Дверь за мной закрылась, и я, выходя из подъезда, слышал начало зарождающейся ссоры:

— Ты опять ходишь полуголая, на тебя все таращатся! — возмущался муж.

— Да он маленький…, — кричала жена.

«Нормальный он у меня, выше средних размеров!» — повеселел я.

Следующие два покупателя хлопот не доставили, и вот я иду домой, бережно неся стеклянные банки. Твою мать! Навстречу Архарова с каким-то парнем, видимо, дембелем, судя по тельняшке и коротким волосам.

— Толя! Ты приехал! Как дела? Ты чего с банками! А… молоко носишь. Ничего у нас каждый труд почетен! — застрекотала она, заставив грозно наморщить лоб своего спутника.

— Отец и бабушка уехали по путевке в ГДР, вот, помогаю людям, чтобы без молока не остались! — криво улыбаюсь, одновременно хвастаясь, я, ставя сетки с банками на землю.

— И мама твоя новая, математичка наша бывшая, тоже поехала? Вера Николаевна? Я всё думаю, чего ты дуб дубом был, а в конце восьмого стал шевелиться и пятерки по математике таскать начал! Так это твой батя шевелил, оказывается, — смеётся Верка и мне становится неприятно.

Оправдываться нет смысла, общаться с ней не хочу.

— У тебя не рот, а помойка, иди куда шла, — я поднимаю банки с земли и иду вниз домой.

— Ты чего сказал? — удивленно спросила Верка.

— Стоять, салага, — грозно крикнул её спутник.

— Нахер пошли, оба два! — не оборачиваясь, крикнул я.

— Тихо! — услышал крик Верки и всё-таки обернулся.

Кричала не мне, а своему спутнику, который был уже похож на паровоз, дым шёл у него изо всех мест. Она держала его за рукав, не давая двигаться ко мне.

— Толь, чушь сказала, прости, хотела пошутить, — крикнула бывшая одноклассница.

— Бог подаст, и это… моряка своего можешь не держать, я таких ссыкливых знаю, ничё он мне не сделает, — подзуживаю я.

— Костя, стой, или поругаемся, я сама виновата, — зло говорит Архарова спутнику.

— Я с тобой ещё встречусь, — пыхтит дембель, слушаясь Верку, а в гневе она красива.

Иду к себе домой, настроение испорчено. Дома ещё Снежок прохода не даёт, напоминая, что не мешало бы ему пообедать. Кормлю собакена гречневой дефицитной кашей, которая готовая уже стоит несколько дней в холодильнике,с кусками свиной шкуры, отец специально для Снежка приносит. Хотя, какой он снежок? Грязный, лохматый. Похож на грязный, громадный шарик. Помыть, что ли, его? Снежок воспринимает мою заботу о нём как игру, и к концу помывки становится белым как снег, а я грязным как свинья. Однако, надо баню топить! Пока топится баня, иду в огород. Солнце уже не так высоко и можно поливать грядки. Пастух привёл корову. Подоил, привязав хвост к ноге, так как с непривычки получил пару раз им по хребтине. Да и в навозе хвост пачкаться не будет. Потом помывка в бане, и вот я сижу перед открытой бутылкой коньяка и понимаю, пить не хочется, замотался за день. Не так я себе представлял деревенский отдых. Не охота, а надо выпить ещё! Иначе, зачем продукт переводить? Мало выпить — это как вылить, ни в голове, ни в настроении ничего не поменяется. Собрал от нечего делать пистолет, в Красноярске ещё читал о его устройстве в библиотеке нашей школы. Да, НВП у нас в школе тоже есть. Слышу стук в калитку и грозное рычание Снежка. Кто там может быть? На Кондрата собака не рычит, хотя и может шутливо цапнуть за задницу или за ногу, не больно, впрочем. Сую ствол в карман куртки и зачем-то накидываю её на себя, растерялся, наверное, так как калитку ещё и пинают.

— Чего надо? — кричу я, пытаясь понять, кто там, при этом громко лязгаю засовом калитки, — типа, открыть не могу быстро, а вовсе не трушу.

— Не бойся, не гости, — слышу голос морячка, и судя по дополнительным звукам, он там не один.

Спускаю с цепи Снежка и открываю калитку. Фонари, освещающие магазины винно-водочный и хлебный, осветили и троих парней.

— Всего трое? — ощерился я.

— ААААВ, — грозно сказал Снежок, пытаясь отпихнуть меня с дороги и разобраться в одиночку.

Все, кто на улице, для него враги и законная добыча, как-то раз он удрал со двора и порвал стаю бродячих псов около магазина. Четырех собак загрыз, пока те не сообразили разбежаться от него. С тех пор собак около магазина я не видел уже давно, хотя в деревне и поселке их полно.

— Ты это, собаку убери! — истерично крикнул спутник морячка, рожа которого плохо просматривалась, к фонарям он стоял спиной.

— Без собаки говорить трусишь? — спросил второй спутник, тоже плохо видный, но смутно знакомый.

Ну, не охамели ли? «А нас-то за шо??» Приперлись на разборки втроём, — и против собаки!

— Сука, — сверкнула выкидуха первого, с легким шелестом обнажая сталь.

— Ну, давай своего пёсика ближе, — достаёт финку второй!

«Так они меня резать пришли»? — мысленно изумляюсь я, доставая ствол и поднимая на уровень глаз.

— Вы чё, парни, — орёт матрос. — Толя, не стреляй!

— Ножи на землю, — глухо говорю я, ещё не понимая, что делать, если кинутся на меня, стрелять из «мутного» ствола неохота, но и пожить тоже хочу.

Ножи падают на землю. Дальше всё просто.

— Снежок, ФАС!

Не повезло Веркиному ухажеру, все трое рванули в разные стороны, а злая собака у меня всего одна, она и хватанула только ближайшего матроса. Уронив на землю и поматросив его изрядно, псина, наконец, позволила мне себя оттащить. Ствол в карман, ножи туда же, потом выкину. Тащу этого Костю к себе домой, надо перевязать. Укус только один, но на таком месте, что Костя сидеть не сможет. Изведя кучу бинтов и лейкопластыря советую:

— Сходи в больницу завтра, скажи, собака покусала, пусть сделают тебе уколы.

Знаю, что собака моя не бешеная, зато уколы болючие, пусть мучается, гнида.

— Я не хотел, не знал, что они с ножами, — дергая стопарик батиной водки, говорит трясущийся Костик.

Коньяк дорогой, и его не наливаю.

— Что за типы были? — спрашиваю я, закусывая колбаской и домашним сыром.

— Шабашники с района, нанял их за пузырь сегодня. Они сгоревший магазин разбирали. Вроде, оба тезки твои, — помявшись, признался недруг. — А ты где ствол взял?

— Подарили, — говорю я и подаю пистолет, подаренный мне Ленкой.

— Так это зажигалка! — радуется Костя, — а мы пересрались!

«Это зажигалка, да, а угрожал тебе боевым, он по-прежнему в куртке лежит, в прихожей» — усмехаюсь про себя я.

Отличная была мысль привезти Ленкин подарок сюда!

Костя долго пояснял, какая Верка изумительная, и как она жалеет о своих глупых словах, и слёзно просил, реально слезно, в нем грамм четыреста уже водки плескалось, чтобы я Верке про его визит не рассказывал.

— Вообще не собираюсь общаться с ней, умерла она для меня, — говорю я, выталкивая парня на улицу.

Мог бы и у себя оставить ночевать, чё ему шляться бухому по деревне, но у меня горит и свербит в заднице — надо ствол перепрятать! Ствол закопал в огороде в яме метровой глубины, там, где никогда ничего не сажали, у забора. Пусть лежит там до лихих годин. Посыпал перцем всё вокруг, хз, на всякий случай, читал, что перец нюх у собак отбивает.

Отходняк меня не мучал,хотя и было стремно. Неужели, я реально был готов стрелять в живого человека?

Проснулся опять от вялого порыкивания Снежка и стука в калитку.

«Пастух, и опять проспал», — осмыслил ещё лежа я.

Глава 17

«Надо что-то с этим делать», — размышлял я, убирая навоз в хлеву. — «Будильника я не слышу, он старый и еле дребезжит, а петуха продали». Или суп сварили, я уж не знаю точно. У нас и свиньи были и курицы, но осталась одна корова, после того как я уехал. И вправду, зачем бабуле надрываться? Хотя нет, Снежок ещё остался, надо покормить его. Впрочем, он вчера уже ужинал! Костиком! Хе-хе. Кроме шуток, я сегодня хочу навестить сгоревший магазин, может, шабашники ещё там работают?

Тяжёлые ботинки на шнурках, спортивные штаны, футболка, которая ещё налазит, ну и куртка с капюшоном, ведь на улице дождик небольшой. Я готов. Стоп. Возьму-ка я свинчатку из моего подпольного клада, ну и ствол. Тот, что Ленка подарила — зажигалку. Туплю, свинчатка-то мне зачем? И так нормально бью.