Иду вместе с мужчиной наверх, помогая открыть двери и уложить сына в кровать.

— Даже не проснулся, — Клык удивлённо осматривает монстрика.

— Он любитель поспать. Я… Мы можем поговорить об этом с утра? Я очень устала и просто не готова ко всему. Пожалуйста.

Клык смотрит на меня некоторое время, но затем кивает. Он делает шаг навстречу ко мне, но я не могу себя сдержать, отшатываясь. Внутри тлеет вера, что он не убивал Баширова. Но быть полностью уверенной я не могу.

Мужчина оставляет меня, прикрывая за собой дверь. А у меня сердце готово выпрыгнуть из груди. Нужно что-то делать.

Единственный шанс спастись — бежать. Сейчас, немедленно. В другой город, за сотни километров, где никто не знает человека по фамилии Ларина, и где могу начать новую жизнь.

Или обращусь к Игорю. Всё расскажу честно и пускай придумывает, как поступить. Главное выбраться из дома, а дальше разберусь.

План созревал моментально.

— Алек, — я присаживаюсь на корточки возле кровати и тормошу сына.

Я слышала, как мужчина спустился вниз. Ждать, пока он уснёт было опасно. Вдруг он до утра будет бодрствовать? Нужно убираться отсюда как можно быстрее.

Сын часто моргает и трёт сонные глаза. Главное, чтобы сейчас он не начал капризничать. Но всё обходиться. Он зевает и тянется, но выглядит довольно бодрым.

— Уже утло?

— Нет. Но у меня к тебе важное-преважное задание. Как наша игра с полицейскими, только интереснее. Ты готов?

— Я готов, готов, готов.

— Тебе нужно тихо подойти к входной двери. Так, чтобы Клык тебя не увидел. Мы играем с ним в прятки и маме очень нужно выиграть. Хорошо?

Сын увлечённо кивает, но смотрит на меня некоторое время, словно пытаясь понять, что на самом деле происходит. Но затем широко улыбается, кивая, и бросается прочь из комнаты.

Подождав немного, давая сыну время, я запихнула в рюкзак самые важные вещи. Которые нельзя было восстановить. На остальные плевать.

А затем подошла к окну, прикидывая высоту прыжка. От высоты и мыслей, что будет, если я неудачно прыгну, меня немного мутит. Лететь (падать) метров шесть, не больше. Если все сделать, то максимальная угроза — вывернутая лодыжка.

Оставив браслет на тумбе, я уселась на подоконник, свесим ноги за окно, и начала собираться с мыслями. Падать не так страшно, должна помнить с прошлого раза. Просто закрыть глаза, набрать побольше воздуха и оттолкнуться.

А в низу — сын, свобода, жизнь.

Либо сейчас, либо никогда.

— Куда ты собралась?

Голос, раздавшийся за спиной, заставил вздрогнуть, и я чуть не полетела вниз, как и было задумано. Но Клык вовремя схватил меня за талию, затаскивая меня в комнату и прижимая к себе, тем самым руша мои планы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Никуда, захотела поупражняться в прыжках, — грубо отвечаю я.

— И где твой сын?

Я упрямо молчу. Понимаю, что план провалился, но не могу смириться. Практически вырвав сумку у меня из рук, подстраховываясь, что я не сбегу, мужчина выходит из комнаты. Из коридора доносится его баритон и разговор с кем-то.

Он пошёл искать Алека. Что же делать? Прыгать уже бессмысленно, я не успею забрать сына и сбежать. Но можно заставить Клыка подумать, что я всё-таки прыгнула и убежала одна. Он отправиться на мои поиски, а я тем временем заберу сына и сбегу.

Не успеваю придумать ничего лучше, чем залезть под кровать, слегка оттягивая одеяло и тем самым прячась от посторонних глаз. Здесь пыльно и матрас свисает совсем низко, почти касаясь лица.

Клык что-то бормочет под нос, видимо, удивлён моим отсутствием в спальне. Парень кладёт мою сумку на пол и стоит ему уйти, как я схвачу её и выпрыгну в окно.

Но мужчина не собирается уходить, а подходит ближе.

Нос щекочет пыль, но я стараюсь держать себя в руках. Будет слишком тупо, если меня найдут из-за чихания. Как в дешёвых фильмах ужасов.

Прислушиваясь к окружающим звукам, мужчина приседает и отодвигает покрывало, разоблачая моё укрытие. Как он догадался?

— Что ты творишь? — удивлённо спрашивает он.

— Крестиком вышиваю. А на что это похоже?

Мужчина грубо выволакивает меня из-под кровати. Поднимает на ноги и сжимает плечи, встряхивая.

— Если ты решила, что сможешь сбежать от меня, то глубоко ошибаешься. Я тебя не отпущу.

— Ты меня убьёшь?

Клык не успевает ответить, как внутрь врывается вихрь в обличии сына.

— Я тут, — он бредёт к кровати, собираясь спать.

— Сейчас уложишь сына и спустишься вниз, — мужчина шипит на ухо. Он не угрожает, но я понимаю, что мне грозит, если постараюсь повторить побег.

— Хорошо.

Клык резко отпускает меня, практически отпихивая, и уходит.

Я помогаю сыну переодеться в пижаму, уложиться в кровать и рассказываю короткую историю. Всё это время у меня дрожат руки и голос, но стараюсь не подавать виду.

— Мамочка, а ты плоиглала?

Нет, милый, мама не проиграла.

Мама конкретно так проебалась.

Я медленно иду вниз, стараясь не паниковать. Если бы Клык хотел убить, он бы это сделал уже. Правда? Ни черта не знаю, не понимаю. Но дрожу, когда Клык поджидает меня у дивана.

— Сиди тут!

Не говорит, приказывает. Сам идёт в сторону кухни. Я же следую указаниям Клыка. Ноги сами подкашиваются и роняют меня на диван. Сердце выстукивает в груди, мешая сосредоточиться на главном.

Сейчас, в тепле и безопасности, когда призрачные враги остались за массивными воротами, мне не казалось, что всё плохое закончилось. Сейчас впереди было самое сложное.

Разговор с Клыком.

Мужчина неспешно достаёт две белые чашки, бросая туда пакетики чёрного чая. Постукивает пальцами по столу и что-то насвистывает себе под нос. Медленно разливает кипяток. Смотрит на заквашивающуюся воду.

Не знаю, специально он оттягивает момент или просто замкнулся у себя в голове. Но я не могу спокойно усидеть на одном месте. То подминаю ноги под себя, то сажусь по-турецки, то чинно опускаю ноги вниз и выпрямляю спину. И это всё, пока мужчина размешивает сахар в кружках.

Постоянно задевая края и раздражая шумом.

— Я по привычке кинул сахар. Переделать?

— Нет!

Я отвечаю слишком громко и поспешно. Мысль о том, что Клык будет опять мучительно медленно заваривать чай меня страшила так же, как то, что я не знала, чего ждать от сегодняшней ночи.

Да и к тому же, в стрессовых ситуациях я любила сладкий чай, такой, чтобы зубы сводило.

— Вот, — мужчина протягивает мне свой телефон и включает запись диктофона.

Разговор, и громкий хлопок. Выстрел, который убил Баширова? Не хотела этого слышать.

— Убедилась?

— В чём?

— Что я не убивал, — видимо непонимание отразилось на моём лице, так как мужчина продолжает: — Выстрел не прям рядом со мной, значит стрелял не я. И там отчётливо слышен разговор двух людей. Арин, я не убивал Баширова. И не представляю, как ты могла решить, что я причиню тебе вред.

— Ну, я же проблема, — стараюсь со всех сил, чтобы в голосе не сквозила обида. — А ты из тех, кто привык радикально решать проблемы.

— Блять, — он подсаживается ближе, сжимая мои ладони в своих. Гладит трясущиеся руки и красные следы от верёвки. — Прости. Я никогда не причиню вреда тебя, слышишь? Ни тебе, ни малому. Ты веришь мне?

Я хочу кивнуть, очень хочу. Но мышцы словно превратились в негнущийся метал.

— Слабо? Ты сегодня просила поверить тебе. И я поверил. А теперь — слабо поверить мне? Я не убивал Баширова.

Детская игра на слабо малый аргумент в таких делах. Но я вспоминаю, как трясло днём и как важно было, чтобы Клык поверил. Не для дела, лично для меня. Может и мужчине нужно то же.

— Ключи запись ещё раз.

Клык не переспрашивает зачем, а просто выполняет просьбу. Слышу доносящиеся голоса, короткий разговор и выстрел. Вроде действительно не рядом. Но может Клык использовал глушитель? Как вообще звучит глушитель? Почему я в универе учу всякие теории, а не такие важные детали?