— К делу! — перебил его Симон. — Подробности торжества меня не интересуют.

Свадебное празднество, учитывая богатство Хаима и количество гостей, обещало затянуться на хорошую неделю. Флейты, барабаны, скрипки, кимвалы, ломящиеся от яств столы, неустанно наполняемые вином кубки, невеста на троне под белой парчой, речи и пожелания — все это на большой поляне перед домом, потому что Хаимов особняк, несмотря на свои изрядные размеры, не мог вместить всех пирующих, многие из которых преодолели тысячи миль ради знаменательного события.

— Конечно, Хаим размахнул свадьбу не без тщеславного желания прихвастнуть перед остальным Кембриджем, — извиняющимся тоном сказал Вениамин.

Однако Аделия вполне понимала отца невесты. Англичане надменно отвергали его, несмотря на богатство: местная знать еврея в свои дома не пускала, зато охотно одалживала у него деньги. Хаиму было приятно блеснуть своей роскошью и показать, как его уважает иудейский народ.

— К делу! — опять приказал Симон. Но тут Мансур поднял руку и велел всем молчать. После чего он быстро прошел на цыпочках к двери и резко распахнул ее.

Аделия ожидала увидеть за дверью сборщика податей, но подслушивал не Пико, а его слуга Пипин. Мансур легонько двинул его кулаком, и сухопарый паренек покатился вниз по лестнице. За ним полетел и поднос с закусками, поставленный на ступеньку лестницы. Перевернувшись через голову пару раз, Пипин вскочил на ноги и, охая от боли и возмущения, с вызовом уставился на стоявшего в дверном проеме Мансура. Но тот грозно смотрел и помахивал такими кулачищами, что Пипин счел за благо немедленно ретироваться.

Троица евреев, занятая беседой, решительно проигнорировала инцидент.

Неужели столь солидный и представительный сэр Роули на самом деле омерзительный детоубийца? Аделия знала, что существуют внешне вполне нормальные люди, которых смерть не отпугивает, а возбуждает. Многие регулярно приходили в салернскую Медицинскую школу, чтобы посмотреть, как она вскрывает человеческие трупы. А Гординусу на ферме смерти пришлось даже стражу поставить — отгонять мужчин и женщин, которые приходили полюбоваться разлагающимися свиньями.

В ските Святой Верберты, когда сэр Роули присутствовал при осмотре детских трупов, Аделия не заметила в нем нездорового любопытства или возбуждения от вида смерти. Он производил впечатление человека, охваченного ужасом и отвращением. Однако сейчас Пико послал слугу подслушивать, то есть хотел быть в курсе новейших открытий расследования. Если это досужее любопытство — мог бы потом просто спросить: «Ну, что вы узнали?» Или сэр Роули боится, что разговор может уличить его в преступлении?

Кто же он такой, загадочный сборщик податей?

А тем временем Вениамин продолжал рассказ.

Наступил вечер первого свадебного дня. Стемнело и похолодало, и гости ушли в дом. На пустой поляне по-прежнему горели факелы.

Внутри очень скоро стало тесно и душно от пьяной толпы. В какой-то момент невеста вышла вместе с матерью во двор — подышать свежим воздухом и побеседовать. Женщины прошли по поляне к реке и увидели тело мальчика. Оно лежало на траве так, словно чьи-то могучие руки выбросили его из лодки.

Женщины с криком бросились в дом.

— И что сделал Хаим? — спросила Аделия, впервые вмешиваясь в разговор.

Ответил Иегуда:

— Хаим велел погасить все огни.

Симон понимающе кивнул. В этом действии был свой резон. Обнаружив труп на лужайке перед своим домом, еврей решил погрузить ее во тьму, дабы соседи и прохожие не увидели лишнего.

Аделия, правильно истолковав его кивок, возмутилась. Но тут же одернула себя. Не будучи еврейкой, она не могла до конца понять, каково это — жить с лживым неизбывным клеймом, будто на свою Пасху иудеи приносят в жертву христианских детей. Несправедливое обвинение следовало по пятам за евреями, куда бы они ни переселялись. Приемный отец Аделии когда-то объяснял: «Подобные россказни всегда используют против религии, которую ненавидят и боятся. В первом столетии римляне точно так же очерняли первых христиан — мол, они в ритуальных целях используют кровь и плоть детей! Меняются только гонители и гонимые, а вздорные обвинения кочуют из эпохи в эпоху».

Да, теперь детоубийцами слыли евреи. Байка до того укоренилась в христианской мифологии, что евреи уже который век страдали от подозрений. Неудивительно, что Хаим, найдя мертвого христианского мальчика на своей лужайке (причем в разгар еврейской свадебной церемонии), первым делом приказал тушить огни.

— А что нам оставалось делать?! — с вызовом выкрикнул Вениамин. — Если вы такой умный, скажите, как нам следовало поступить? В тот вечер у Хаима собрался цвет английского еврейства. Достоуважаемый Шолем из Честера прибыл даже со всей своей семьей. Из Парижа явился рабби Давид, из Германии — рабби Меир. Оба — знаменитые талмудисты. И что же, мы должны были отдать толпе на растерзание этих светочей, великих сынов Израиля? Мы дали им время спастись бегством.

Согласно дальнейшему рассказу Вениамина, именитые гости Хаима проворно вскочили на коней и были таковы, а хозяин обернул трупик большой скатертью и отнес в подвал.

Никто и секунды не задавался вопросом, как и почему тело мальчика оказалось в саду Хаима. Все торопились избавиться от трупа — строить догадки можно было потом, на досуге. Это происходило не от жестокосердия. Просто каждый присутствовавший на свадьбе был до такой степени озабочен спасением жизни — своей и семьи, что ему было не до сантиментов по поводу уже мертвого мальчика.

К сожалению, спастись не удалось.

— Уже светало, — рассказывал Вениамин, — а мы все еще спорили, как нам быть. Хоть все и протрезвели, но головы после выпитого и со страху работали плохо. И Хаим, упокой Господи его душу, властью хозяина положил конец пререканиям. «Отправляйтесь по домам, — сказал он. — И живите дальше как ни в чем не бывало, занимайтесь обычными хлопотами. А с этим делом я разберусь на пару с зятем». — Вениамин снял шапочку и задумчиво погладил рукой лысину. — Мы — да простит нас Яхве за глупость! — конечно, обрадовались, что Хаим взвалил все на себя, и разбрелись по домам.

— А что сделали Хаим и его зять? — спросил Симон. — Народ тут просыпается рано. И при свете дня от трупа уже нельзя избавиться незаметно!

Вениамин в нерешительности молчал. Иегуда сидел понурившись, по-прежнему пряча лицо в руках.

Симон решил помочь старому еврею.

— Итак, на улице светло, — сказал он. — И в этой тупиковой ситуации Хаим вдруг вспоминает, что из подвала есть второй выход.

Иегуда резко вскинулся, отнял руки от лица и уставился на Симона. Вениамин тоже округлил глаза.

— Какой? — почти без вопроса в голосе продолжал Симон. — Сточная труба? Подземный ход для бегства в случае опасности?

— Канализация, — мрачно пояснил Иегуда. — Через подвал по трубе течет ручей.

Симон кивнул:

— Стало быть, канализация. Труба, надо думать, достаточно широкая для детского трупика и выходит в реку. Как раз под причалом.

— Откуда вам это известно? — спросил Вениамин почти возмущенно.

Симон лукаво покосился на Аделию и сказал:

— Есть источники… Я не верю, что вы с детской радостью разбежались по домам и оставили Хаима одного. Почему-то мне кажется, что вы были в подвале, когда он спустил тело в трубу и оно поплыло в Кем.

Иегуда опять расплакался.

— Мы стояли в темном подвале и молились, — сказал он между всхлипами. — За свое избавление… и за спасение души покойного мальчика…

— Хорошо, — сказал Симон, — это вам зачтется на том свете. Но вам не хватило ума пойти и удостовериться, что тело действительно оказалось в реке и унесено течением!

Иегуда был так поражен, что даже плакать перестал.

— А оно не… не…

Симон вскочил и в бессильной ярости затряс руками: как Господь попускает, что на свет родятся такие дураки! Не сделать столь очевидной вещи!

— А почему, по-вашему, тело нашли почти у самого причала?! — воскликнул он.