Куда-то, где я смогу переждать гнев. Где договорюсь о диалоге. Не нужно было говорить. Не нужно было бежать. Я останавливаюсь возле своей двери. Справа моя комната, слева — Клыка.

Я устала убегать.

Поэтому захожу в спальню мужчины. Присаживаюсь на краешек кровати и жду, когда он зайдёт. Я сделала выбор и теперь должна понести ответственность за него. За каждый выбор, который я когда-либо принимала в жизни.

Только сейчас понимаю, насколько я устала. От вечной лжи, побегов. От обвинений самой себя в том, что случилось несколько лет назад. Я запрещала себя счастье, потому что чувствовала себя виноватой. Из-за меня погиб человек. Самый дорогой мне человек. И я была виновата, видит Бог, я была виновата во всём.

Но я же не могу, не могу всё время винить себя. Я заслуживаю хоть каплю счастья? Хоть немножко. Хотя бы право перестать лгать человеку, который важен мне.

Клык на удивление долго не заходит ко мне. Я успеваю закрыть окно, слишком холодно. Исследую комнату, обращая внимания на много фотографий и картин. Оглядываясь, не пришёл ли мужчина, подхожу поближе и начинаю разглядывать изображения. Несколько снимков моря, а вот он с Пулей и ещё двумя какими-то ребятами, а на здесь он смеётся, запрокинув голову и запустив руку в волосы. Последняя фотография понравилась мне больше всего, но почему-то подняла какое-то горькое ощущение в душе. На ней была запечатлена невысокая девушка, повернувшаяся спиной к фотографу. Одета в длинное белое платье и смотрит на горизонт, туда, где из-за моря появляется первые лучи солнца.

Фотография старая, но отреставрированная. Меня посещает ощущение, что я смотрю на что-то тайное, не предназначенное мне.

Поспешно отворачиваюсь и вижу валяющуюся тряпку. Точно. Я так и не закончила уборку. В ожидании, чтобы не съесть саму себя, принимаюсь вытирать пыль.

— Ты убираешься? — я вздрагивают от внезапности и внимательно смотрю на мужчину. Он всё-таки надел трусы и даже джинсы, а в руке пистолет. — Я тебя по всему дому выслеживаю, а ты пыль протираешь?

— Я была тут всё время, ждала тебя, — затем выразительно смотрю на оружие в руках мужчины: — А говорил, что не убьёшь.

— Это было до того, как я узнал, на кого ты работаешь.

Мне даже не страшно и не грустно. Жжёт глаза, но то пустяки. Всё правильно. Я шпион, крот, предатель. Он не должен жалеть меня и прощать. Но слишком бурная реакция на то, что я работаю на Игоря.

Меня прошибает холодным потом осознания.

— Не тому Игорю! — я выкрикиваю, пока мужчина не возненавидел ещё больше. — Наверное.

Я обнимаю себя руками, стараясь согреться. В комнате ещё слишком холодно, а в глазах мужчины слишком много стали.

И я выпаливаю ему всю правду. Я говорю, говорю и говорю. Просто рассказываю событие за событием. Как он подослал меня к Вере, что хотел, почему я не могла отказаться. Мозгами я понимаю, что он не простит меня.

Но в глубине души скребётся надежда «ну а в друг». Когда не надеешься, нельзя, но маленькая мысль съедает изнутри, заставляя надеяться. Да и лучше сейчас сказать, чем это вылезет потом. Даже не проявится, как лёгкая новость, а разрушит всё разом.

Я задыхаюсь от потока слов. В горле сухо и тянусь к бутылке возле кровати, что сделать пару глотков. Всё это время Клык молчит, ждёт продолжения. Мне приходиться рассказать, как я тут оказалась и почему не согласилась на его условия. Даже выкладываю, почему сейчас решила бежать и почему не стала прятаться.

Когда слов больше не остаётся, я сжимаю бутылку в руках и жду реакцию мужчины.

В ответ мужчина делает то, что я никак не ожидаю.

Клык начинает громко смеяться.

Клык

Я просто не могу остановиться. Меня пробирает на смех, распирает изнутри и даже слёзы накатывают.

Пиздец.

Я когда услышал слова Арины, что она работает на Игоря мне мозги отключило. В голове било набатом, что она предательница и сука, знала убийцу, но как играла… Даже не догнал её сразу, потому что не хотел. Нужно было бы допрашивать, доставать, узнавать.

А я не хотел. Мне нужно было знать, что то, что между нами по-настоящему, а не просто способ подобраться поближе. Я, словно ребёнок, оттягивал плохое.

Обыскал всю её комнату, весь дом, а нашел у себя в комнате. Убирающуюся. Блять, я с пистолетом врываюсь, а она пыль вытирает. Будто ничего другого делать было нельзя.

Непонятная. Невероятная.

А сейчас ржу, услышав всю историю. Мне нужно остановить, объяснить ситуацию Арине. Она открылась, рассказала о себе слишком много, доверилась. Она была потеряна и у неё не было выбора тогда, пять лет назад. Мне хотелось сказать так много ей, поддержать, успокоить.

Но вместо этого я смеялся, как мудак.

— Прости, — я делаю шаг к девушки, но вижу её взгляд на пистолет. Показательно откладываю его на столик.

Арина сжимается, но больше не убегает. Думает, что я бить её буду? Нет, малышка, на тебя у меня чуть другие планы. Вместо всего, что хотелось сделать, я просто обнимаю её, сжимаю руки замком на талии.

Она не вырывается, не причитает, просто замирает, а затем несмело обнимает меня в ответ, вжимаясь. Её дыхание щекочет и греет кожу.

Это девчонка словно локомотив, сминает все мои чувства в одно. Злость, желание, понимание, любовь, ненависть. Адский коктейль, который пульсирует по крови.

— Я не понимаю, — выдыхает она в конце, когда молчание затянулось.

— Сейчас поймёшь.

Не хочется её отпускать, но отстраняюсь, доставая с кармана телефон. Ищу в секретной паке нужные фото и затем поворачиваю к девушки. Она впивается глазами в изображение.

— Это Игорь тебя нанял для слежки за Пулей?

— Он не нанимал, — отводит глаза. — Но да, для него я собирала информацию.

— Игорь Харукан, да?

— Да.

— Сукин сын. Блять, это надо уметь. Нанять человека для слежки, а в итоге она следила за мной.

— Я не понимаю.

Арина смотрит на меня, как на сумасшедшего. Да я сам не верю, что такой бред может существовать. Это просто невероятная херня. А я то думаю, что Харукан мне рассказывает практически только то, что я и так уже знал.

— Присядь. Нас ждёт долгий разговор.

Весь гнев на девушку исчезает под её перепуганным взглядом. У меня внутри горит чувство, что меня предали, она обманула, подвела. Мозгами, блять, понимаю, что она работала, выполняла задание. Она же даже не знала меня, с хера ли ей отказываться ради меня? Сами постоянно так делали. Я, блять, понимаю! А от обиды избавиться не могу.

От обиды! Как чёртов пятилетка.

Арина забирается на кровать, упираясь в деревянную спинку кровати. Поджимает ноги к себе, садясь по-турецки. Я устраиваюсь возле неё на краю. Ловя мой взгляд, девушка накидывает сверху тёплое одеяло.

Малышка, ты конечно горяча, но думать не только о сексе я ещё могу. Пока ещё.

— У нас с ребятами проблемы, — признавать это сложно, невозможно. Блять, мы столько лет вместе. Даже когда разошлись на два года — всё равно, блять, были ближе, чем сейчас. — Не могу понять, что происходит и поэтому мне нужна была информация о том, что они делают. Поэтому я решил обратиться к человеку, который хорош в сборе инфы.

— Харукан? — девушка начинает понимать и слегка улыбается. — Это ты? Ты нанял Игоря, чтобы следить за Кириллом и Верой.

— Блять, я говорил Игорю не раскрывать его имя. Крыса. Но да, это я его нанял. А он нанял тебя.

— Он не нанимал, — теребит край пододеяльника, находя там что-то интересное. Кривиться, но потом продолжает: — Когда нанимают, ты можешь отказаться.

— И почему ты не могла? — я напрягаюсь. Девушка не выглядела счастливой от шпионажа, которым занималась.

У каждого, кто чего-то добился, были верные шавки, которые не могли отказать хозяину. Кто-то держал страхом, кто-то деньгами, кто-то слепой верностью. Моя правая рука — Миха — сам признавал, что шавка, потому что я когда-то спас его жизнь. Он был верен и честен.