.

— Аксенов? — пророкотал незнакомый голос. — Это хорошо, что Аксенов. А это тебя Ксенофонтов побеспокоил, знаешь такого?

— Так точно, товарищ Ксенофонтов, — сказал я.

— Вот и хорошо, что знаешь. Я за тобой машину послал, жди.

Про Ксенофонтова — заместителя Феликса Эдмундовича, я только слышал. Но начало разговора мне не понравилось. Еще со времен средней школы и армии я не люблю, если ко мне обращаются на «ты» и по фамилии, но приходилось терпеть.

Пока ждал машину, успел слегка поругаться с комиссаром. Виктор, видите ли, принялся возмущаться, что я потратил на никчемный холст не только свои, но и его деньги.

— Виктор, а тебе деньги-то зачем? — поинтересовался я.

— Ну, это самое, — засмущался комиссар. — Аньку в синематограф сводить, еще чего-нибудь. У нас сколько всего было? Тысяч тридцать, не меньше?

Я не уверен, хватило бы у Спешилова денег, чтобы сводить Анну в кино, да и показывают ли нынче фильмы в Москве, но товарища надо выручать, тем более что с девушкой у него стало что-то налаживаться.

— Ладно, товарищ бригадный комиссар, — сжалился я. — Поеду к начальству, а потом в кассу загляну — мне еще деньги за прошлый год задолжали. Обещать ничего не стану, но если дадут, все тебе отдам.

Мне действительно «замылили» жалованье с декабря по февраль, когда я был просто оперативным сотрудником, а возобновили выплаты лишь в марте, уже как начальнику губчека. Надо узнать, а по другим должностям мне что-то положено? Скорее всего, кукиш с маслом. Впрочем, даже если и получу какие-то деньги, их Витьке не хватит даже на пирожок для его дамы сердца.

— Так ты когда вернешься? Вечером, а то и ночью. И что мне до этого делать?

— По Москве погуляете, — хмыкнул я. — И девушку выгуляешь, и бесплатно.

Пока разговаривал, подъехала машина, а минут через двадцать я уже был на Лубянке в кабинете товарища Ксенофонтова.

Ксенофонтова я знал только по имени и фамилии. Тем более фотографий его не помнил, да особо и не интересовался. А так, лысый товарищ, выглядевший лет на пятьдесят, но, возможно, что он моложе, а возраста добавляли лысина и нездоровый цвет лица. Язвенник, что ли?

— Садись Аксенов, — кивнул Ксенофонтов на стул. — Ты в Москву надолго собрался?

— Да как пойдет, — пожал я плечами. — Через три дня выступаю на заседании Малого Совнаркома, хотел еще здесь кое-какие дела уладить, а потом обратно.

— А что за дела улаживать собирался?

Я вытащил из папки заранее приготовленный проект приказа о новом штатном расписании Архангельского губчека и положил его перед Ксенофонтовым.

— Так, что тут у тебя? Ага, вижу. Значит, Аксенов, ты хочешь, чтобы твоя губчека выглядела так... Отдел по борьбе с контрреволюцией — десять человек, отдел по борьбе со спекуляцией — тоже десять, регистрационно-учетный — сорок. Отдел тылового обеспечения — десять человек. А это что за хрень — регистрационно-учетный, и почему так много?

— А это который фильтрацией белогвардейцев занимается, а еще оружие изымает у населения, — уточнил я. — Если меньше — так мы фильтрацию не раньше следующего года закончим.

— А, понятно, — кивнул Ксенофонтов. Прочитав несколько строк, опять поднял голову: — А «межрайонный» — тоже неясно, и почему тридцать?

— Межрайонный, это который раньше иногородним назывался. У нас восемь уездов, по пять человек на уезд.

— Так, понятно. Тут еще «экспертно-криминалистический» — пять человек. Чем заниматься будут?

— Два эксперта и три фотографа.

— Эксперты твои — жандармы, которых ты у себя пригрел?

— Жандарм у меня только один, второй полицейский, дактилоскопист.

— Один хрен — что жандарм, что полицейский. Но дактилоскопист — это хорошо, пригодится. А следственная комиссия тебе зачем в десять человек?

— А они документы проверяют, оформляют бумаги в ревтрибунал.

— Угу... Отдел по соблюдению изоляции. Соловецкий лагерь, Холмогорский лагерь. Персонал и хозяйственный отделы — по двадцать человек, охрана. Так, секретная канцелярия — пять человек, канцелярия по общим вопросам — еще пять... А в чем разница?

— Секретная занимается нашей документацией, секретным делопроизводством, а общая — заявлениями, жалобами. Какие-то ответы сами дают, что-то мне приносят, если сами решить не могут.

— Ясно. Так, тут у тебя еще и секретная часть, да еще и на пять человек. А это что за секретка такая?

— А это, товарищ Ксенофонтов, на вырост, — честно признался я. — Архангельск и Мурманск — портовые города, граница рядом, скоро со шпионажем бороться придется. Да еще и старые связи копаем.

— Это ты про своего шпиона, которому в Англию вернуться разрешил? — усмехнулся Ксенофонтов.

— Да я на сто процентов не уверен, что он вернулся. Я его до конца января мусолил, потом отпустил, когда его связи проверили. Потом Зуев в Англию собирался, а вот на чем? Если на «Кузьме Минине», где Миллер был, то точно не доехал.

— А ледокол по твоей указке утопили? — поинтересовался Ксенофонтов.

Я сделал невинный взгляд, вздохнул:

— Скажем так — тоже руку приложил.

— Что еще там? Рота быстрого реагирования? Ух ты, красиво придумал, только на хрена тебе целая рота? — Иван Ксенофонтович задумался. Помолчал несколько минут, потом сказал: — Значится так, Аксенов. Вроде, все у тебя тут по делу, только надо малость почикать. Значит — две канцелярии, да по пять человек — это жирно. Это тебе надо двух начальников канцелярий иметь. Оставишь одну, чтобы шесть человек было, а там уже дела распихают, кому чего. Регистрационно-учетный — оставишь тридцать. Ну, в остальном, все нормально. А, вместо роты оставим взвод. Переделаешь, мне на подпись неси, подпишу, пока Феликс на фронте.

— Спасибо Иван Ксенофонтович, — поблагодарил я, слегка ликуя. Я же готовил свой проект с учетом начальственной правки. Классика. Если хочешь получить сорок человек, проси шестьдесят.

— Ладно, не благодари, — отмахнулся Ксенофонтов. — У тебя еще какие дела в столице есть?