— Арабы знают секрет ее изготовления.

Настоятель взглянул на лист и с трудом разобрал ужасный почерк.

— Вода? Кипяченая вода? Восемь чашек в день? Мадам, вы моей смерти хотите? Поэт Гораций говорил, что от людей, пьющих воду, нельзя ожидать ничего стоящего.

— Обратитесь к Марциалу, — возразила Аделия. — Он прожил дольше. Non est vivere, sed valere vita est. Жить — это не только оставаться живым, но и быть здоровым.

Приор потрясенно покачал головой. Потом робко спросил:

— Как вас зовут?

— Везувия Аделия Рахиль Ортез Агилар. Или, если желаете, просто доктор — так в Салерно называют женщин, получивших профессорское звание.

— Везувия? Красивое имя, очень необычное.

— Аделия, — возразила она. — Просто меня нашли на Везувии.

Врачевательница протянула руку, словно хотела коснуться его ладони. У приора перехватило дыхание.

Но она взяла его запястье, положив большой палец сверху и прижав остальные к основанию ладони. У нее были коротко стриженные чистые ногти.

— Меня ребенком оставили на склоне вулкана. В глиняной посудине. — Аделия говорила отстраненно, и приор видел, что женщина не рассказывает, а просто старается отвлечь и успокоить его, пока слушает пульс. — Два доктора, которые нашли и вырастили меня, считали, что я гречанка, потому что именно греки бросают нежеланных младенцев женского пола.

Отпустив запястье приора, лекарка покачала головой.

— Учащенный, — сообщила она. — Вам действительно необходимо сбросить вес.

Невероятные события, произошедшие за последние часы, вызвали у настоятеля легкое головокружение. Бедная… Вдали от привычной обстановки Аделия уязвима, как улитка без раковины.

— Вас вырастили двое мужчин?

Аделия обиделась, словно Жоффре намекнул на ущербность подобного воспитания.

— Они были женаты, — сказала строго салернка. — Моя приемная мать — тоже доктор. Христианка, уроженка Салерно.

— А приемный отец?

— Еврей.

Ну вот, опять. И почему они, не задумываясь, признаются в этом?

— Значит, вы воспитаны в иудейской вере? — Для приора это имело значение. Аделия стала его факелом, и он не мог допустить, чтобы тот преждевременно сгорел.

— Я верю только в то, что доказано, — сообщила Аделия.

Прелат был ошеломлен.

— Вы не верите в сотворение мира и замысел Божий?

— Творение, конечно, имело место. А вот насчет замысла я ничего не знаю.

«Боже мой, — думал приор, — помилуй ее и прости. Она нужна мне, хоть и не ведает, что говорит».

Аделия поднялась. Евнух уже развернул повозку и был готов отправиться в путь. Показался Симон.

Поскольку даже отступнику положено платить (а Аделию он полюбил всем сердцем), приор сказал:

— Госпожа Аделия, я ваш должник. Одно слово — и с Божьей помощью я выполню любое пожелание.

Врачевательница повернулась и оценивающе посмотрела на приора. Светлый взгляд, пытливый ум, врожденная доброта. Жоффре ей понравился. Но как профессионала ее привлекало лишь тело — не сегодня, конечно, но когда-нибудь… Железа, ограничивающая функцию мочевого пузыря. Взвесить бы ее, сравнить…

Симону уже был знаком этот взгляд Аделии. Ее интересует только медицина, сейчас салернка попросит его тело — само собой, после смерти. Он бросился к ним.

— Милорд, — заспешил Симон, — убедите настоятельницу позволить доктору взглянуть на останки маленького святого Петра. Возможно, Аделия прольет свет на обстоятельства его смерти.

— Правда? — Приор Жоффре внимательно посмотрел на Везувию Аделию Рахиль Ортез Агилар. — И как же?

— Я доктор мертвых, — ответила она.

Подъезжая к главным воротам аббатства в Барнуэлле, они увидели в отдалении Кембриджский замок. Крепость была расположена на единственном холме посреди абсолютно плоской равнины. Год назад одна из башен была сожжена. Сейчас ее огородили лесами, нарушавшими благородные очертания цитадели. По мнению Аделии, замок был пигмеем по сравнению с нависающими над склонами Апеннин твердынями, и все же наличие крепости придавало пейзажу величественный вид.

— Кембридж основали римляне, — сообщил приор Жоффре. — Они возвели крепость, чтобы охранять переправу через реку, но укрепление не остановило ни викингов, ни данов, ни Вильгельма, герцога Нормандии. Последний был вынужден сначала разрушить, а потом заново отстроить цитадель.

Численность кавалькады заметно сократилась — настоятельница вместе с монахиней, своим рыцарем и кузеном Роже Эктонским уехала вперед. Горожане свернули по направлению к Черри-Хинтон.

Приор Жоффре снова был на коне и возглавлял процессию. Склонившись в седле, он беседовал со своими спасителями, ехавшими в запряженной мулами повозке. Рыцарь настоятеля, сэр Джервейз, ехал позади и был чрезвычайно мрачен.

— Кембридж удивит вас, — разглагольствовал приор. — У нас прекрасная школа Пифагора, в которую приезжают студенты со всей страны. Несмотря на внутреннее положение, город является одним из крупнейших портов и почти не уступает Дувру. Причем в нем гораздо меньше французов. Воды Кема текут медленно, зато он судоходен до слияния с рекой Уз, впадающей в Северное море. Почти все страны Востока шлют сюда корабли с товарами, которые затем развозят по Англии, используя римские дороги.

— А вы что вывозите за море, милорд? — спросил Симон.

— Шерсть. Превосходный товар из Восточной Англии. — Приор Жоффре самодовольно улыбнулся — стада прелата давали значительную долю экспорта. — Копченую рыбу, угрей и устрицы. О да, господин Симон, вы можете считать Кембридж процветающим торговым центром и, смею сказать, городом-космополитом.

Сердце приора сжималось от дурных предчувствий, когда он смотрел на ехавшую в повозке троицу. Эти люди не могли остаться незамеченными даже в городе, привыкшем к приезду усатых викингов, обитателей Нижних земель, которые носят башмаки на тонкой деревянной подошве, узкоглазых русов, вернувшихся из Святой земли тамплиеров и госпитальеров, кудрявых мадьяров и заклинателей змей. Посмотрев вокруг, Жоффре склонился и тихо спросил:

— Кем вы намерены представиться?

Симон посмотрел на него невинными глазами.

— Поскольку наш добрый Мансур уже известен как врач, я собираюсь придерживаться этой версии. Мы с Аделией назовемся его ассистентами и обоснуемся возле рынка. Необходимо иметь центр, из которого будет вестись расследование.

— Из убогой повозки? — Наивность Симона Неаполитанского вызвала у приора приступ негодования. — Хотите, чтобы уличные торговки плевали на леди Аделию? Чтобы ее домогались грязные бродяги? — Прелат заставил себя успокоиться. — Необходимо скрыть ее профессию. В Англии понятия не имеют о том, что женщина может быть врачом. Наверняка Аделию сочтут странной. — «Даже более странной, чем она есть», — подумал приор. — Нельзя допустить, чтобы на нее глазели, как на шлюху, разъезжающую с шарлатанами. Это респектабельный город, господин Симон, и мы в состоянии предложить вам лучшие условия.

— Благодарю, милорд. — В знак благодарности Симон коснулся пальцами лба.

— Также неразумно сообщать о вашем вероисповедании — или отсутствии такового, — продолжил приор. — Кембридж сейчас напоминает заряженный арбалет: одно неосторожное движение — и полетит стрела. — А подобное вполне может произойти, размышлял настоятель, если эти трое начнут бередить незажившие раны.

Приор замолчал. К ним подъехал сборщик податей, подстраивая рысь своего коня к иноходи мулов. Почтительно поклонившись Жоффре, чиновник кивнул Симону и Мансуру, затем обратился к Аделии:

— Мадам, мы так долго едем вместе, но еще не знакомы. Сэр Роули Пико, к вашим услугам. Позвольте поздравить вас с успешным излечением нашего доброго приора.

— Поздравлять следует этого джентльмена, сэр, — быстро отреагировал Симон, указав на правившего повозкой Мансура. — Доктор — он.

Сборщик податей заинтересовался:

— В самом деле? Один человек сказал, что слышал голос женщины, руководившей операцией.