Прошло много времени, прежде чем она спустилась к сэру Роули и убежденно заявила:

— Его убили.

— С помощью шеста для отталкивания баржи? Я правильно догадался?

— Вполне возможно.

— Стало быть, Симона придавили шестом и держали под водой, пока он не захлебнулся?

— Скорее всего так оно и было.

Не так давно, во время войны Стефана и Матильды, с этой каменной стены между двумя бастионами лучники осыпали нападающих стрелами. Сегодня тут было пустынно и тихо. Только у одной амбразуры стояла в глубокой задумчивости женщина с огромным мохнатым псом. Стражник, прогуливаясь по крепости, поприветствовал ее, но ответа не получил.

День был чудесный. Ветер отогнал дождь на восток, и на ясном голубом небе плыло только несколько белых облачков — для украшения пейзажа. Весь Кембридж, полный жизни в это послеполуденное время, расстилался перед Аделией: море крыш, пестрые навесы над торговыми рядами, на пришвартованных у моста кораблях полощутся вымпелы, а сами судна весело танцуют на невысоких волнах.

Но погруженная в собственные мысли Аделия ничего не замечала.

«Как ты это совершил? — спрашивала она у убийцы Симона. — Какими словами ты заманил моего друга в ловушку, чтоб столкнуть в реку?» Не нужно много силы, чтобы придавить человека под водой шестом и удерживать, пока тот не захлебнется. Минуту-две человек поборется, потрепыхается, как жук на иголке, — и все, конец.

Аделия с ужасом представляла последние минуты жизни Симона. Каково это — хватать руками водоросли, биться в иле, пускать пузыри?! Она сама стала задыхаться, словно вокруг был не чистый воздух, а мутная вода Кема.

«Прекрати! — приказала она себе. — Тягостная игра воображения никак не поможет Симону».

А что тогда?

Только одно — справедливое возмездие убийце. Теперь следствие приходилось вести в одиночку, без поддержки и ободрения умницы Симона. Он советовал Адели вжиться в мысли преступника, постараться думать, как он. Только так можно поймать его. Салернке подобное претило, она упиралась… но, похоже, ей все же не отвертеться. Придется думать, как зверь, для которого возводить напраслину на других — вполне приемлемое средство поправить свои финансовые дела, а убийство детей — приятное развлечение.

Прежде она ощущала себя и Симона чем-то вроде богов из машины. Спустились на английскую сцену в последнем акте, дабы развязать драматический узел, воздать по заслугам отрицательному герою и восстановить честь безвинно пострадавших. Они не являлись персонажами пьесы, находились вне событий. Как и положено небожителям, были немного надменны и с негодованием смотрели на гору безобразий, учиненных действующими лицами. Однако смерть Симона все изменила. Они воображали себя неприкосновенными вседержителями, но жизнь сурово указала им место — разжаловала в протагонисты, опустила с небес на землю. Оказалось, что иноземцы в самой гуще событий далеко не законченного спектакля и сами — часть конфликта. Поэтому они столь же уязвимы и беспомощны, как и прочие кембриджцы. Марионетки судьбы, которые точно так же гибнут по ходу действия.

Отныне Аделия в скорби и страхе слилась с местным населением. Она была заодно с Агнес, которая потеряла сына и теперь живет в клетушке у крепостных ворот; с охотником Хью, оплакивавшим племянника; с Гилтой и прочими кембриджцами, которые опасались потерять кого-нибудь из близких и любимых. Барьер неприкосновенности пал, и Аделия стояла на сцене растерянная и напуганная…

Рядом раздались шаги. Салернка с радостью увидела сэра Роули. И поймала себя на том, что ждала его прихода. Как чудесно, что подозрения слетели с него как шелуха! Сборщик податей был в том же лагере потенциальных жертв, что и она. Только смущение не позволяло ей вслух извиниться перед умным и благородным человеком за долгое и упрямое недоверие к нему.

Лишь в обществе самых близких друзей Аделия снимала маску многознающего, невозмутимого и хладнокровного бесполого доктора. Личина была необходима, чтобы заниматься любимым делом среди мужчин, не давая тем наглеть, фамильярничать или распускать руки. Поначалу, еще не выработав этой защиты, Аделия много натерпелась от коллег, студентов и пациентов. Постепенно она стала воспринимать себя как своего рода монашку, которая удалилась от общества, но помогает людям. Поэтому только избранных Аделия пускала в душу, покрыв ее панцирем против возможных обид и недоразумений.

Однако сейчас к ней подходил человек, видевший ее в отчаянии, скорби и панике. Аделия молила его о помощи. Она была искренне благодарна сэру Роули за поддержку, но… теперь ей было стыдно своей недавней слабости.

Врачевательница поспешно натянула обычную маску сурового профессионализма и встретила сэра Роули сухим вопросом:

— Ну, каков приговор?

Она не давала показаний перед присяжными заседателями, срочно созванными для расследования смерти Симона Неаполитанского. Ее отговорил сэр Роули. Выяснению правды это не поможет, а в ее личных интересах подольше скрывать свой дар.

— Вы женщина и вдобавок иностранка, — сказал Пико. — Даже если судьи поверят и примут ваши соображения к сведению, вы стяжаете себе недобрую славу. Достаточно будет моих показаний. Я обращу их внимание на круглый синяк на спине Симона и объясню, что он пытался через долговые расписки выйти на убийцу детей. Тот испугался и решил помешать расследованию самым радикальным способом — избавившись от человека, который подошел к правде слишком близко. Но боюсь, это будет метание бисера перед свиньями. Коронер и здешние присяжные заседатели умом не блещут. Им лень и не по силам вдаваться в криминальные тонкости и разбираться в сложных логических построениях.

Теперь по гримасе сэра Роули перед ответом Аделия поняла — так и вышло.

— Несчастный случай, — сказал сборщик податей и криво улыбнулся: — Как они выражаются, «утопление по неосторожности». А мой рассказ восприняли как бред сумасшедшего.

Он оперся руками на амбразуру и вперил разгневанный взгляд в крыши города, словно они были виноваты в тупости и косности чиновников.

— Единственное, чего я добился: мелкими шажками отвел этих идиотов от мысли, что Симона убили те же евреи, которые убивают детей.

Аделия возмущенно ахнула. Есть ли в головах присяжных что-нибудь, кроме ненависти к «жидам»?

— Что с погребением? — деловито спросила она, взяв себя в руки.

Сэр Роули лукаво усмехнулся и сказал:

— Идемте!

Он зашагал к лестнице. Страшила подхватился и побежал за ним. Аделия медленно пошла следом.

На крепостном дворе полным ходом шли приготовления к выездной сессии суда. Составляли столы на уже готовом помосте для судей. Оглушительно стуча молотками, сбивали скамьи для знатной публики и строили эшафот с тремя виселицами. При массовом разборе дел, которые накопились между наездами королевского суда, смертные приговоры будут выносить неизбежно щедро — надо освобождать тюрьмы для новых заключенных.

Шестнадцать лет мирной жизни при Генрихе Анжуйском позволили кембриджскому шерифу заняться благоустройством крепости. Возле своей резиденции он разбил сад, обнесенный невысокой стеной. По английскому обычаю, не столько для красоты, сколько для выращивания лекарственных растений и овощей. В сад можно было попасть по ступенькам с заднего крыльца дома или из крепостного двора, через арку в стене.

Над деревьями уже летали пчелы. Цвели только примулы и маргаритки, да под стеной голубели фиалки. Пахло свежевскопанной землей.

— Ну как, хороша могила? — спросил сэр Роули.

Аделия недоуменно уставилась на него.

— Это личный садик шерифа и его супруги, — терпеливо пояснил спутник. — Они любезно разрешили похоронить Симона здесь. Я приглядел местечко под дикой вишней — вот там. Нравится?

— О да, замечательно! Но я должна им заплатить.

— А, бросьте! — оскорбился сборщик податей. — Сад принадлежит шерифу. Но он слуга короля. Больше того, формально вся земля в Англии принадлежит Генриху, кроме церковной собственности. Стало быть, это собственность короля. Поскольку он любит евреев, а я его представитель, то мне даже не пришлось уговаривать шерифа предоставить землю для захоронения Симона. Я просто сказал, что это решение понравилось бы королю. А поскольку Генрих в ближайшее время посетит крепость, шерифу особенно важно быть в его милости и не создавать дополнительных сложностей в отношениях с иудеями. — Тут он хмуро сдвинул брови и добавил: — При первой же встрече с королем я непременно подниму вопрос о создании еврейского кладбища в каждом английском городе. Одно-единственное захоронение в Лондоне — позор. Думаю, монарх просто не знает о безобразном положении вещей.