— Ну, хватит о диковинах! А вот что скажешь про государственное устройство? Неужто и в самом деле всея верхушка там выборная?

— Истинная правда, Ваше Величество. Как раз в этом году при нас выборы были. Выбирали и Верховный совет, и самого Председателя Совета народных комиссаров консула товарища Мещерского выбирали, и Председателя Верховного суда. Все избиратели голосовали, причем не открыто, а тайно, на специальных листках. Я сам тому свидетель. Верховный Совет у них — как наша боярская дума. А Председатель Совнаркома — как самодержец.

— Это я итак знаю, в книжке ихней написано. И что, любой гражданин, в самом деле, может быть избран на любой пост?

— Ну, если избиратели за него голоса отдадут, то любой. Вот, про их государство я все, что вызнал, письменно изложил, — дьяк достал из сумки и бухнул на стол толстенную тетрадь в кожаном переплете. — А в этой тетради написал про все диковинки рукодельные, какие у них видел, — он выложил вторую тетрадь. — А здесь прописал про их мастерские всякие, которые нам показали. Здесь — про крестьянские дела, что сажают, какой скот разводят. А в пятой тетради написал про их земли и моря, какие где реки, горы и какие народы там проживают. И еще протопоп Кирилл передал шесть тетрадей для митрополита в сумке запечатанной. Прикажете князь — батюшка Вам их представить?

— Ну, нет. Если ты обещал передать митрополиту, так и передай ему. А у него после возьму почитать.

А как они к вам относились? Все ли показывали, не утесняли ли в чем?

— Никаких утеснений не было, Ваше величество. Наоборот, носились с нами, как дурак с писаной торбой. Сам товарищ консул Мещерский нас принимал вежественно, и приказал наркому дел иностранных, это как у нас посольский приказ, все нам показывать. Селили нас в лучших домах, кормили как на убой. Показали многие свои земли. Вся республика, государь располагается на многих островах в Карибском море. Есть большие острова, а есть и малые. Возили нас на кораблях на огромный остров Куба. Он тысячи полторы верст в длину и верст двести в ширину. А сам столичный их град, рекомый Ленинград, расположен на малом острове, тоже Крымом остров зовется.

Показывали нам и мастерские корабельные, железоделательные, стекольные, кирпичные, посудные и всякие другие прочие. Не показали только секретные заводы, где оружие делают, повозки самоходные и лодки летающие. Сказали, их даже своим подданным не показывают, чтобы шпионы испанские ничего не прознали.

К ним уже все короли европейские посольства прислали. И Французский, и Аглицкий, и Португальский, и Датский и многие другие. Так они всех тех послов держат только на одном острове — Барбадос прозывается. И выход посольскому люду с того острова запрещен. А кто пытается с того острова на лодках удрать, тех пограничная морская стража ловит и в застенок сажает.

А к нам со всем уважением, везде возили и все показывали. Были мы и на американской земле в огромной стране Мексике. Новороссы оттуда испанцев выгнали. Теперь там тоже республика, вассальная Новороссии. Еще на материке Америке две республики огромных, из них тоже испанцев вышибли. В тех землях злата, серебра в земле столько — копай, не хочу!

— И почему же они так хотят с нами дружить? Как думаешь? Все у них есть! Богатства несчитанные, земли немеренные! Зачем мы им?

— Думаю, государь, что всё же они люди русские, и Родину свою помнят, хоть и веру растеряли. Это во-первых.

А во-вторых, мало их очень. Из земли Камчатки они на одном огромном корабле приплыли. Показывали нам тот корабль. Длины в нем больше ста саженей. И не поверите, государь, весь он из толстенного железа сделан. Но, это к слову. Во второй тетради я про этот корабль написал. Так вот, всего их на корабле приплыло, думаю, не более полутысячи человек. Но, с землей Камчаткой что-то они темнят. За все время, что мы там были, с этой Камчатки ни один корабль к ним не пришел. И никаких вестей оттуда не приходило. И сами они туда корабли при нас не отправляли. Так что, думаю, они из этой Камчатки сами сбежали. Или их оттуда выгнали. И сношения они с Камчаткой не поддерживают.

Думаю, хотят они от нас людей к себе набирать. А то они к себе на службу и испанцев, и немцев, и французов, и итальянцев всяких из числа пленных берут. Туземцы местные люди хорошие, приветливые, но ремесел никаких не знают. А все же, русских то людей им лучше бы к себе набирать, чем иноземцев всяких. Так я думаю.

Беседа Великого князя с Болховским продолжалась еще долго. Отпустив дьяка, Иван во всякую свободную от подготовки к коронации минуту читал тетради Болховского. Официальный прием послов решил проводить после коронации.

Коронацию провели 25 августа, в день совершеннолетия Великого князя Московского Ивана Ваасильевича. На соборной площади у Воскресенской церкви построили высокий помост, на который установили вынесенный из Грановитой палаты великокняжеский трон. На помосте рядом с троном выстроились с десяток бояр самых высоких родов — все рюриковичи и митрополит Московский Макарий. Перед помостом — цепь вооруженных придворных. Вокруг помоста — высшее духовенство.

По южной стороне площади стояли бояре думские. По северной — иноземные послы. Что интересно, послов Республики Вельяминов, явно по указанию великого князя, поставил ближе всех к трону, выше посла императора Римской империи, выше послов польского, шведского, и французского и всех прочих королей. И это несмотря на то, что официального приема послов Республики еще не было. Этот жест посол Дружков полностью оценил.

С западной стороны, напротив трона, выстроились думские дьяки — главы приказов и прочие придворные. За ними, на невысоком деревянном помосте — представители народа: дворяне, богатейшие купцы, московские мастеровые и мещане.

Церемония продолжалась долго, не менее трех часов, с церковной службой, песнопениями и крестным ходом духовенства. В конце концов, митрополит торжественно увенчал подростка, ставшего, наконец, официально взрослым, шапкой Мономаха, вручил державу со скипетром и благословил на великое княжение. Зазвонили благовестом колокола всех кремлевских храмов. Праздничный перезвон подхватили колокольни многочисленных московских церквей и монастырей.

Затем высшее духовенство и знать последовали в Грановитую палату, где были накрыты столы для пары сотен избранных. Всех прочих угощали под открытым небом за столами на дворцовой площади. Благо, ясное, как по заказу, солнечное небо с небольшими кучевыми облаками этому благоприятствовало. Столы ломились от яств и выпивки.

Простой московский люд бесплатно угощался булками, пирогами, квасом и сбитнем у всех московских церквей. Вина по распоряжению князя и митрополита не наливали, чтобы избежать безобразий. Впрочем, к вечеру народ все равно набрался горячительным за свой счет. Москва с размахом гуляла всю ночь.

Следующие четыре дня с утра до вечера, теперь уже полноправный Великий князь Московский Иван Васильевич, тянул государственную лямку: выслушивал доклады приказных дьяков о положении дел в приказах, принимал по их просьбам родовитых думных бояр, выслушивал положенные наставления митрополита. А сам с нетерпением ожидал возможности поговорить с заокеанскими послами. Наконец, на утро пятого дня своего правления в Грановитой палате князь официально принял посольство Республики Новороссия. И на этот раз послы не посрамили свое государство. Только теперь, помимо диковинок, вместо сундука серебряных монет поднесенного в дар в прошлый раз, князю преподнесли сундук золотых, ценой раз в десять поболее. Дар был поистине царским. Присутствовавшие иноземные послы были ошарашены размером даров.

Три последующих дня Иван Васильевич не принимал никого, кроме послов Новороссии. Выяснилось, что князь Шуйский так и не закончил строительство порта и крепости в устье Северной Двины. Вследствие чего, получив высочайшую выволочку, "со свистом вылетел" из Москвы в Архангельский монастырь, с наказом к следующей навигации построить Крепость, порт и пять морских кораблей. В случае невыполнения наказа государь пообещал Шуйскому опалу и конфискацию вотчин.