Гена. Нет, наверное, имеет какое-то небольшое. Но глав­ное-то в нем не это!

Профессор. А что же тогда? Растолкуй, сделай ми­лость.

Гена. Ну, то, что он просто смешной, вот и все. Такой сентиментальный чудачок. Сидит себе и фантазирует от нечего делать. Всякую чепуху выдумывает, а этим когда угодно можно заниматься. В любое время. Хоть тебе тут крепостное право, хоть не крепостное...

Профессор. Понятно. И все-таки, Гена, прошу тебя: сделай одолжение! Если не мне, то нашим слушателям – они-то ведь ждут. Махнем в «Мертвые души», а? Ведь всего на полчаса. Не уйдет от тебя твоя библиотека.

Гена (легко сдаваясь). На полчаса? Ну, ладно...

Профессор торопится закрепить свою победу: тут же вклю­чает машину, и они оказываются... Несложно догадаться, у кого именно. У Манилова, разумеется. Вернее, у Маниловых. Счастливые супруги сидят за своим расстроенным фортепь­яно, барабанят по нему в четыре руки и поют необыкновенно чувствительную песенку.

Манилов.

Манилова (подхватывает).

Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек!

Манилов. Лизанька! Ангельчик! Ммм... (Прожевав, запе­вает с новым подъемом.)

Вместе.

Гена(давится со смеху). Ну, что я говорил? Помереть можно!

Профессор. Да, забавные голубки! Но должен тебе сказать, Гена, что... Впрочем, после! Нас уже обнаружили!

Манилов. Лизанька! У нас гости! И какие! Помнишь ли, я говорил тебе, как имел удовольствие беседовать с ними об Пав­ле Ивановиче?

Манилова. Ах! Вы друзья Павла Ивановича? Какое счастье!

Гена. Откуда вы взяли, что мы... (Но договорить ему, ра­зумеется, не удается.)

Манилов. Ни слова более! Не затрудняйтесь, пожалуй­ста, не затрудняйтесь! Мы с женою, право, так рады, так рады! Уж она, бывало, все спрашивает меня: «Да что же, душенька, к нам друзья Павла Ивановича не едут?» «Погоди, говорю, ду­шенька, приедут». А вот вы наконец и удостоили нас своим посещением! Уж такое доставили наслаждение!

Гена. Ну, ясно! Сейчас скажет: «Майский день! Именины сердца!»

Манилов. Майский день! Именины сердца!.. А позвольте спросить, как вам показался наш город? Приятно ли провели там время?

Профессор. Мы, видите ли... (Его постигает та же участь, что и Гену.)

Манилов. Не правда ли, прекрасный город? И обще­ство – самое обходительное?

Манилова. А как вы нашли нашего губернатора?

Манилов. Не правда ли, препочтеннейший и прелюбез­нейший человек?

Манилова. А вице-губернатор?

Манилов. Не правда ли, какой милый человек?

Манилова. А как вам показался полицеймейстер?

Манилов. Не правда ли, очень приятный человек?

Манилова. Ну а какого вы мнения о жене полицеймейс­тера?

Манилов. Не правда ли, что она предостойнейшая жен­щина?

Манилова. А что думаете вы о председателе палаты? Об управляющем казенными фабриками? О прокуроре? О казна­чее? О почтмейстере?

Оба, вместе. Не правда ли, какие они все превосход­нейшие люди?!

Гена. Ну, слава богу, теперь, кажется, всех перебрали. Никого не осталось.

Манилов. А как поживает любезнейшии Павел Ивано­вич?

Манилова. Давно ли вы с ним видались?

Манилов. В добром ли он здоровье?

Манилова. Не сочетался ли он законным браком?

Манилов. А ежели сочетался, то кто сия счастливей­шая из смертных?

Профессор (пробует прорваться). Видите ли, к вели­чайшему сожалению... (Не тут-то было.)

Манилов. Ах! Павел Иванович! Павел Иванович! Что за человек! Что за ум! Что за сердце! Я все думаю: как было бы хорошо, если бы жить с ним этак вместе, под одною кровлею! Или под уединенной сенью какого-нибудь вяза пофилософство­вать о чем-нибудь этаком, углубиться!..

Манилова. О! Это была бы райская жизнь!

Манилов. А еще бы лучше жить с ним и с Лизанькой на берегу какой-нибудь реки. А потом построить через эту реку этакий мост, на котором были бы по обеим сторонам лавки и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян. И еще выстроить огромнейший дом с та­ким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Моск­ву, и там пить вечерний чай на открытом воздухе!..

Манилова. Ах! Шарман! Шарман!

Манилов. Да-с! С бельведером! А потом... потом поехали бы с Павлом-то Ивановичем в этакое общество в хороших каре­тах и обворожили бы там всех приятностию обращения, и тогда государь – сам государь! – узнавши о такой нашей дружбе, по­жаловал бы нас ге-не-ра-ла-ми!..

Профессор. Простите, господин Манилов, но на этот раз я вас все-таки прерву!

Манилов (ничего не слышит в своем сладостном парении). Да! Сам государь!.. Ге-не-ра-ла-ми!..

Профессор. Очень хорошо. Генералами так генералами. Но скажите мне, не кажется ли вам, что человек с таким пылким воображением, как вы, мог бы фантазировать и посмелее?

Манилов(очнувшись). А? Что? Позвольте узнать, что вы имеете в виду?

Профессор. Охотно объясню. Вот сейчас ваше вообра­жение не взлетает выше того, чтобы государь сделал вас генералом. А почему бы вам не вообразить себя на месте его са­мого?

Манилов. Кого – его? Что разумеете вы под сим место­имением?

Профессор. Естественно, государя. Императора. Царя Николая Первого.

Манилов. Как-с? Извините... Мне уже доводилось в прошлую нашу встречу изъявить вам, что я несколько туг на ухо. Мне опять послышалось престранное слово. Притом, с позволения сказать, на сей раз уж такое престранное, что...

Профессор. Оно вам не послышалось. Я его произнес.

Манилов(полушепотом). Как можно-с? Что вы говори­те? Да кто я такой, чтобы сметь...

Профессор. Ну, ну, не скромничайте, господин Мани­лов! Поверьте мне, вы очень знаменитый человек. Вы известны всему миру. А ваша способность вот этак... э-э... безудержно фантазировать даже породила целое понятие – маниловщина!

Манилов. О! Не могу поверить! Вы мне льстите!

Профессор. Не сказал бы, что льщу. Так что решай­тесь! Вообразите, что из владельца вот этой Маниловки, главным украшением которой является деревянная беседка с пышным на­званием «Храм уединенного размышления», вы превратились... да, да!.. в государя всея России. Какой размах тогда приняло бы ваше исполнение желаний? Ну же, фантазируйте!

Манилов. Ах, право, разве из уважения к такому образо­ванному гостю... Ну, хорошо. Ежели вы обещаете мне, что никто об этом не узнает, я, пожалуй, так и быть, поддамся искушению.

Профессор. Обещаю: никто. Ну, разумеется, кроме тех, кто нас сейчас слушает.

Манилов. Отлично-с! Итак... Боже, у меня голова идет кругом от просторов, кои открываются предо мной! Какие бо­гатства! Какая свобода для фантазии!.. Ну, слушайте же! (Вдох­новенно.) Первым делом я сыщу в Петергофе этакую какую-нибудь уединенную сень, чтобы можно было пофилософствовать, углубиться...

Гена. Опять? Да вы это уже говорили!